Я съел плотный ужин — простая овсяная каша, хлеб и кусок разваренной говядины — и вышел проветриться, так как гостей пока можно было не ждать: трактирщик сказал мне, что Старейший обычно решает дела ближе к ночи и всегда приходит сам.

Драконий Клык представлял собой груду деревянных и каменных построек (часто над каменными первым или вторым этажом надстраивали ещё один деревянный, видимо, места для новых построек не осталось, а народу в городе не убавлялось). Все дома были втиснуты в невеликие по периметру стены. Строились как попало, и ни одного прямого участка улицы длинней полусотни метров во всём городе найти было нельзя. Кроме того ландшафт порядочно повышался от северной границы к южной, так что улицы упорно позли вверх, к самому замку местного конунга. На самой вершине города стояли два больших здания — поместье конунга (по сути две башни, соединённые двухэтажной постройкой) и храм Корда, оба здания были обнесены дополнительной стеной.

Раньше в городе жило, наверное, тысячи две человек. Сейчас здесь ютились не меньше четырёх тысяч, и это с учётом того, что последние события порядком проредили местное население. Таверна, в которой я жил, была переполнена, но места в других тавернах, у родственников и друзей, а так же в храме Корда, всем, понятное дело, не хватало. Беженцы ютились в каких-то шалашах из палок и тряпок, жгли мусор, чтобы согреться. Женщины, дети и молодые парни с угрюмыми и озлобленными лицами. Несколько сот человек, которые понимали, что они, фактически, обречены на смерть от холода и голода. Но здесь у них был хотя бы шанс выжить. Любыми способами.

Парень лет тринадцать продавал своих сестёр в возрасте от десяти до двадцати лет. Когда я проходил мимо он принялся выкрикивать цены за одно использование или ночь, причём, он с пустыми глазами предлагал и свои услуги. Рядом с этим семейством стояла женщина лет тридцати, она торговала городскими крысами, и этот товар пользовался популярностью, хотя, казалось бы, деревенские должны были тащить с собой еду. Невдалеке толпились и шлюхи-старожилы недовольные наплывом дешёвых конкурентов, но деваться им было некуда.

Я прошёл около квартала, но подавленный увиденным решил вернуться. В таверне у меня была отдельная коморка, куда я заказал ужин. В полном перечне услуг оказалась ещё и бадья с горячей водой, так что я взял и её — последний раз я мылся ещё за пару дней до отплытия сюда. За всё я заплатил монетой, заслужив первый радостный взгляд от трактирщика: он нёс убытки, содержа беженцев, и плата за мытьё хоть как-то покрывала его расходы. После той нищеты, увиденной на улице, было неудобно так шиковать, но мне хотелось смыть трупный запах, впитавшийся в мою кожу. Это не был запах разложения, трупы при минусовой температуре не разлагаются, но буквально каждую пору моего тела пропитал запах смерти.

За мытьём меня и застал Старейший. Как я и думал, это был тот человек в бесформенном плаще. Войдя в мою комнату, он на секунду остановился, вроде бы пожал плечами (вроде бы потому что из-за плаща было не понятно, что он на самом деле сделал) и медленно сказал:

— Я подожду. — Голос Старейшего был необычайно молодым. Он уселся на край лежака — дальше пройти мешала бадья.

— Я уже закончил, — быстро ответил я и выпрыгнул из воды.

Слуги убрали бадью и притащили небольшой столик, на который симпатичная служанка приволокла целый ворох закусок и кувшин с пивом. Всё это время мой гость сидел на лежаке, а я в одних нижних штанах ютился на трёхногой табуретке.

— Принеси нашему гостю нормальный стул и оставь нас, — сказал Старейший, когда служанка поставила на стол последнюю тарелку со строганной вяленой олениной.

Я уже поел, причём, во второй раз последние часа полтора, но сразу же запустил руку в тарелку с копчёной рыбой. А, пересев в глубокое плетёное кресло, взялся за пиво, налив сначала гостю.

— Я обычно не пью, но с тобой, пожалуй, глоточек выпью, — сказал Старейший. — Но сначала мне нужно раздеться, мне очень неудобно ходить в плаще. Надеюсь, мой внешний вид тебя не шокирует.

Старейший лукавил. Именно шокировать он меня и собирался, но на моём лице не дрогнул ни мускул.

Не одни оккультисты ставят эксперименты над людьми. Под плащом Старейшего скрывалось толстое тело с большой женской грудью, при этом лицо самого Старейшего было худым и молодым. Но старейший пришёл не один, если можно так выразиться, просто его сиамский близнец пока что спал. Хотя называть торчащего из области правой ключицы ребёнка лет трёх близнецом Старейшего было нельзя, слишком велика разница в возрасте, да и лицо не слишком-то похоже. К тому же, ребёнок явно был приделан к телу носителя искусственно — я видел большой шрам, связывающий поясницу ребёнка и тело Старейшего.

— Мои родители были странными людьми, — сказал Старейший. — Но очень любили своих детей. Мы гуляли втроём по лесу, когда на нас напал шатун. То, что ты видишь — всё, что удалось сохранить от нас. Сестра погибла, но части её тела позволили выжить нам двоим, хоть и в несколько своеобразном виде. Ты их осуждаешь за это?

Я покачал головой, не зная, что сказать.

— Это хорошо, иначе мне бы пришлось тебя убить, и Клинок Тени тебе бы не помог, будь уверен.

— Не говори это моему мечу, — сказал я, усмехнувшись.

— Мечу? — удивлённо переспросил Старейший. — Меч Ложной Тени был утерян больше тысячи лет назад, и это был полноценный бастард, а твой ножичек на меч явно не тянет.

Я, недоумевая, вытащил из "кармана" Меч Тени. Ему не нравилось то, что его беспокоят просто так, он сразу же захотел выпить жизнь моего гостя, но, повинуясь одному моему приказу, Меч притих.

— Вот.

Старейший вздрогнул, но видя, что меч своевольничать не собирается, осмотрел его, стараясь всё-таки держаться от клинка подальше.

— Ну, а я что говорю? Какой же это меч, это обычный тесак, хотя работа хорошая. Твоё оружие называется "Клинок Тени". Я понимаю, если женщина или маленький ребёнок перепутают меч с тесаком: для них всё, что длиннее ножа — меч, но тебе не нужно было вводить меня в заблуждение.

Я постарался не краснеть и убрал Клинок Тени в "карман".

— Что ж, думаю, нам пора перейти к делу, — проговорил Старейший, делая крохотный глоток из кружки. — Ты оказал нам неоценимую услугу, убив одного из высокопоставленных оккультистов и разогнав других, но уже сегодня после полудня одержимые начали стягиваться к городским стенам. Думаю, до следующего штурма у нас есть три или четыре дня. Некоторые одержимые за это время, конечно, умрут, но гасповским прихвостням ничто не мешает привести новых, так что нам нужно торопиться. Ты говорил, что ты гонец и предлагал союз, а значит, на севере сохранилась какая-то группировка пришлых. Сколько вы можете выставить людей? И на каких условиях поможете нам? Скажу сразу — слишком много не просите, у нас вполне хватает сил, чтобы продержаться за стенами пару недель, а там уже угроза взятия стен будет снижаться с каждым днём.

— Для этого вы и решили провести тактику выжженной земли? — догадался я. — Чтобы ни один одержимый не пережил зиму?

— Именно, — сухо сказал Старейший, — но, кажется, мы говорили о союзе?

— Нам нужно место, чтобы перезимовать. Припасов, оружия и прочего у нас предостаточно, но у нас совершенно нет крыши над головой. А мы поможем вас справиться со служителями Культа и будем охранять вас всю зиму.

Лицо моего собеседника скривилось.

— Ты не представляешь, сколько раз я уже это слышал. Мы пришли, чтобы помочь. Мы обеспечим охрану. Деньги на стол и ты забудешь, что такое опасность. В последний раз я слышал это от похожего на тебя пришлого. Он тоже был уверен, что делает и нам, и себе благо, и он тоже мне не нравился. Этот пришлый говорил о нашей безопасности, а его друзья в этот момент насиловали ту милую девушку, что принесла нам пиво. Знаешь, что я с ним сделал? — Старейший воздел над головой руки. То, что я до этого принимал за жир, оказалось мышцами. — Я раздавил ему голову вот этими руками, а мой брат вгрызся ему в горло и высосал из него остатки жизни.