И все же как стремительно, как незаметно пролетели десять лет со дня смерти Высоцкого! Как внезапно изменилась обстановка и в микросфере одного театра и в макросфере всей страны! Еще вчера мы жаловались на трудности доступа к рукописям Высоцкого, не публиковавшимся даже после его смерти, а сейчас мы не можем уследить за всеми публикациями его произведений, критических статей и воспоминаний о нем. 1986 год оказался переломным в официальном признании Высоцкого как поэта. Рекой, прорвавшей плотину, хлынули его стихи в печать. Стали появляться вещи, которые считались навеки погребенными в шкафах осторожных и нерешительных издательств.

Ветер обновления унес канцелярскую затхлость, отворил окна свежему апрельско-январскому воздуху, и этого оказалось достаточно, чтобы рухнули последние преграды на пути Высоцкого к своему народу, преграды, мешавшие неповторимому феномену новейшей истории культуры занять в ней достойное его место.

Самые высокие оценки творчества Высоцкого стали появляться не только в газете «Советский спорт» или в журнале «Катера и яхты», но и там, где прежде меньше всего можно было их ожидать, — в журналах «Вопросы философии», «Молодой коммунист», «Новое время», «Октябрь» и проч., — неопровержимое подтверждение нового мышления.

В этих авторитетных изданиях — а к ним можно добавить газеты «Известия», «Комсомольская правда», «Московский комсомолец» и др. — осуждается многолетнее молчание прессы, непризнание Высоцкого, ничем не оправданная неприязнь к нему со стороны официальной печати как при жизни, так и после его смерти.

Некоторые публикации особенно важны, ибо имеют принципиальное значение для изменения отношения к музыкально-литературному наследию популярного певца и поэта. Так, например, кинорежиссер Алексей Герман рассказывает о случайной встрече с Высоцким в поезде. «Работать хочется, — говорил тогда Высоцкий, — вкалывать, а тут тебя вдалбливают в какую-то оппозицию, чуть ли не врагом выставляют». И Герман справедливо ставит вопрос: «Чем и кому был вреден Высоцкий? Слишком дерзко шутил? Позволял себе смеяться над тем, над чем смеяться нельзя? Почему нельзя? Он же не зубоскалил попусту, а воевал с серостью, с пошлостью, с демагогией. Со всеми проклятыми недостатками, которые он яростно ненавидел, которые больше терпеть нельзя, о которых открыто говорят сегодня народ и партия. И с этой точки зрения, Высоцкий — полезный, государственный человек. Его надо было беречь, привечать, а не бить!»

Трудно, очень трудно будет объяснить грядущим поколениям, почему отвергали Высоцкого, почему о нем умалчивали, почему не утверждали на роли положительных героев. Тут вполне можно провести параллель с гонениями на Вл. Маяковского, с непризнанием его некоторыми современниками, которые выглядят сейчас очень жалко.

В 1987 году Вл. Надеин писал в «Известиях» (№ 23 от 25 января): «Сегодня, когда вспоминаешь тогдашнее непроницаемое молчание вокруг Высоцкого, личную отвагу редакторов, которые осмеливались напечатать это имя, поразительную нелепость домыслов вокруг его жизни и смерти, не рассеянных даже прощанием на Таганке, и ни разу с тех пор не завядшим холмом живых цветов на Ваганьковском, сознаешь, какой большой путь мы успели пройти от шепота к полногласию, от унизительной озабоченности последствиями честности к самой честности. И насколько большой путь предстоит…»

Сейчас в отдельных публикациях доходят до крайностей обратного порядка. По словам жены поэта Марины Влади, существует тенденция идеализировать Высоцкого, делать из него послушного дитятю. Он необычный человек, говорит Марина Влади, но никогда не был святым. Сейчас многие утверждают, что были его друзьями, а ведь пока он был жив, люди, не стоившие его подметки, считал^ что народ не должен о нем знать, решали все за других… Но это пройдет, а главное останется.

Это суровое и горестное, но справедливое признание. И мы в Болгарии не безгрешны в попытках если не идеализировать образ Высоцкого, то как-то смягчить краски, сгладить острые углы в его характере и поведении или вообще умолчать о них. Тщетные, заранее обреченные на провал усилия! Потому что резкость, непримиримость, яростность — составные части гражданской позиции поэта, они — в любой его песне, и не нужно иметь особо чувствительный слух, чтобы ощутить концентрированную социальность и нравственный фанатизм автора. Нет, ему совершенно не подходит роль послушного пай-мальчика, так же как терпят неудачи и попытки создать его иконописный портрет.

Может быть, и писать о нем следует так же свободно, раскрепощенно, даже слегка иронично, как говорил о себе он сам, но у кого хватит на это дерзости? Да и поймут ли такую манеру изложения? Ясно ли будет, что она инспирирована самим объектом изображения? Или сочтут это субъективностью, а то и фамильярностью?

Очень непросто найти верный тон для рассказа об одном из самых сложных для понимания художников современности. А еще труднее нигде не выйти из верной тональности, не утратить искренности, естественности, правдивости чувства.

Впрочем, не мудрствуя лукаво, давайте послушаем, что говорил сам Владимир Высоцкий в предчувствии смерти:

(«П а м я т н и к»)

Это пророческие слова. Высоцкий прекрасно знал, как ведут себя люди по отношению к «дорогому покойнику», и позволил себе посмеиваться над нами, предчувствуя, что мы поступим с ним по нашим стереотипам, уверенные, что делаем ему большое одолжение.

Вдумаемся в приведенные строки поэта. Свести его «сорванный голос» к «приятному фальцету» можно не только с помощью современных компьютеров, запрограммировав любой нужный нам тембр, но и гораздо более простыми средствами, скажем, обычным пером.

Неумелым восхвалением. Некомпетентным анализом. И все — от большой любви.

И, как ни парадоксально это звучит, нелегко писать сегодня о Высоцком еще и потому, что не с кем больше воевать за его признание. Это вызывает даже дополнительные затруднения.

Нельзя больше оправдывать пробелы в изложении, ссылаясь на отсутствие материалов, недостаточность фактов, необходимость уточнений и проч. Мы просто обязаны установить истину во всем, что касается жизни и творчества Высоцкого, отказавшись раз и навсегда от эссеистической приблизительности. Мы находимся пока что в самом начале пути, и нам предстоит преодолеть немалые трудности технического порядка.