Джеремия прыгнул и силой вогнал кинжал в горло. Степняк забулькал, дернулся пару раз и затих.

Наваждение схлынуло. Пошатываясь, Джеремия поднялся. Огляделся. Ни о каком подобии строя не могло идти даже речи, все смешалось в кучу: кони и люди, степняки и эратийцы. Лязг оружия, отчаянные крики. Смерть.

- Гобла! А я думал, что тебе конец! - Рядом возник ухмыляющийся Гернор. В руках он сжимал окровавленный по самую рукоять ростовой топор. - Живехенек? Ага, есть в тебе нужная жилка!

Глазастик глухо застонал, поднимаясь. Сил на то, чтобы говорить, у него не осталось.

- Ясно, - хмыкнул Гернор. - Держись меня — будем пробиваться.

Не было никакого желания перечить, и Глазастик послушался.

Яркий блик ослепил на мгновение. Проморгавшись, он увидел, как где-то справа что-то сверкает, настоящая волна сияния, неудержимый вал полированного металла. Неужели...

- Паладины! - взвревело сразу несколько глоток по соседству.

- Свет велик! Навались, братцы!

С глухим уханьем ополченцы подались вперед, сбились в кучу, в которой оказался и Джеремия с Гернором. Чуть погодя они заметили и Кранга, продолжавшего командовать своим взводом. Одной рукой он продолжал сжимать грануйское полковое знамя — красный разъяренный бык на коричневом поле. Говорили, что его придумал сам граф. Над толпой витало радостное воодушевление, даже и гоблин поддался на всеобщую веселую лихость. Паладины ведь — победа близка!

Рядом охнули.

- Во имя Света! Мужики, гляньте!

- Держать строй... Ох, что это такое?

- Да защитит нас Свет!

Сверкающая волна распалась на отдельные детали, похожая на шкуру огромной змеи. Тысячи чешуек, уложенных ровным узором. Джеремия присмотрелся и тоже обомлел.

«Елита», как сказали бы ополченцы. Настоящая степная «елита». Все, что было раньше — это так, оборванцы, сродни королевским ополченцам. А теперь... А теперь в бой шла реальная сила. Степная гвардия.

Ухоженные поджарые рысаки вместо нескладных мохнатых лошадок. Яркие попоны и мелкая вязь кольчуги на мощных крупах. На всадниках странный доспех, состоящий из сотен отполированных чешуек, - тело облегает, как вторая кожа. Покачивались в воздухе сотни ярких плюмажей на вершинах остроконечных шлемов с длинными и острыми наносниками, закрывающими чуть ли не пол-лица. Длинные и широкие листовидные наконечники копий наклонены вперед.

Острый стальной клин, как нож в расплавленное масло, вонзился в толпу ополченцев, сминая и разделяя ее на две части. Крики боли и ужаса вспороли воздух, чудовищный лязг сталкивающегося металла резанул слух.

- Где дружинники? Они должны были их остановить! – высокий, полный отчаянной надежды голос откуда-то сбоку. Кажется, это кричал молодой веснушчатый паренек с окровавленным лицом и в рассеченной кольчуге. Мелко дрожало копье в грязных руках.

- Нету уже дружинников, - пробормотал Кранг.

- Нету?! Как нету?! Где паладины?

Кто-то обернулся, вглядываясь назад, где раньше сверкали застывшими статуями из расплавленного металла ровные ряды гвардии Ордена Света, да металось на ветру тяжелое, шитое золотом и серебром королевское знамя. Там ничего не было. Паладины, развернувшись, уходили, перед ними маячил королевский ястреб, а позади - тянулся уцелевший обоз.

- Король бежал!

- А-а! Ратуйтесь, хлопцы!

- Дерржать строй!!! – Но как-то слишком неуверенно: скорее больше по привычке, чем по необходимости. – Ах, в Бездну все! Отступаем!!!

- Спасите!!!

Ополчение покачнулось, подалось сначала вперед, гремя оружием, и отхлынуло назад. Мигом войско превратилось в обезумевшую толпу.

Паника накрыла черным крылом всех, без исключения. Животный страх за свою жизнь, чувство локтя, сумасшествие спасающихся – все навалилось удушливой волной на Джеремию. Толпа врезала сапогом по печени, втоптало в землю, прошлась тяжелой подошвой по спине, размолотила в щепы древко, все еще стиснутое в руках, подхватила неистовым ураганом с землю и швырнула дальше.

А сзади с торжествующим улюлюканьем неслись степняки, рубили и кололи убегающих, арканы выхватывали из стада, в которое превратилось ополчение, людей и швыряли под копыта своих коней. Сзади неслись стрелы, разя в спины и задницы. Стальной клинок степной гвардии уверенно резал толпу на две части: одна – между молотом и наковальней вражеской армии, вторая… Второй дали шанс, но ненадолго. Как только расправились с первой половиной, степняки повернули и против остальных.

Это была бойня – ничего больше. Глазастик бежал изо всех сил, шныряя между топчущихся лошадей и падающих ополченцев. Чудом уворачиваясь от летящих стрел и стальных молний копий.

Еще чуть-чуть и еще. Дыхание рвало раскаленной кочергой грудь, ноги одеревенели, и гоблин уже совершенно не чувствовал, как он их переставляет. В глазах – багровый туман, и бьется в голове пойманной птицей душа.

Он не бежал, а просто медленно плелся, едва переставляя ноги. Огромные ступни заплетались, цеплялись одна за одну, руки повисли бесчувственными плетьми. Еще один бесконечный по счету шаг – ноги подогнулись, и Джеремия рухнул в пыль. Перевернулся на спину. Ему было просто все равно: он устал настолько, что уже просто было наплевать на поганых степняков. Скорей бы они пришли, да прекратили мучения.

Он перевернулся и вместо оскаленных степняцких рыл увидел звезды, огромные, сияющие и завораживающие. Просто звезды…

5.

Он лежал в траве и смотрел на небо. Звезд больше не было, а только лишь опрокинутое бледно-голубое дно огромной чашки. Даже небо в степи казалось пыльным – так и тянуло наслюнявить палец и провести по грязи. Авось, да проступит пронзительно-яркая полоса истинного цвета.

Осознание того, что он все еще жив, пришло к Джеремию лишь после этого дурацкого желания. Потом нахлынула радость. Дикое, необузданное счастье. Хотелось прыгать и плясать, орать во все горло и смеяться до колик в животе. Слава Свету, но сил на все это просто не осталось.

Глазастик лишь тихо застонал, перевернулся набок и попытался подняться, опираясь на руки…

Что-то тяжелое опустилось сверху и снова прижало его к земле. Тихий голос, что пах гнилыми зубами, старым луком и кровью раздался совсем рядом:

- Тихо, зеленка, не шевелись! А то спугнешь свою удачу.

Внутри все похолодело, желудок сжался и подпрыгнул куда-то к горлу. Джеремия медленно повернул голову.

Совсем рядом, спрятавшись за павшей лошадью, лежал Гернор и самодовольно лыбился.

- Тебе везет, - прошептал он. Из-за шрама и улыбки его физиономия перекосилась еще больше, став совсем уродливой. – Вот я и решил отхлебнуть из твоей чаши со счастьем. Теперь тихо – степняки за последний час прошли здесь дважды. Могет еще подтянуться. Подождем темноты – потом двинемся.

- Куда? – выдохнул Глазастик, косясь на ополченца.

- А дхар его знает! Могет на север, к Горгонаду. Думаю, возвращаться в Эратию смысла нет… Заткнись – кто-то идет!

Наверное, Гернор сам себе приказал замолчать, потому что за весь разговор гоблин сказал лишь одно слово. Да что там сказал – выдохнул на пределе сил.

Джеремия тихо перевернулся на живот и залег рядом с ополченцем.

Солнце пекло немилосердно и кольчуга немедленно нагрелась на солнце. Пот потек ручьем, разъедая ранки и ссадины, но Глазастик лежал, молчал и терпел.

Вскоре он услыхал тихий шорох – кто-то пробирался между валявшимися в траве телами ополченцев и степняков.

Первых было намного больше – пришельцы с востока гнались за ними долго, добивая паникующий сброд, в который превратилась королевская армия. Наверное, только чудо помогло спастись Джеремии. Оставалось лишь надеяться, что пока что оно оставалось с ним.

Сухой ветер гонял пыль над высушенной травой, шелестел пожелтевшими стеблями, да трепал одежду на трупах. Чего-чего, а мертвецов в округе хватало. Разрубленные, растоптанные тела, поломанное оружие, торчащие обломки копийных древок. Имелось несколько конных трупов, почерневших и раздувшихся. Над степью висела густая вонь, жужжали огромные зеленоватые мухи, назойливо лезли в уши и глаза.