- Фозз! А я думал, что сегодня мы ужинаем вареным огром! Жестковато, конечно, зато много, – с ложным сочувствием обрадовался цверг.

Но Фоззу грубоватый юморок гнома пришелся по душе: широкая пасть растянулась еще больше.

- То, что нас не убивает, делает сильнее, - почему-то сказал огр и шумно почесался. От распаренного тела поднялась волна невыносимой вони.

Джалад тут же одолели позывы к рвоте, но пустой желудок, вдруг сообразив, что и изрыгать-то нечего, быстро успокоился. В этот момент огненный маг также был готов закусить вареной огрятинкой.

В шахте расплавленная порода застыла причудливыми формами. В свете шахтерских фонариков сверкали еще горячие стеклянистые бугры и наросты, под ногами весенним тонким ледком хрустел легкий шлак. Не тратя время на разговоры, Шмиттельварденгроу ударил киркой по блестящему холмику. Камень, как ни странно, раскололся с легким звоном, обнажив вплавленные в него гладкие окатыши темно-серого цвета – настоящие железные самородки. У Джалада от удивления глаза полезли на лоб.

- Невероятно! Магия?

- Ты что, тысяча демонов Бездны тебе в глотку! – Цверг улыбнулся, гордый своим достижением. – Торжество технической мысли. Дварфы – жалкие подражатели по сравнению с цвергами. Еще в детстве я прожигал «огненным дыханием» в скалах проходы, где могли разъехаться две телеги, а в горне им же плавил мифрил и адамантиум. А железо, если его как дерьма в навозной яме, можно добывать и таким способом. Шлак, образующийся сверху, хрупкий как горный хрусталь. Ладно, не будем рассиживаться: из-за нашего друга огра мы опять вынуждены будем хлебать тюремную баланду, а не мясной супчик. Но и это не так уж плохо, чем остаться вовсе без пайка. Не так ли, Фозз?

- Угу, - буркнул огр, совершенно не обидевшись. Для этого он был слишком толстокожим существом.

За несколько часов троица сумела загрузить несколько вагонеток шлаком и железом. В центральном стволе шахты были проложены две узкоколейки: одна в сторону отвалов выработанной породы – «мусоросборника», как их называли сами каторжники, а одна – прямиком к огромным домнам железоделательной фабрики, сплетаясь и соединяясь с сотнями ее сестер-близнецов из других забоев. Не стоило бояться, что надсмотрщики заинтересуются несколькими вагонетками из тысяч, поступающих из забоя. Оставалось лишь доставить их к станции паротяга – пыхающего дымом и паром стального чудовища о десяти колесах, доставлявшего руду на поверхность. Но до него еще требовалось добраться.

Вагонетки снабжались своеобразной упряжью, вроде лошадиной, в которую впрягались сами каторжники. Тянуть тяжеленные вагонетки приходилось вручную, и был это поистине труд, достойный применения в качестве наказания грешных душ в Бездне. Раньше и на поверхности использовали заключенных и тарквиниев, пока громыхающий всеми своими деталями и тормозящий у каждого столба технический прогресс дварфов не дошел до изобретения паротяга – гордости подземной расы. Хотя Шмиттельварденгроу и о нем отзывался исключительно в презрительном тоне, считая его чем-то вроде костылей для малоспособных к волшбе гномов.

Само собой, в вереницу тяжеленных вагонеток с чистым железом впрягся неприхотливый Фозз, а Шмиттельварденгроу вместе с Джаладом взяли на себя значительно более легкие со шлаком. К тому же, цверг не горел желанием подниматься наверх к станции паротяга, где все время ошивались орки-надсмотрщики, а, не ровен час, можно было встретиться нос к носу с дварфами.

Вагонетки шли ходко – каждый из каторжников понимал, что хорошо смазанные рельсы, это залог облегчения работы. Через несколько часов плутания по подземным коридорам, цверг и человек вышли к мусоросборнику. Но даже здесь отсутствовал выход на поверхность: несколько десятков узких шурфов пробивали стену пещеры и тянулись до грандиозных отвалов использованной породы по ту сторону защитного вала Ганалийской долины.

На то, чтобы опорожнить вагонетки, ушло еще пару часов, и по окончании работы, даже такой значительно облегченной, Джалад чувствовал себя так, словно за день перевез таких вагонеток не пару штук, а три-четыре сотни. Цверг же, наоборот, чувствовал, что постепенно втягивается в ритм, руки наливаются силой, и уже не так беспокоят прокуренные легкие и больная спина; с каждым днем тело становилось гибче и ловчее, а голова работала как никогда ясно и четко.

Хоть охота на огнедуя и путешествие к мусоросборнику заняло немалую часть рабочего дня, цверг и джаффец вернулись в подземные бараки раньше, чем остальные. Опередил их лишь Фозз, увлеченно уплетавший свою порцию зеленоватой бурды, которой потчевали своих подопечных дварфы. Их чего она готовилось, оставалось величайшей загадкой Ганалийской долины, но судя по вкусу и запаху, нормальные продукты в этот секретный состав не входили. Фозз и Шмиттельварденгроу восприняли такое питание вполне нормально – в своем походном прошлом им приходилось употреблять кое-что гораздо неприятнее, но более капризный желудок Джалада сначала отчаянно сопротивлялся насилию над собой и отказывался от такой пищи. Но джаффец промучился лишь несколько первых дней, пока опасность голодного обморока и безрадостной кончины в дварфской домне не заставили желудок поменять свое претенциозное мнение.

Фозз в пару движений похожей на совок ладони опорожнил свою миску и теперь с плохо скрытым вожделением посматривал на порции своих друзей. Цверг скептически оценил содержание своей миски и изрек вердикт:

- Да уж… Вареный огр был бы гораздо питательнее. А ты бы, Фозз, не отказался от себя в качестве жаркого?

Огр громко рыгнул, утер физиономию тыльной стороной ладони и меланхолично заметил:

- Пусть каждый вкусит моей плоти, и плотью моей причастятся.

Джалад поперхнулся. Отплевавшись, он с удивлением воззрился на него. Шмиттельварденгроу опередил невысказанный вопрос огненного мага и пояснил:

- Когда-то мы наткнулись на библиотеку одного эратийского лорда, и наш большой друг пристрастился к чтению. Ну, там философские трактаты всякие, алхимические труды и прочее дхарово дерьмо.

- Радость чтения – одно из высших благословений Всевышнего! – наставительно произнес Фозз.

- Что, однако, не помешало тебе есть людей, - съязвил в ответ Шмиттельварденгроу.

Огр лишь скромно потупился.

Только когда колония светлячковых грибов на потолке жилой пещеры стала постепенно гаснуть, отмечая начало ночи в этом подземном царстве, стали появляться остальные каторжники, усталые, изможденные и отнюдь не такие жизнерадостные, как давешняя троица. Но у заключенных не хватало сил даже на выражение своей завистью более удачных сокамерников, лишь бы до койки – выдолбленной в каменной стене ниши – добраться. К тому же многие уснут голодными, так как не смогли выполнить дневную норму. Но и это еще было полбеды. Гораздо хуже, если каторжан решит прошерстить сам Сломанный Клык.

Видимо, у кого-то возникла схожая мысль, чем он все и сглазил. Дикий хохот, рык и хрюканье возвестили о приближении вождя орков-каторжан, великого и ужасного Сломанного Клыка и его свиты. Те редкие разговоры, что еще возникали среди уставших заключенных, тут же стихли. И чем громче были звуки, тем угрюмее становилось молчание, словно накапливающееся в ожидании настоящей бури. У входа в барак заметались отблески факелов – процессия была уже совсем близко. Даже Шмиттельварденгроу чуть-чуть скукожился, но тут же одернул себя и выругался сквозь зубы. И словно в ответ на его ругательства возник глухой рык, сложившийся в более-менее осмысленные, но донельзя грубые слова:

- Где эти, гхырлы?! Где эти бездельники, привыкшие лишь жратву лопать в три горла?! Сломанный Клык покажет вам, как следует работать!

В жилую пещеру ввалилась гурьба орков, размахивавшая факелами, а во главе ее важно шествовал крупный побуревший орк. Желтые клыки выпирали из-под нижней губы, сплюснутый нос сморщился, словно от вони давно немытых тел, под кожаной безрукавкой проступили бугры перекачанных мышц, а за пояс был заткнут бич.