- Как же так? Не может быть, чтобы мы проиграли битву. Король обязательно что-нибудь придумает!

- Ни хрена он не придумает! Лекари говорят, он в шатре одевает латы. Сам пойдёт в бой. Положение патошное. Ты просто оглядись: раненым уже никто не помогает, половина лекарей ушли в леса. Здесь нам верная смерть.

- А как же резервы?

- Капля в море против сил Орды. Я тебе говорю, здесь нам ничего не светит кроме смерти. Идём же.

Они сделали пару шагов. Кастер остановился. Ещё до битвы он мечтал сбежать, но рядом всегда находились те, кто мог уличить. А сейчас, рядом никого, кто мог бы препятствовать и не хватился бы никто, но что-то держало. Жаль отдать столько сил за победу, а потом трусливо сбежать.

- За дезертирство нас повесят.

- О нас с тобой никто не вспомнит. Знаешь, сколько народу перемололи в кашу на том поле? Этого никогда не узнать. Так же, как не узнать о том, кто остался там, а кто ушёл. Сменим форму в ближайшем поселении и уйдём в лес, а там нас ни орки, ни солдаты не найдут. Вольная жизнь куда лучше смерти.

- Вольная жизнь? – с подозрением взглянул Кастер на собеседника. – Разбойничать предлагаешь?

 - Не обязательно. Есть много возможностей заработка для тех, кто умеет держать меч. В конце концов, выбор не велик. В твоей деревне тебя могут найти, в лесу – нет.

Кастер не решался сделать выбор. Слова цыгана звучали убедительно и преступно одновременно.

- Да пойдём же! – уже громче выкрикнул цыган. - Иначе орки нас догонят! Ещё есть шанс спастись. Наши жизни нужны только нам, и только мы можем их спасти. Королю сейчас не до спасения больных да калеченых.

Кастер обвёл взглядом раненых, они тоже знали, что их ждёт, многие наверняка уже разбежались.

- Давай ещё кого-нибудь возьмём с собой, - сдался Кастер. – Ты ведь сам говорил, что их перебьют.

- В таком случае, можно оставаться здесь. С обузой нам не уйти. Вдвоём скрыться проще, чем впятером. Мы не боги, мальчик, так что не думай о них. Спасать будем, когда сможем.

В словах цыгана Кастер уловил робкую надежду на будущее, на жизнь, что им ещё предстоит прожить. Мысли о людях, которым они однажды помогут, послужили тараном, сорвавшим последние запоры нерешительности.

И сразу захотелось жить.

- Ты знаешь куда идти?

- Приблизительно, - кивнул цыган. – Сначала пойдём на запад, подальше от орков, там выйдем на тракт и по нему к деревеньке. Как раз знаю одну укромную… Сменим одежду, а дальше на юг, к Мрачным Лесам. Там и укроемся.

- Почему именно туда? – о Мрачных Лесах Кастер хорошего не слышал: разбойничий приют, прибежище колдунов и убийц. Место не для мирных людей.

Цыган недобро улыбнулся.

- Родился я там.

Юноша посмотрел на юг. На далёком горизонте деревья очерчивали бескрайние поля. Если цыган говорит, что знает те места, значит опасаться их не стоит. К тому же сегодня Кастер отнял десятки жизней, и в будущем уже не смог бы называть себя мирным человеком. Зато среди убийц теперь есть чем заработать уважение.

 Главное, чтобы отнятых жизней хватило на одну новую жизнь.

4. Вождь на ниточках.

15 июня.

Близился рассвет. Солнце ещё не показалось на горизонте, лишь далёкие отсветы, предвещая явление дня, рассеяли мглу. На опушке леса, у той линии, где чаща истончается, встречаясь со степным простором, одинокий шатёр прижимался к вялым теням крайних елей. За шатром, привязанный к вогнанному в землю толстенному бревну, дремал косматый бурр[1]. Почуяв со стороны леса чьё-то присутствие, бык покосил мурёный взгляд, всхрапнул, и даже когда что-то зашевелилось в тенях деревьев, остался стоять на месте. Обычно звери боятся всего неизвестного, и даже боевые кони, чувствующие себя как дома в кипучке битвы, начинают нервно ржать и рваться с привязи при виде непонятных теней где-нибудь за ветвями. Но отшибленная во множестве драк голова бурра меняла взгляд на неизвестность. Скорее всего, бык остался бы спокоен даже если сзади подкрался сам Донный Владыка и заорал на ухо.

Бледная, маленькая тень плавно отслоилась от теневой массы леса и замерла у шатра. Ветхие, кое-где дырявые и залатанные тряпки чуть заметно колыхались на лёгком ветерке, а занавес, прикрывавшая вход и явно сделанный из чьей-то кожи, висел ровно и непоколебимо. Под невидимым натиском он приподнялась, и тень нырнула внутрь.

В полумраке и прохладе тень обрела облик. Проявившийся капюшон слетел с головы, открыв бледное лицо с изогнутым носом и узкими глазками. Приземистая фигурка, издали походившая на детскую, затаилась у входа и пристально всматривалась в обстановку. Лишь яркие бельма пустых глаз выдавали её присутствие.

Захламлённый шатёр больше походил на хранилище шкур и всяческого тряпья, всюду валялись под ногами кипы тряпок, а кое-где и вовсе сбивались в высокие кучи; шкуры висели и на балках - может быть заменяли ковры, а может, сушились. Из дальнего края шатра доносилось мерное сопение крупного существа. Бока туши ровно вздымались и опускались, свидетельствуя о крепком сне. А прямо над спящим существом, прикреплённая к одной из корявых опорных балок, висела одноручная секира.

Проникший в шатёр карлик крадучись направился к орудию, при этом криво усмехаясь и потирая ладоши. Ковёр из шкур надёжно скрывал звук шагов. Пробравшись через громоздкий завал, карлик замер с задранной головой – с его ростом до секиры не добраться.

Дрыхший в двух шагах орк завозился, перевернулся с бока на бок, огромные мышцы, даже во сне выглядели готовыми к бою. Набедренная повязка съехала, и карлик завистливо отвернулся, затем отошёл на шажок, чтобы лучше видеть топор. Острый взгляд впился в верёвку, подвешенную к сучку - тяжёлое оружие натянуло её как струну. Мертвецкое лицо карлика превратилось в подобие изваяния, глаза засветились бледно красным. С каждым мгновением свечение усиливалось. Из-под плаща появилась тощая рука, такая же бледная как лицо, крючковатые пальцы тёрлись кончиками между собой, будто скатывали комочек из хлеба. При этом пламенный взгляд, осветивший половину шатра, не отрывался от верёвки. Толстые волокна, туго переплетённые между собой, задымились, начали покрываться гарью. Движения пальцев ускорились, и вслед за этим гарь посыпалась вниз. Одна за одной ниточки истончались, превращаясь в тонкие опалённые волоски и рассыпались. Когда верёвка истончилась на добрую половину, топор дёрнуся. Змеиная улыбка разрезала напряжённое лицо карлика. Движения пальцев ускорились, и вот секира рухнула в шкуры, чуть не угодив в голову спящего орка.

Карлик ловко подскочил к орудию и, пыхтя, оттащил на пару шагов назад. Толстая рукоять, обмотанная жёсткой бечёвкой, как нельзя лучше подходила для орочьей ручищи, но никак не для хилых лапок карлика. Иззубренные лезвия хранили на себе воспоминания о былых сражениях. Наверняка оружие забрало десятки жизней, и попади оно в руки к хорошему магу, то можно было бы сделать из простой секиры мощный артефакт. Но карлик пришёл сюда не для похищения. Он склонился над топорищем, пальцы коснулись дремлющей стали, а губы зашептали наговор:

« Грязное железо, вспомни смерти вкус,

Ощути касанье хладных, мёртвых уст (здесь карлик склонился над лезвием и лизнул его).

Холод этот в ранах вражьих оставляй

И рукой хозяйской твёрдо управляй.

Грязное железо, вспомни жизни вкус

Пищею желанной станет нынче пусть.

Отбирай и грейся, злобы не тая,

Жизнь была чужою, будет жизнь твоя.

Грязное железо, повинуйся мне

Если не желаешь плавиться в огне».

Густая жидкость, оставленная на лезвии, медленно обесцветилась, а карлик поднялся с колен и на цыпочках попятился к выходу. Капюшон вновь покрыл голову, превратив маленькое существо в ещё меньшую тень совсем не различимую в сумраке шатра. Ещё через мгновение тень шмыгнула наружу и, под ленивым взглядом бура, понеслась к лесу.

Орки победным маршем шли через земли людей. Для зеленокожих не существовало ни названий королевств, ни границ между ними, они просто жгли дома, убивали людишек и грабили, грабили, грабили. Во славу Орды!