В начале XX века возникло пацифистское движение. Пацифизм — это комплекс теоретических воззрений и идейных устремлений, подразумевающих особый тип отношения к существованию человечества и человека, признающих необходимость разрешения всех конфликтов только ненасильственным путем, только установлением всеобщего согласия. Это совместный результат как развития философами со времен древности идей ненасилия, так и религиозных вероучений. Пацифисты активно выступали и продолжают выступать против войны, против ставки на силу, не забывая порой и о требовании соблюдения прав человека.

Конечно, пацифизм главным образом нацелен на взаимодействие человека и власти, на попытки заставить государства отказаться от применения силы и, в конечном счете, призван изменить отношения между государствами, в чем он, следует признать, многого добился. Культура Мира имеет более широкий «охват», потому что доходит и до отношений между людьми, и даже до отношений человека и природы. По сути, она вбирает и пацифизм, и экологию, и принципы Нагорной проповеди.

Вместе с тем, важно подчеркнуть, что Учение о Культуре Мира носит надрелигиозный характер и реально может быть распространено в пределах всей планеты.

Культура Мира — отнюдь не изобретение Ю. М. Лужкова. В самом начале книги заявлено, название и, одновременно, обозначение цели широкого общественного движения, инициировано Федерико Майором, бывшим генеральным директором ЮНЕСКО. По инициативе этой влиятельной организации 53-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН приняла в 1997 году Декларацию о Культуре Мира и программу действий в области Культуры Мира.

Юрий Михайлович Лужков не просто поддерживает оказавшиеся ему близкими идеи - он развивает их. «Для цивилизации, основанной на принципах Культуры Мира, - пишет автор, - должно быть характерно стремление избежать всех видов дискриминации по любому признаку». По какой причине? «Равенство возможностей всех законопослушных людей — незыблемый принцип и важнейшее условие построения такой цивилизации. Для этого, в первую очередь, необходимо безусловное признание равного права всех людей на пользование земными благами...»

Речь идет о формировании цивилизации, основанной на Культуре Мира. Для этого необходимо широкое распространение Учения о Культуре Мира. «История человечества, в том числе и наша недавняя история, дает достаточно информации о том, что нужно делать, чтобы утвердить какое-то Учение. Разумеется, эти методы работают только в том случае, когда есть хоть какой-то шанс, что последователям этого Учения станет от его распространения лучше, в любом, значимом для потенциальных последователей, смысле слова лучше». Среди возможных методов Ю.М. Лужкову видятся: создание убежденности в особой защищенности последователей Учения; вовлечение семейного воспитания в пропаганду и внедрение Учения; пресечение, в той или иной форме, влияния противников Учения; проведение массовых акций и культивация привлекательных ритуалов для сторонников Культуры Мира.

Думается, в этом и есть слабая сторона данного, как, впрочем, и любого другого позитивного Учения — отсутствие реального механизма, обеспечивающего быстрое проникновение в общественное сознание, превращение в нормы жизни. Менталитет - вещь трудно изменяемая. Тем более, в условиях, когда прошлое довлеет над нами, когда нет возможности начать жизнь в какой- то момент с «белого листа». Но это не повод для отрицания ценности идей и учений, касающихся более совершенной организации жизни того сообщества, которое населяет планету по имени Земля.

ПРЕДСТАВЛЯЕМ КНИГУ

Владимир Найдин

Разминка и основная часть

Рисунки Е. Садовниковой

Я жестоко страдал от холода. В Москве, в июле. Точнее, не в Москве, а в Химках, и холодным был не июль, а вода в бассейне. После тренировок по плаванию я замерзал так, что, казалось, раскаленные пески Каракумов не смогут меня согреть. Ник- ког-гда-да! Сгорю, но не согреюсь! У меня не то что зуб на зуб, а челюсть на челюсть не попадала, они и ходили справа налево, как у людоеда в кукольном театре. Я так дрожал, что тугая резиновая шапочка сползала набекрень, а коленки с громким стуком бились друг о друга. Лицо и грудь становились фиолетовыми, а уши белыми и твердыми, как у утопленника. Пальцы чудовищно разбухали от воды, кожа на них оплывала вялыми складочками. На ноги я и не смотрел: боялся, наклонив голову, потерять равновесие и упасть. Самостоятельно подняться я бы уже не смог. Только с посторонней помощью. Но у нас, пятиборцев, не было принято особенно жалеть друг друга, а знаменитый своею открытой ненавистью к соперникам Левка Зайцев зловеще говорил, глядя на меня: «Пусть погибнет слабейший». Он уверял, что таково было справедливое мнение древних спартанцев, которые выбрасывали в окошко или там со скалы недостаточно бодрых младенцев. Меня бы они тоже давно выбросили — таким я рос хилым и слабым. Но постепенно выправлялся, закалялся и к двадцати добрался до занятий современным пятиборьем. Так что теперь, с точки зрения древних греков, меня выбрасывать было незачем. Грешно даже. Но вообще-то слабых мест у меня оставалось повсюду достаточно.

Вот и в пятиборье. Технические виды - фехтование, стрельба, скачка на коне - шли вполне прилично. Бег - уже только терпимо. А плавание — из рук вон плохо. Плавать я умел только брассом, «лягушкой», — обе ноги под себя и потом — раз! - в стороны и назад. И руками тоже на лягушку похоже - локти прижать к груди, потом выдвинуть вперед и резко развести в стороны, как будто воду раздвигаешь, чтобы головой вперед пролезть. Очень хороший стиль — спокойный, бесшумный, хорошо видно, что впереди делается, и не захлебнешься. Но скорость низкая, не годится для пятиборья. Тут каждая секунда ценится на вес золота. А я со своим брассом целые золотые слитки выбрасывал.

Так что пришлось переучиваться на кроль — ноги по очереди колотят по воде, руки машут, как крылья мельницы. Лицо в воде, дышать нужно, поворачивая лицо изо всех сил, кривя при этом рот, чтобы набрать больше воздуха, чем воды. Шумно и утомительно. А тут еще тренер по плаванию сменился. Новый был твердо убежден, что количество упражнений обязательно переходит в качество. Он только что кончил курсы по усовершенствованию тренеров, а там много занимался философией, и потому спорить с ним было совершенно невозможно. Он уверенно применял философские категории, которые еще свежи в его памяти, ко всем случаям спортивной жизни. Особенно он любил «единство и борьбу противоположностей». «С одной стороны, тебе плохо и будет еще хуже, - говорил он неудачникам, - а с другой стороны, это же и хорошо».

Он постановил, что плавать мы будем в открытом бассейне с холодной водой, «тяжелой», плывется в ней плохо, и это, по его мнению, хорошо. Начинать будем в пять вечера, а кончать в восемь - это, конечно, поздно, значит, плохо, но в это время, говорят, работоспособность повышается, а это уже хорошо.

Он был высокий, толстый, с большой загорелой лысиной и совершенно непроницаемым одутловатым лицом. Одевался в темный костюм и серую пластиковую рубашку, явно не пропускавшую воздуха. Так ему больше нравилось. Звали его Серж Лютерович. Мы его фазу окрестили Сердце Лютера, а так как нетвердо помнили, кто он такой, этот немецкий Лютер, и что он там наделал, то быстро переименовали в сердце Лютое.

Уже после первой тренировки переименовали.

Наш динамовский автобус подъехал к еловому парку на берегу канала. Стоял серый, пасмурный день. Временами набегал резкий и прохладный ветер, который распахивал густые еловые ветки, показывая нам огромную несуразную трибуну, спускавшуюся к воде. За этой трибуной находился открытый бассейн, отгороженный от реки белыми рыбацкими поплавками. Перед выездом мы плотно пообедали и потому вышли из автобуса сытой, расслабленной походкой, с вожделением посматривая не на бассейн, а на уютную зеленую полянку между деревьями. Поспать бы!