В голове у него все поплыло: и деревья, и небо, и темный лес, и яма, и мешок. Он никак не мог сосредоточиться и ничего не предпринимал минуты две. Просто притулился к краю ямы и обессилел.

Но скоро инстинкт будто прошептал где-то внутри его: «сматывайся скорее!»

И тогда Афанасий заметался: он выдернул из ямы мешок и помчался с ним к машине, не чувствуя тяжести, закинул свою находку на заднее сиденье, схватил кусачки и молоток – и снова к яме.

На земле он увидел несколько выпавших из мешка пачек, но решил их подобрать позже. Он сразу осознал, что сундук одному ему не извлечь, и что лучше его вскрыть в яме. Там и колотил он по нему, что есть мочи, прямо молотком по крышке и железу. Но это была бесконечная затея – вещь оказалась добротной и не помогал даже топор.

Тогда он снова принялся копать, временами останавливаясь и вслушиваясь в наступившую темноту.

С одного боку обнаружился висячий замок. Кусачками замочные петли взять нельзя, и тогда вновь застучал топор, высекая из железа искры.

Афанасий совершенно ополоумел, во что бы то ни стало решив добиться своего. Первобытный варвар и вандал проснулись в нем и завладели его воспаленным сознанием. Им было начихать, что звуки далеко разносятся, что сундук – антикварная редкость, что в любой момент у ямы может появиться кто угодно и запросто проломит голову. Одна лишь цель – добраться и заполучить – двигала варваром и вандалом. Они, словно два черта, прыгали и плясали внутри Афанасия, так же страстно и безумно, как тысячелетиями они громили и заполучали города и их богатства.

И ни одна здравая мысль не шептала уже внутри: беги, Афанасий, на твой век и того хватит!

Он бы лучше всё отдал, чем не добрался до содержимого сундука.

И добрался. Правда, сильно поранил палец, так, что всё заляпал кровью, и, когда открыл крышку, то был дико разочарован – ибо сверху лежали какие-то свитки и футляры, какие-то папки и просто листы.

Но зато на самом дне – мешочки с чем-то тяжеленьким. В одних оказалось золото – песок и самородочки, в других алмазы. Эти мешочки, завернув в целлофан, и подхватил Афанасий, потащил к машине, и только тут почувствовал, что кровь хлещет из раны.

Какой-то тряпкой он долго пытался сделать повязку. Весь в грязи, в крови, он повторял про себя, что всё будет тип-топ, что всё пустяки, и нужно лишь быстрее смотаться с этого чудесного «пиратского» места. Кровь остановилась сама собой, Афанасий побросал мешочки на переднее сиденье и сел в машину.

Почти мгновенно в его голове родился план: ехать с таким грузом в город нельзя, вдруг остановят, нужно все перепрятать, уже темно, лучше это сделать у водоема.

Так он и сделал. Несмотря на темень, ушел подальше от пруда в лес и закопал добычу, припорошил листвой следы и настрогал на деревьях маленькие отметины. У водоема отмылся, покурил, борясь с желанием пересчитать содержимое двух пачек, что оставил при себе.

Он уже перестал бояться, налился эдакой значимостью, почувствовал себя содержательным и достойным всего, что сумел совершить в этот вечер.

Он вспомнил, о забытых у ямы фонарике и инструментах, да и в принципе, решил забрать бумаги, что лежали в сундуке – может, они ценные – чего им пропадать.

Ему почему-то казалось, что за сундуком никто никогда не вернется – будто он действительно открыл клад каких-нибудь давно повешенных на реях пиратов.

Совершенно открыто он притормозил у ямы, перегрузил в салон бумаги и футляры и стал засыпать пустой сундук землей. На это ушло не так уж много времени, и скоро он уже выбирался на большую дорогу.

Подъехал он к повороту в тот момент, когда сюда же подкатил черный «мерседес» с тонированными стеклами. Афанасий еще подождал, когда тот проскочит, но «мерседес» притормозил и обозначил правый поворот.

«Вот те на! – обожгло Афанасия. – Неужели они?!»

«Мерседес» был чёрен и казался пустым. Афанасий нажал на газ и быстро выскочил на асфальт. «Гони!» – закричал ему животный страх, и правая нога до предела вдавила педаль.

В зеркальце он увидел, как «мерседес» скатился с шоссе и провалился во мглу.

Нужно было срочно свернуть, совершенно понятно, что его спокойно догонят, когда обнаружат, что клад был вырыт. Увидят следы от машины, комья земли…

«А где фонарик?! А я же не подобрал выпавшие пачки! Ах, придурок! А где топор?! Они могли запомнить номер машины!»

Афанасию стало плохо, в груди так сдавило, что он физически ощутил, как от этого давления вот-вот – и лопнет сердце.

Спасти его мог только перекресток. В Подмосковье столько дорог, а здесь как назло ни одной. Да еще колымага еле тащится и не дай бог развалится от перегрузки. Афанасий выжал все, что мог.

Ну, вот и развилка. Он сходу ушел вправо, перескочил мост и скоро выехал в какой-то «спальный» район, где влился в поток машин, покружил вокруг домов и сориентировавшись стал пробираться к дому.

Развилка его спасла. Потому как через минуты три после Афанасия через нее со страшной скоростью пронесся черный «мерседес» – словно голодный хищник он мчался на Москву за своей упущенной добычей.

повествующая о грандиозной

Луже, о любви Сергея Яковлевича и Елены,

об их злоключениях, о болтливом Михаиле

и о продолжающихся поисках клада.

Кто не был в Москве на стадионе «Лужники» в конце ХХ века, тот не в состоянии понять, какие перемены, какую революцию заполучила Россия.

На территории спортивного комплекса «Лужники» была открыта оптовая ярмарка, куда со всей страны съезжались за товаром мелкие торговцы – все эти обалдевшие от перемен тетки и дядьки, молодые и старики. То было поистине вавилонское столпотворение! Свободный рыночный хаос!

Наверное, сотню раз на Луже (как именовали этот рынок торговцы и покупатели) менялись порядки, формы торговли и методы взаимоотношений хозяев и торговцев рынка, пока, наконец, Лужа не превратилась в государство в государстве – со своими жесткими законами, со своей системой круговорота денег, со своей управленческой верхушкой и даже со своей армией.

Немало крови и слез было пролито, немало судеб перемолото, немало денег потрачено для того, чтобы появилось это новое государство.

Создатели его в тени, у них много имен, а если и есть одно-два лидирующих имени, то и они никогда не расскажут, какими методами строилось это богатейшее государство.

Никакие депутаты, никакой президент или даже сам городской голова не властны закрыть это чудо-чудное, диво-дивное.

Какая там демократия, какой правопорядок, какой закон, какие налоги – деньги! – вот что производит это государство и чем оно покупает всех и вся.

Трудно представить – сколько жадных ртов насосалось от этой бесконечно дойной коровы. Если собрать все прибыльные деньги, то спортивный комплекс целиком можно было вымостить булыжниками из чистого золота и еще бы осталось для золочения памятника некоему Ильичу, что взирает со своего постамента на людскую толчею, на мелкие радости и трагедии этих разноликих масс, совершающих перед ним глумливое действо.

«Когда-нибудь и этот Вавилон станет историей, и историки будут копаться в воспоминаниях очевидцев, создавая еще одну главу для эпопеи „Москва и москвичи“, а обо мне и не упомянут», – подумал Сергей Яковлевич Кандыбов, называемый своими ребятами ласково – Дыба.

Да и что ему там делать – в истории? Есть власть открытая – что всего лишь верхняя часть пирога власти, а есть самая сладкая, тайная власть, о коей история лишь догадывается. Весь мир знает Майкла Джексона – эту живую заводную игрушку, и что? – ну, войдет он в историю поющих клоунов, как Буратино в сознание малышей, – такая история смешна для Сергея Яковлевича. С некоторых пор он знает и другие истории, где власть может быть истинной, а не бутафорной.

Кандыбова можно было бы назвать бандитом, если бы это понятие в последние времена не претерпело трансформацию. Бандит – это член банды, которая занимается анти-законными делами, совершает преступления. Сергей Яковлевич свое отсидел, за мошенничество, семь лет. Потом работал начальником производства на мебельной фабрике. А когда империя рухнула, ушел в бизнес – торговал автоматами Калашникова, стал контролировать территорию, подобралась команда, группировка, как говорится. Потом начали вклиниваться в Лужу, претендовать на долю, пришлось и кулаками работать и пострелять, пока не утвердились. Отвоевали кусок, и побежал ручеек денежек, и все довольны, если не считать мелких разборок с соседями по пирогу.