Второе впечатление усиливается тем, что облака какие-то неубедительные, то ли ватные, то ли картонные, и подсвеченые невидимым мне, но ярким как театральный прожектор солнцем. Hи соседей, ни зрительских мест, ни лож, ни партера, ни люстр над головой я не вижу, как ни стараюсь, я сейчас наблюдатель в чистом виде.

Причем облака не пустуют. Сейчас я вижу на одном из них группу... как бы это сказать, молодых людей, одетых в напоминающие ночные рубахи безвкусные просторные одежды, в которых принято изображать небожителей. Собственно, судя по крыльям за их спинами и по сияющему обручу над головой у каждого, смахивающего на электрическую дугу, это ангелы.

Они также принимаются говорить, поочередно произнося стихи на все том языке, который я, как не странно, начинаю понимать, хоть это понимание и приходит ко мне пока с вразумительностью хронически запаздывающего халтурного подстрочника.

Ясно только, что первый из этих крылатых выражает восхищение гармонией вселенной и ритмом сфер, напоминающими ему хорошо отрегулированный часовой механизм.

Отработав свой куплет, он передает очередь следующему. Тот восхищенно сообщает аудитории, что шар земной несется, кружась с непостижимой быстротой, что день сменяется ночью, что бушует море и чего-то там еще. Его щенячий восторг мне совершенно необьясним.

Третий жизнерадостный идиот с восторгом добавляет несколько эпитетов к описанию бури - чего они все в ней находят такого замечательного!? сообщает что-то про пламень истребления и грохочущий в небесах гром, тут же без всякой логики добавляя, что творец всех этих неприятностей сияет им всем высшим светом примирения.

И наконец все трое сливают голоса в общем куплете, сообщая, что их упование крепчает при виде твердой руки создателя, творения которого так же велики, как и в первый день.

В разгар этого вокального идиотизма я замечаю четвертого участника действия. Он возник как по мановению руки, но стоит с таким видом, как будто весь этот хореографический кошмар ему смертельно надоел на весь остаток вечности. Он тоже крылат, но крылья его совсем иного рода, не белые лебединые, а черные кожистые, будто заимствованные у нетопыря-переростка. Кроме того он черен, его голову венчают небольшие рожки, а ноги оканчиваются роговыми копытами. Иначе говоря, этот и есть тот, о ком мы все подумали, в своем фирменном прикиде.

Hа лице сатаны убийственная ирония. Я его очень хорошо понимаю.

- Поскольку очередь дошла до меня, - начинает он, обращаясь к невидимому мне собеседнику, - то я не буду произносить громких речей о звездах, планетах и тому подобной ерунде. Это не мой стиль и начни я в подобном духе, ты сам лопнешь от смеха, если ты конечно на это способен...

- И однако же, ты достаточно многословен, - раздается голос, будто пронизающий насквозь всю вселенную, настолько величественный, что им можно заслушиваться часами. - И о чем же ты собираешься говорить?

Все изменяется в один миг. Картонные облака становятся настоящими облаками.

Пробивающиеся в их разрывах лучи самого что ни на есть реального солнечного света высвечивают стоящий на самом высоком из облаков трон, на котором восседает старик в белых одеждах.

- Я собирался поговорить о человеке, - делая своим хвостом сложный жест, произносит сатана. - О человеке, об этом забавном кумирчике мироздания, которого ты зачем-то решил одарить искрой своего божественного света. Сам человек именует эту искру разумом, но я что-то не замечал, чтобы этот разум мешал ему быть полной скотиной. Рискуя нарушить местный этикет, я назвал бы его каким-то безсмысленным насекомым...

Превращение халтурно исполненных декораций в величественные небеса не производит на сатану особого впечатления.

- Замолчишь ли ты наконец? - звучит с высот небесного трона. - Будто ты не способен сказать ничего хорошего о мире человеческом.

Хвостик сатаны выбивает веселую чечетку.

- Увы! - говорит он с деланной грустью. - Этот твой мир весьма далек от совершенства. Даже мне жаль человека. Причем до такой степени, что я сам становлюсь неспособен мучить это несчастное существо.

По лицу Бога пробегает улыбка.

- Ты знаешь Фауста?

Совершенно мимоходом я отмечаю про себя абсолютную заданность и несвязанность диалога.

Сатана тем временем тоже улыбается, демонстрируя несоразмерные клыки.

- Это доктор? - уточняет он.

- Это мой раб!

Очень характерным жестом - от себя и к себе - сатана потирает ладони:

- Он у тебя очень странный раб. Он истерзал себя глупыми сомнениями, и скоро сойдет с ума, ибо сомневается он решительно во всем. Он вечно чего-то жаждет, то небесных звезд, то мелких удовольствий, которых сам же втайне стыдится. При этом его жизнь настолько убога, что мне вообще непонятно, почему он до сх пор не помер голодной смертью, этот твой раб?

- Он блуждает во мраке, - звучит ответ, - но ему суждено будет постичь истину.

- Почему ты думаешь так, о Господи?

Ответ звучит вызывающе:

- Потому, что я так решил.

Теперь сатана улыбается уже до ушей:

- А не занятся ли мне твоим святым? - азартно предлагает он. - Вот увидишь, как быстро сведу я его на путь греха.

- Разве я когда-нибудь запрещал тебе охотится за душами живых людей?

- Hи разу - благодарю тебя, о Господи! - впрочем, я никогда и не интересовался мертвецами. Hо если я уловлю эту мышку, то ты не вправе будешь вырывать ее из моих коготков.

- Попробуй заполучить ее - а если получится, не стесняйся отстаивать свой выигрыш, - сатана благодарно склоняется в полупоклоне. - Ты всегда нравился мне больше прочих духов отрицания, - продолжает Бог. - Человек слаб, и в слабости своей он часто мечтает о покое. Так пусть же этому моему славному человечку достанется спутник неутомимый и дерзкий, дразнящий и безпокойный. Попробуй заполучить его душу - и да посрамлен будет сатана!

Последние слова гремят как громовые раскаты. Hа моих глазах слезы. Облака между тем медленно дрейфуют, закрывая небесную перспективу. Прямые солнечные лучи и небесный трон затменены одновременно - и передо мной, разочарованным, снова театральная сцена, которую медленно закрывает занавес. Остается один сатана, но теперь это просто загримированный актер, в черном плаще, с напудренным лицом и маленькими рожками из папье-маше...