– Увы! Это невозможно, мой добрый господин, я не искусен в письме, – сказал Конделл.

– Увы! – проговорил рыцарь. – Значит, нет другого средства. А мне бы очень хотелось пощадить тебя, Тинделл, да совесть не позволяет. Селден, возьми-ка осторожно этого старого ворчуна, доведи его до ближайшего вяза и нежно повесь за шею там, где я смогу увидеть его, когда поеду. Прощайте, добрый мастер Конделл, дорогой мастер Тинделл! Вы отправляетесь в рай на почтовых! Итак, прощайте!

– Ну, мой остроумный лорд, – ответил Конделл с вынужденной, льстивой улыбкой, – раз вы требуете, как и подобает вам, я исполню ваше приказание, несмотря на все мое неумение.

– Друг, – сказал сэр Дэниел, – теперь ты напишешь на сорок фунтов. Полно! Ты слишком хитер, чтобы иметь состояние только в семьдесят шиллингов. Селден, посмотри, чтобы он написал как следует и чтобы было засвидетельствовано по форме.

И сэр Дэниел, веселый рыцарь – веселее его не было в целой Англии, – сделал глоток эля и с улыбкой откинулся на спинку кресла.

Между тем лежавший на полу мальчик зашевелился, потом поднялся и испуганно оглянулся вокруг.

– Сюда! – сказал сэр Дэниел, и когда мальчик, повинуясь его приказанию, встал и медленно подошел к нему, он снова откинулся назад и громко расхохотался. – Клянусь распятием! – крикнул он. – Что за сильный, здоровый мальчишка!

Мальчик вспыхнул от гнева, и молния ненависти мелькнула в его темных глазах. Теперь, когда он стоял на ногах, было бы трудно определить его возраст. По выражению лица, хотя и гладкого и чистого, как у ребенка, он казался старше; фигура его была необыкновенно тонка, походка несколько неловкая.

– Вы звали меня, сэр Дэниел, – сказал он, – для того чтобы посмеяться над моим печальным состоянием?

– Ну, дайте мне посмеяться, – сказал рыцарь. – Прошу вас, милочка, дайте мне посмеяться. Если бы вы могли видеть себя, то, уверяю, сами бы расхохотались.

– Хорошо! – вскрикнул, вспыхивая, мальчик. – Вы ответите за это, как за все остальное. Смейтесь, пока можете.

– Ну, – несколько серьезнее проговорил сэр Дэниел, – я вовсе не насмехаюсь над вами; это только шутка, дозволенная между родными и близкими друзьями. Я устрою ваш брак, получу тысячу фунтов и буду чрезвычайно любить вас. Правда, я захватил вас несколько грубо, но так уж пришлось; зато с настоящей минуты я буду от всего сердца заботиться о вас и с радостью служить вам. Вы станете миссис Шелтон, леди Шелтон, клянусь! Потому что мальчик обещает многое. Гм! Не следует пугаться честного хохота, он прогоняет печаль. Кто смеется, тот не негодяй. Эй, хозяин, дай поесть моему кузену, мастеру Джону! Садитесь, милочка, и кушайте.

– Нет, – сказал мастер Джон, – я не преломлю хлеба с вами. Раз вы принуждаете меня к такому греху, я буду поститься ради спасения души. Добрый хозяин, пожалуйста, будьте так добры, дайте мне кружку чистой воды; вы очень обяжете меня своей любезностью.

– Извольте кушать! – крикнул рыцарь. – Потом исповедуетесь как следует и получите отпущение этого греха, а пока удовольствуйтесь ожиданием и кушайте.

Но мальчик был упрям: он выпил кружку воды, снова плотно завернулся в свой плащ и уселся в дальнем уголке, погрузясь в мрачное раздумье.

Через час или два в селении поднялась суматоха, послышались оклики часовых, звон оружия и стук лошадиных копыт; потом к гостинице подъехал отряд всадников, и Ричард Шелтон, весь забрызганный грязью, появился на пороге комнаты.

– Да хранит вас Бог, сэр Дэниел, – сказал он.

– Как?! Дикки Шелтон! – вскрикнул рыцарь.

При этом имени сидевший в углу мальчик с любопытством взглянул на вновь прибывшего.

– А что же Беннет Хэтч?

– Пожалуйста, сэр, ознакомьтесь с содержанием этого пакета, присланного вам сэром Оливером. Тут все подробно описано, – ответил Ричард, подавая письмо священника. – А затем вам следовало бы как можно скорее отправиться в Райзингем, потому что на пути нам встретился гонец, бешено мчавшийся с письмами. Он сообщил нам, что лорд Райзингем находится в отчаянном положении и чрезвычайно нуждается в вашем присутствии.

– Что ты говоришь? «В отчаянном положении»? – переспросил рыцарь. – Ну, так мы поторопимся не спеша, мой добрый Ричард. В бедном английском государстве кто едет тише, тот едет увереннее. Отсрочка, говорят, порождает гибель, а по-моему, скорее зуд действия губит людей. Заметь это, Дик. Но прежде дай мне посмотреть, что за скотину ты пригнал сюда. Селден, запри дверь на цепь!

Сэр Дэниел вышел на сельскую улочку и при красном свете факелов произвел инспекторский смотр своим войскам. Он был непопулярен как сосед и господин, но очень любим как вождь всеми теми, кто следовал за его знаменем. Его отвага, испытанное мужество, заботливость об удобствах солдат, даже грубые шутки – все это приходилось по вкусу храбрецам его отряда.

– Ну, клянусь распятием! – крикнул он. – Что это за жалкий сброд! Одни искривлены, как лук, другие тонки, как копье. Друзья, не послать ли вас в передние ряды во время сражения? Я не буду щадить вас, друзья. Покажите-ка мне этого старого негодяя на пегой лошади! Двухлетняя овца, едущая на свинье, имела бы более воинственный вид. А, Клипсби, ты здесь, старая крыса? Вот человек, которого я охотно потерял бы: ты пойдешь впереди всех, а на кафтане у тебя будет нарисована мишень, чтобы стрелки могли лучше целиться! Ты будешь указывать мне путь.

– Я укажу вам какой угодно путь, сэр Дэниел, кроме того, который ведет от одной партии к другой, – смело ответил Клипсби.

Сэр Дэниел разразился громким смехом.

– Хорошо сказано! – крикнул он. – Язык у тебя во рту бойкий. Ну, я прощу тебя за удачное словечко. Селден, посмотри, чтобы накормили его и его скотину!

Рыцарь вернулся в гостиницу.

– Ну, друг Дик, приступай, – сказал он. – Вот добрый эль и свиная грудинка. Кушай, пока я буду читать.

Сэр Дэниел вскрыл пакет и нахмурил брови. Прочитав письмо, он задумался, потом проницательно посмотрел на своего воспитанника.

– Дик, – сказал он после короткого раздумья, – ты читал эти скверные стишки?

Юноша ответил утвердительно.

– В них упоминается имя твоего отца, – продолжал рыцарь, – какой-то сумасшедший обвиняет нашего бедного сэра Оливера в его убийстве.

– Он горячо отрицал это, – заметил Дик.

– В самом деле? – очень резко сказал рыцарь. – Язык у него без костей, болтает, словно сорока. Со временем, когда я буду посвободнее, я сам расскажу тебе об этом подробнее, Дик. В то время сильно подозревали некого Декуорса, но время было смутное и нельзя было добиться правосудия.

– Это случилось в Моот-хаусе? – спросил Дик с сильно бьющимся сердцем.

– Это случилось между Моот-хаусом и Холивудом, – спокойно ответил сэр Дэниел. При этом, однако, он метнул искоса мрачный, подозрительный взгляд на Дика. – А теперь поторопись с едой, ты отвезешь в Тонсталл несколько строчек от меня.

Выражение сильного огорчения появилось на лице Дика.

– Пожалуйста, сэр Дэниел, пошлите кого-нибудь из крестьян! – вскрикнул он. – Умоляю вас, пустите меня в битву. Обещаю вам, что сумею наносить удары.

– Я не сомневаюсь в этом, – ответил сэр Дэниел, садясь и принимаясь за письмо. – Но тут, Дик, нельзя приобрести почестей. Я останусь в Кеттли, пока не получу верных сведений о ходе битвы, и тогда поеду, чтобы присоединиться к победителю. Не кричи, что это трусость, – это только мудрость, Дик. Бедное государство потрясено бунтами; владычество короля и его заточение так часто сменяются одно другим, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. Пустомели и Ветрогоны сражаются за одну из сторон, а господин Здравый Смысл сидит, поджидая исхода битвы.

С этими словами сэр Дэниел отвернулся от Дика и стал писать письмо на другом конце длинного стола, скривив рот, так как история с черной стрелой крепко застряла у него в голове.

Молодой Шелтон между тем усердно поглощал свой завтрак, как вдруг почувствовал, что кто-то дотронулся до его руки и чей-то очень нежный голос зашептал ему на ухо: