– Ты слишком труслив, Джек, – возразил Дик. – Мы пойдем прямо в Холивуд, то есть по крайней мере настолько, насколько я могу вести тебя, и, значит, на север.
Они поднялись, прошли до камням через реку и начали взбираться на противоположный берег, который подымался более круто к опушке леса. Местность стала очень неровной; поминутно встречались то бугорки, то впадины; деревья стояли то отдельно, то группами. Становилось трудно выбирать дорогу, и мальчики шли несколько наугад. К тому же они устали от вчерашних усилий и недостатка пищи и тяжело тащили ноги по песку.
Войдя на холмик, они вдруг увидели прокаженного, который переходил дорогу по впадине в нескольких сотнях футов впереди них. Колокольчик безмолвствовал, палка более не стучала по земле. Он шел быстрой, уверенной походкой зрячего человека. В следующее мгновение он исчез в маленькой роще.
При первом взгляде на прокаженного мальчики спрятались за кустиком дрока и продолжали лежать там, пораженные ужасом.
– Наверное, он преследует нас, – сказал Дик. – Ты видел, он придерживал рукой язычок у колокольчика, чтобы он не звонил? Ну, да помогут нам все святые и да научат нас! У меня нет сил бороться с заразой!
– Что он делает? – проговорил Мэтчем. – Что нужно ему? Кто слышал, чтобы прокаженный стал преследовать несчастных лишь по злобе?! Ведь колокольчик у него именно для того, чтобы люди могли избегать его? Дик, тут скрывается что-то более серьезное.
– Мне все равно, – со стоном сказал Дик, – сила моя пропала, ноги – словно ватные. Да помогут мне святые!
– Неужели ты будешь лежать тут? – крикнул Мэтчем. – Пойдем назад на открытое место. Там нам удобнее: он не сможет подкрасться неожиданно.
– Я не могу, – сказал Дик, – мое время пришло, он может случайно пройти мимо.
– Ну так натяни мне твой арбалет! – воскликнул Мэтчем. – Будь же мужчиной!
Дик перекрестился.
– Неужели ты хочешь, чтобы я стрелял в прокаженного? – сказал он. – У меня рука не поднимется на это… Нет, – прибавил он, – будь что будет! Я буду драться с людьми, но не с призраками и прокаженными. Я не знаю, кто это! Но Небо защитит нас от того или другого.
– Ну, – заметил Мэтчем, – если таково мужество мужчины, то что он за жалкое создание! Однако если ты ничего не хочешь делать, то будем лежать смирно.
Колокольчик отрывисто звякнул.
– Он не удержал язычка, – шепнул Мэтчем. – Святые угодники! Как он близко от нас.
Дик ничего не ответил: от страха у него чуть не стучали зубы.
Скоро они увидели между кустиками кусок белой одежды. Затем из-за пня высунулась голова прокаженного; казалось, он пристально оглядел окрестность, прежде чем удалился. Для напряженных чувств мальчиков весь куст как бы ожил от шороха листьев и треска ветвей; оба они ясно слышали биение сердца друга у друга.
Внезапно прокаженный с криком выскочил на ближайшую прогалину и побежал прямо на мальчиков. Громко крича, они бросились в разные стороны. Но их страшный враг живо догнал Мэтчема и схватил его так крепко, что он не имел возможности сопротивляться. Парнишка испустил отчаянный крик, раздавшийся далеко в лесу, и судорожно забился; потом ослабел и упал без чувств на руки человека, который его схватил.
Дик услышал крик и обернулся. Он увидел, как упал Мэтчем, и бодрость духа и сила вернулись к нему. С криком сожаления и гнева он снял свой арбалет и натянул его. Но прежде чем он успел выстрелить, прокаженный остановил его, подняв руку.
– Погоди стрелять, Дикон! – крикнул знакомый голос. – Погоди стрелять, безумный смельчак! Неужели ты не узнаешь друга?
Прокаженный положил Мэтчема на землю, снял с лица капюшон, и перед Диком явились знакомые черты сэра Дэниела Брэкли.
– Сэр Дэниел! – вскрикнул Дик.
– Да, клянусь мессой, сэр Дэниел! – сказал рыцарь. – Ты что же это вздумал стрелять в своего опекуна, плут? Но вот этот… – Тут он прервал себя и спросил, указывая на Мэтчема: – Как имя его, Дик?
– Я зову его мастером Мэтчемом, – сказал Дик. – Разве вы его не знаете? Он говорил, что вы его знаете.
– Да, – ответил сэр Дэниел, – я знаю этого мальчика. – И усмехнулся. – Но он потерял сознание, и, правду сказать, было из-за чего. Да, Дик? Ведь я напугал вас до смерти, не правда ли?
– Да, сэр Дэниел, напугали, – сказал Дик, вздыхая при одном воспоминании. – Ну, сэр, извините, я, право, охотнее встретился бы с самим дьяволом и, по правде сказать, дрожу еще до сих пор. Но что заставило вас одеться так, сэр?
Чело сэра Дэниела внезапно омрачилось от гнева.
– Что заставило? – сказал он. – Хорошо, что ты напомнил мне об этом. Что? Я прятался в своем собственном Тонсталлском лесу ради спасения жизни, Дик. Мы поспели не вовремя к сражению – как раз чтобы принять участие в бегстве. Где все мои славные воины? Клянусь мессой, не знаю, Дик. Мы были смяты, стрелы градом падали на нас. Я не видел ни одного человека в одежде моих цветов с тех пор, как трое упали у меня на глазах. Что касается меня, я добрался невредимым до Шорби и, помня о «Черной стреле», достал себе эту одежду и колокольчик и тихо пошел по дороге к Моот-хаусу. Никакое переодевание не может сравниться с этим: звон этого колокольчика напугает самого храброго молодца в лесу; все они бледнеют, когда слышат его. Наконец я дошел до тебя и Мэтчема. Я плохо видел через капюшон и не был уверен, что это вы; главное, по многим причинам, я был удивлен, встретив вас вместе. Кроме того, я боялся открыться на полянке, где должен был идти медленно, постукивая палкой. Но взгляни – бедняга начинает немного оживать! Глоток хорошего вина с Канарских островов подбодрит его.
Рыцарь вынул из-под своей длинной одежды большую бутылку и стал растирать виски и смачивать губы мальчика, который постепенно начал приходить в сознание, переводя тусклый взгляд с одного на другого из стоявших перед ним людей.
– Ободрись, Джек! – сказал Дик. – Это был вовсе не прокаженный, а сэр Дэниел! Посмотри сам!
– Проглоти-ка хорошенькую порцию вот этого напитка, – сказал рыцарь. – Это придаст тебе мужества. Потом я дам поесть вам обоим, и мы все вместе отправимся в Тонсталл. Должен признаться, Дик, – продолжал он, раскладывая на траве хлеб и мясо, – я не могу дождаться времени, когда буду в безопасности, в четырех стенах. С тех пор как я в первый раз сел на коня, мне никогда не приходилось так плохо: в опасности моя жизнь, и имение, и средства к существования, и в довершение всего меня преследуют эти лесные бродяги. Но я еще не сдаюсь. Некоторые из моих молодцов сумеют пробраться домой. У Хэтча десять человек, у Селдена – шесть. Да, мы скоро снова станем сильными; и, если мне удастся купить мир у счастливого и недостойного лорда Йорка, то мы с тобой, Дик, будем снова людьми и станем опять разъезжать верхом.
Сказав это, рыцарь наполнил рог вином с Канарских островов и жестом ответил на тост своего воспитанника.
– Селден… – запинаясь, пробормотал Дик. – Селден…
Он снова остановился.
Сэр Дэниел опустил рог с вином, не попробовав его.
– Что такое? – крикнул он изменившимся голосом. – Селден? Говори! Что с Селденом?
Дик, запинаясь, рассказал о засаде и избиении приверженцев сэра Дэниела.
Рыцарь слушал молча, но лицо его судорожно подергивалось от гнева и печали.
– Клянусь моей правой рукой, я отомщу за это! – вскричал он. – Если мне не удастся, если я не пролью крови десяти человек за каждого из моих слуг, пусть отсохнет эта рука! Я сломал этого Декуорса, как тростинку, разорил его, я сжег кров над его головой, я выгнал его из этой местности. Неужели же он снова вернется, чтобы оскорблять меня? Ну, Декуорс, на этот раз плохо придется тебе!
Некоторое время он молчал, лицо его продолжало подергиваться.
– Ешьте! – вдруг приказал он. – А ты, – прибавил он, обращаясь к Мэтчему, – поклянись мне, что последуешь за мной в Моот-хаус.
– Клянусь моей честью! – ответил Мэтчем.
– Что мне делать с твоей честью! – крикнул рыцарь. – Поклянись мне счастьем твоей матери.