– Да уж, граф напугал турок не больше, чем сурков, что высунулись из своих нор, – негромко произнес Уваров стоявшим поблизости доверенным офицерам, среди которых находился Сеславин. – Тут, кажется, с ходу фортецию[9] не возьмешь, кровушки пролить предостаточно нужно будет. Бусурмане так не сдадутся.

Пришедшие из Шумлы войска нисколько не испугали защитников Рущука. Высыпавшие на стену красные фески[10] не выражали своим спокойным поведением никакой паники. Они внимательно следили за передвижением и фрунтом пехотных колонн, обменивались, как видно, впечатлениями относительно кавалерии и старались сосчитать русские пушки. Важный турок в богатом наряде крикнул в ответ на требование Каменского:

– Знайте, гяуры, воины султана не имеют страха перед вами. Мы готовимся к сражению, а вы готовьтесь к смерти.

– Ишь, какой неустрашимый барсук, – имея в виду дородность важного турка, усмехнулся Уваров. – Придется его охладить стрельбой наших батарей, а там… при штурме… неплохо бы захватить его живьем.

Из-за стен крепости слышалось гортанное пение мулл, воинственные выкрики и стук тамбуринов или какой-то другой восточной музыки.

– Как бы не вышло, как при Шумле… Штурм получится кровопролитный, «плохосоображённый», неподготовленный, – хмуро размышлял вслух генерал Уваров, не опасаясь, что его недовольство доведут до сведения графа Каменского. Кичливый и вспыльчивый главнокомандующий явно не устраивал умницу и весьма одаренного начальника арьергарда.

Солдаты стали готовиться к взятию Рущука. Вязали из ивовых веток фашины, сколачивали штурмовые лестницы. Внезапно пришло известие от разведовательных казачьих отрядов о появлении в тылу, на берегах реки Янтры значительного контингента турецких войск.

Навстречу им отправили отряд генерала Бахметьева, в котором вызвался участвовать и Сеславин.

12 июля после упорного боя русский отряд разгромил турок, а затем несколько верст неутомимо преследовал их, догоняя обессилевших и беря врагов в плен. Высшее начальство отметило отличную храбрость и маневренное искусство артиллерийской стрельбы в сражении. По письменной подаче Бахметьева, Сеславин был отмечен в Петербурге «высочайшим благоволением».

Каменскому не терпелось скорее отправить царю депешу о взятии новой турецкой крепости. И хотя мортиры продолжали успешно обстреливать Рущук, главнокомандующий не стал дожидаться пробития бреши. Спесивый и недалекий, не думающий о сбережении войска, он отдал приказ о штурме. Правда, вначале ему не повезло. Начавшиеся дожди вынудили его отложить штурм на несколько дней.

Как-то, в одну из темных ночей, два добровольца, рискуя жизнью, сделали повсеместные замеры крепостного рва. Одним из этих храбрецов был артиллерийский поручик Александр Фигнер. Его имя стало известным среди офицеров Молдавской армии. Сеславин также с удовольствием познакомился с Фигнером, не предполагая, конечно, что всего через два года им предстоит возглавлять «летучие» партизанские отряды в войне против Наполеона.

Дожди прекратились. Граф Каменский, как и желал заранее, назначил штурм на день тезоименитства императрицы Марии Федоровны. Льстивость царедворца, жаждущего царских похвал, всегда пересиливала в нем осмотрительность настоящего полководца. Разделенные на пять штурмовых колонн, войска приблизились к крепостному валу. Сеславин был среди «охотников». Он вел колонну Уварова. Штурмующие турецкую крепость шли ночью, по возможности, сохраняя полную тишину.

Незадолго до рассвета сигнальная ракета известила о начале штурма. Колонны построились и молча подошли ко рву. Неожиданно на них обрушился со стороны крепости шквал огня. Турки оказались предупреждены. Видимо, среди местного населения у них были разведчики. Они начали обстрел до начала штурма.

«Ур-р-ра!» – загремело со стороны русских колонн. Невзирая на пушечный и ружейный огонь, солдаты забросали ров фашинами, приставили лестницы к валу. Опираясь на штыки, подсаживая друг друга, «охотники» вскарабкались наверх. Сеславин один из первых был на крепостном валу. Преодолев первое препятствие, бросились к крепости. Турки стреляли залпами, не переставая. Сеславин ощутил жгучий удар в плечо, он зашатался и, теряя сознание, упал в ров. Пуля раздробила ему кость.

Штурм продолжался. Преодолевая отчаянное сопротивление осажденных, русские колонны подвергались жесточайшему обстрелу, – словно свинцовым дождем они были осыпаны пулями, хлещущими ударами картечи, взрывами ядер… Турки скатывали со стен бревна, лили кипящую воду и расплавленный свинец… Косами, пиками, кольями сбрасывали гренадер в глубокий ров, где они задыхались под грудами мертвых тел… Штурм захлебнулся. Понеся тяжелые потери, русские войска отступили… Опять штурм оказался недостаточно подготовленным из-за графского подобострастия и жажды царских похвал. Сотни солдат, десятки офицеров стали излишними жертвами преступной торопливости и вельможного самодурства главнокомандующего генерала Каменского. Среди тяжелораненых оказался и штабс-капитан Сеславин. Он истекал кровью, и только по счастливой случайности его обнаружили во рву, заваленном трупами.

Кость левого плеча была раздроблена. Хлынула кровь горлом из-за падения в ров. На скрипучих местных телегах, в окровавленных повязках, под палящим южным солнцем и тучами жгущих, облепивших раны мух и слепней, раненые воины доставлены были в госпиталь Бухареста. Стоны, которые не могли сдержать некоторые из страдающих воинов, краткие молитвы, обращенные к высшим силам, надежда на помощь Христову, исцеление по мольбе к Богородице и святым – вот и все укрепляющие мучеников средства, более душевные, нежели физические. Так же как применения медикаментов, которых оказалось чрезвычайно мало и которые приносили незначительное облегчение. Однако перевязки, питье травяных настоев, предлагаемые местными жителями, все-таки помогали.

Тем временем русские войска, оставленные у Шумлы, несли значительные потери. Турки удачно и точно обстреливали их из французских орудий. Видя отход русских колонн, находившихся непосредственно под командованием смелого и опытного генерал-майора Кульнева, осажденные решили, что смогут превратить отступление русских в полный их разгром. Турки покинули крепость и, значительно превосходя численностью кульневский отряд, устремились за ним с воплями ярости и мщения.

Но генерал Кульнев и его солдаты проявили поразительное самообладание, организованность и смелость. Подождав шумное и разрозненное приближение турок, валивших на них с расчетом на свое численное превосходство, русские молниеносно развернулись и опрокинули врага ошеломляющим и страшным штыковым ударом. Передовые таборы османов были опрокинуты, остальные бросились обратно в крепость.

Раздосадованные неудачной вылазкой, турки на другой день вновь хлынули из ворот крепости еще более значительными силами. Им удалось на этот раз смять передовые порядки русских, рассеять казачий полк и захватить болгарскую деревню, прилепившуюся на склоне горы. Это было очень опасно для позиции русских войск. Генерал Кульнев понял: если османы успеют затащить в горную деревню пушки, то обстрел с горы будет необычайно страшен для нашего войска.

Кульнев снова повторил мгновенный разворот и штыковую атаку с фронта, грудью встретив лавину разъяренных османов.

– Бери под команду Уральский казачий полк! – крикнул Кульнев находившемуся поблизости Денису Давыдову. – И за ради Бога выбей басурман из деревни! Поспешай, не то плохи дела будут! Надеюсь на тебя как на самого себя!

Давыдов с казаками-удальцами примчался к деревне. Турки уже начали устанавливать здесь орудия. Спешившись, казаки напали на врага, беспощадно рубя саблями и стреляя из ружей. Турки не выдержали и побежали из деревни. Тогда Давыдов приказал развернуть турецкие пушки и ударить по аскерам[11] картечью. Развернутая массовая вылазка врага была сорвана. Устилая гору трупами, османы вынуждены были спешно отступить и вновь затвориться в крепости.