Рэндом:
Я одеваюсь, думаю о нем. Вот дурень, нужно было машину предложить, у него же нога болит. Одежда вся измята, но это не страшно. С улыбкой смотрю на осколки горшка и землю посреди ковра. Нужно вызвать уборщика, пусть почистит. Перед тем, как уйти, включил телефон в приемной, окинул комнату взглядом, наткнулся на алые цветочки–колосочки. Только теперь они не раздражают, а вызывают умиление. Я ловлю себя на том, что у меня теперь все, что связано с Шоном, вызывает прилив нежности.
День третий
Шон:
Я проснулся часов в десять, вставать не хотелось и я начал предаваться воспоминаниям о вчерашнем вечере. Тело сладко заныло, когда я представил его руки на себе, мое возбуждение прокатилось по всему телу и сосредоточилось в низу живота, я незамедлительно потянулся туда рукой. Сбросив с себя трусы, я начал ласкать себя жестко и быстро… после я принял душ… вспомнил о Колинском костюме, он все еще висел на стуле совершенно мятый, нужно было попросить утюг у соседа, что я и сделал, он великодушно его мне одолжил… И вот я лечу опять на работу… В голове одно: Рэндом и как сегодня мы посмотрим друг на друга…
Рэндом:
Мне снилось что–то сладкое и совершенно неприличное, пахнущее Шоном. Я проснулся совершенно счастливый. Впервые с таким удовольствием шел на работу. Даже бумаги почти не раздражали. И Мари не было сил ругать за то, что она так и не принесла вчера документы. Вообще–то, именно ей я должен быть благодарен за все, что сделало меня таким счастливым. Только с приближением полудня я начал волноваться все сильнее. Как сегодня отреагирует на меня Шон?
Шон:
Я уже подходил к своему кабинету, как вдруг меня окликнули… Мари, я радостно заулыбался и поприветствовал девушку, она опять начала щебетать, о чем–то рассказывать, я слушал ее и совсем забыл о времени… она попросила меня передать шефу отчеты, которые вчера не смогла принести.
— Конечно, я передам, — пообещал я ей.
— Ты просто душка, — она чмокнула меня в щеку и скрылась за дверью кабинета. И все же она такая милая, и как можно было с ней так обращаться вчера…
Рэндом:
К тому моменту, как стрелки часов показали без пяти двенадцать, я уже сидел как на иголках. И меня это даже начинало злить. Я волновался, как мальчишка перед первым свиданием. И совершенно не представлял, что будет, когда Шон появится.
Шон:
Я вошел в уже теперь мой кабинет–приемную, пока устраивался, отвечал на звонки, прошло более десяти минут… Так, бумаги Мари не забыть прихватить и напомнить шефу о его сегодняшних запланированных встречах, обсудить график новых… Я вооружился блокнотом, ручкой, бумаги Мари… напялил очки и серьезное выражение лица, хотя улыбка так и не сползала, пока я шел к двери, тихонько постучал, я был весь в предвкушении…
— Можно? — заглядываю…
Рэндом:
Я слышал, как он пришел. Чуть не выскочил к нему, как мальчишка. Еле сдержался. Все же я босс, солидный человек. Наконец дождался стука в дверь. Конечно, он не дождался разрешения, но сегодня меня это не раздражает ни капельки.
— Заходи, — встаю из–за стола и иду к нему. По–моему, улыбаюсь, как влюбленный идиот.
Шон:
Я серьезен, конечно, я не собираюсь напоминать ему о вчерашнем, ведь он говорил, что интрижек на работе он не заводит, и это я прекрасно помню, но он улыбается мне, подходит, я сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться в ответ, сдерживаюсь, чтобы все не бросить к чертям на пол и не накинутся на него… впиться в эти губы, запустить пальчики в его волосы… Я деловито начинаю:
— Я пришел напомнить вам о ваших встречах и, да, вот бумаги… — я подаю ему отчет Мари…
Рэндом:
Рядом с ним я забываю весь свой опыт. Смотрю на серьезное лицо и никак не могу понять, что он сейчас чувствует. Он так холоден и деловит. Не отвечает на улыбку, сует документы.
— Что за бумаги? — беру папку и заглядываю в нее. Мари соизволила предоставить отчет. Небось, только вчера и села за него, после моего распоряжения. От этой мысли я хмурюсь. Потом возникает следующая, еще более неприятная. А каким образом эти бумаги оказались у Шона? Почему девушка сама не принесла их мне, как и следовало бы.
Шон:
Он берет, читает, опять хмуриться, чем теперь–то он недоволен?
— Это отчет Мари, — поспешил уточнить я, — Она попросила меня их вам передать, наверное, сама побоялась прийти, — брякнул я последнее, как–то не подумав.
Рэндом:
Мне показалось, или он пытается ее выгородить?
— У нас тут не детский сад, — я уже раздражен и не собираюсь скрывать этого. Меня выводит из себя мысль, что он общался с ней. Она ведь ему вчера понравилась… — Вам простительно не знать некоторых вещей, но она–то понимает, что это больше похоже на проявление неуважения ко мне.
Шон:
— Да?!! — взвился я, — Когда к вам проявляют неуважение, это–то вы сразу замечаете, а как к другим, то это по вашему даже справедливо… — я осекся, гляжу на него через очки, что я опять несу, это его дело… его… почему я никак не могу вдолбить это в свою башку. — Простите, — я тут же попытался раз рулить ситуацию, по моему мнению, я в последнее время начал много говорить и не по существу… упрекать шефа в том, как он ведет дела, это верх самоуверенности… в конце концов, кто он, а кто я…
Рэндом:
Мне становится грустно. Он так защищает ее… И делает вид, что вчерашнего дня просто не было.
— Вы свободны, — делаю вид, что всерьез занят бумагами в папке. Не могу посмотреть на него. Не хочу видеть этих холодных глаз за стеклами очков. «Иди же, — прошу про себя. — Иди, и оставь меня одного. Я переживу, я сильный».
Шон:
— Рэндом — я тихо начинаю, — Прости, я ляпнул не подумав, — мой голос совсем перешел на шепот. — Я больше не буду лезть в ваши дела, я и раньше не должен был, просто… — я не знаю что сказать, улыбка исчезла с его лица, и кажется, будто солнце закатилось… Уходить совсем не хотелось, хотелось повторения вчерашнего, хочу ласкать его, трогать везде… Почему все так? Я сам все испортил, а он все молчит, делает вид, что меня здесь нет… наверно, лучше мне выйти, я направляюсь в сторону двери…
Рэндом:
Я все же поднимаю на него глаза. Его лицо такое расстроенное… Сердце вздрагивает от нежности. А он уже идет к двери…
— Шон, — едва выдыхаю я. Не уходи. Я только что хотел остаться один? Это неправда! Я хочу остаться с тобой. Хочу опять видеть в твоих глазах страсть и нежность. Хочу, чтобы ты опять шептал мое имя, выгибаясь от наслаждения. Просто хочу тебя…
Шон:
«Шон» — он окликает меня возле двери, я хочу откликнуться, но телефонный звонок разрывает тишину… и я уже бегу к нему, работа сейчас должна быть для меня на первом месте, не хочу, чтобы он стал обращаться со мной, как с Мари за ее некомпетентность, не хочу давать ему лишний повод для упреков… хочу, чтобы он гордился мной, за мое трудолюбие…
Рэндом:
Он все же уходит. Точнее, убегает. Да, конечно, телефон. Работа… Черт, черт, черт! Как я мог позволить себе так расслабиться? Как я позволил ему стать для меня чем–то таким важным, что без него мне плохо? Я пытаюсь взять себя в руки и заняться бумагами по сорвавшейся сделке. Нужно работать, я отвечаю за успех фирмы перед отцом. Это должно быть для меня важнее всего. С трудом, но я все же вникаю в смысл написанного. Работа заставляет забыть о чувствах…
Шон:
Я еще несколько раз заходил в кабинет шефа, он все время изучал какие–то бумаги и на мое появление никак не реагировал, хотя я специально заходил часто, по делу или без него… Хотелось просто видеть его почаще, ведь он совсем не выходил ко мне в приемную. Убегая к телефону, я сам заставил его вспомнить о работе, и теперь сам в этом раскаялся, я чувствовал свою неудовлетворенность, хотя утром я один раз кончил. От этого начал немного раздражаться, злиться на него… какого он там со своими бумажками возится?
Рэндом:
Он, как назло, все время мелькал перед глазами. Каждый раз, увидев его, я терял рабочий настрой, с трудом заставлял себя вернуться к бумагам. Перед глазами вместо печатных строчек вставало его лицо, его глаза, его губы. Тело отзывалось тяжелой волной желания. Это было просто невыносимо, подавлять себя, опять вчитываться в материалы. Если бы не Шон, я бы уже давно закончил с этим, похоже, ситуацию еще можно исправить, если задействовать кого–то из опытных сотрудников. Я все же набросал приблизительный план действий.