К тринадцатому октября Блюхер, несмотря на гневные протесты Бернадота, славшего ему гонца за гонцом, перевел Главную квартиру в Гаале, на берегу Заалы. Генерал "Вперед" выжидал, пуская клубы дыма из огромной трубки, с которой не расставался даже за обедом, осыпал замысловатыми ругательствами Бонапарта, кронпринца, союзных монархов, австрийский генералитет в целом и великого придворного полководца Шварценберга в частности. Шемет, уже два дня дежуривший при Блюхеровой квартире в ожидании поручений, заучивал генеральские проклятия наизусть, бесшумно шевеля губами, и признавая, что по части военного красноречия ему командующего Силезской армией не догнать и за сто лет.

Страсти накалялись. Доведенный упрямством Блюхера, не желающего отсиживаться за Эльбой, пока Шварценберг разгромит противника или, по крайней мере, значительно ослабит его, кронпринц прислал генералу очередное письмо, где в самых настоятельных выражениях требовал подчинения своим приказам. Бернадот ссылался в письме на Его Величество императора Александра, который, якобы, дал указания, согласно которым в определенных обстоятельствах командующий Силезской армией должен подчиняться ему, командующему Северной армией. После зачтения письма вслух перед всем штабом, Войцех оценил срок своего ученичества ораторскому искусству лет в двести.

До отрытого разрыва между полководцами, впрочем, не дошло. К вечеру в Гаале лично явился представитель Великобритании при Северной армии, генерал Стюарт, и сообщил, что кронпринца удалось убедить поучаствовать в грядущей битве. Пригрозив ему лишением английских субсидий. От громового хохота Блюхера задрожали оконные стекла.

Туманным октябрьским утром пятнадцатого числа Блюхер выступил в поход во главе корпуса генерала Йорка. Накануне все кабачки и трактиры Гаале были забиты добровольцами ландштурма, составлявшими большую часть Йорковых войск. Звенели стаканы, к задымленным потолкам взлетали студенческие песни Геттингена и Берлина, Йены и Гейдельберга, Лейпцига, под стенами которого воинам предстояло пролить свою кровь. Никогда прежде в маленьком университетском городке Гаале не звучало столько гимнов Отечеству и Свободе, никогда прежде Германия не была столь близка к единению и славе. И Войцех, отпущенный до утра с дежурства, сидел в кругу новых товарищей, присоединяя свой голос к песням и здравицам.

К девяти утра вся Силезская армия была на марше. Блюхер, обозревающий стройные ряды добровольческой кавалерии Восточной Пруссии, приветствовал всадников.

-- Вперед, дети мои! Зададим французам старую добрую прусскую трепку! Если кто-то к вечеру не покроет себя славой или не погибнет на поле боя, значит, он сражался как шелудивый сучий ублюдок. Надерем их тощие задницы, ребята!

Выходя из Галле с главными силами, Блюхер отправил корпус Сен-Приста по другой дороге, приказав распространять слухи, что за ним следует вся Силезская армия. Эта военная хитрость имела успех, обороняющий северные рубежи Лейпцига маршал Мармон так и не получил подкреплений и вынужден был с двадцатью двумя тысячами человек при восьмидесяти четырех орудиях занять позицию между Мёкерном и Ойтричем.

Силезская армия остановилась возле Шкейдица, корпус Йорка занял обе стороны дороги, ведущей через селение, корпус Ланжерона встал левее, в двух верстах, корпус Сакена остался в резерве. Утром шестнадцатого октября Блюхер лично повел всю кавалерию трех корпусов в усиленную рекогносцировку, обнаружив неприятеля в бору между селениями Радефельд и Лиденталь. Войцех носился между штабами корпусов, развозя диспозицию, передавая приказы, меняющиеся с каждым новым донесением разведки, и чувствовал, что собственными руками творит историю. Что чувствовал Буран, чьи ноги в этом принимали главное участие, так и осталось секретом.

Уже к полудню корпус Ланжерона вытеснил авангард неприятеля с занятой у Радефельда позиции. Йорк двинулся по большой дороге на Мёкерн, и Мармон, видимо, предположив, что это и есть главное направление атаки, в спешке начал перестраивать побатальонно свою оборону.

-- Они разворачиваются! -- довольно заметил Блюхер Ланжерону, в корпусе которого находился с самого начала сражения. -- Самое время расколошматить их в сучью требуху.

Генерал поднял зрительную трубу, оглядывая поле боя.

-- Доннерветтер мне в печенку! У нас брешь по центру!

Он обернулся и жестом подозвал к себе Шемета, нетерпеливо ожидающего приказа.

-- Скачи к Сакену, лейтенант. Передай, пусть займет центр кавалерией. А мы пойдем к Подельвицу, прикроем левый фланг. Туда и обратно, парень, ты мне еще понадобишься сегодня.

К Сакену и обратно Войцех успел как раз вовремя. Через полчаса началась обоюдная канонада, от грохота пушек задрожала земля, от свиста ядер заложило уши, кони заплясали под всадниками в предвкушении бешеной скачки. С юга эхом доносился приглушенный гром -- под Вахау перешел в наступление Шварценберг.

Снова и снова штурмовал ландвер корпуса Йорка баррикады Мёкерна, огрызающиеся пушечными залпами. Мертвые тела грудами громоздились у околицы селения, но добровольцы, отступив и перегруппировавшись, шли в атаку с прежним ожесточением. На помощь Йорку двинулась Вторая бригада принца Карла Мекленбургского, встреченная картечью и потерявшая множество людей, в то время, как сам Мармон поспешил на выручку французской артиллерии.

Пользуясь замешательством в рядах мекленбуржцев, несколько французских батальонов перешли в контрнаступление. Морские гвардейцы, подпустив восточно-прусских фузилеров на пятьдесят шагов, встретили их ружейным залпом, совершенно расстроив ряды, но подполковник Лобенталь с двумя батальонами того же полка бросился вперед и, опрокинув моряков, с барабанным боем двинулся на ближайшую батарею.

Выехавший вперед принц Карл, получив тяжелую рану, передал командование отважному Лобенталю. Взлетели на воздух четыре неприятельских зарядных ящика, взорванные начальником артиллерии Йоркова корпуса подполковником Шмидтом, и одна из батарей, наконец, замолчала. Пруссаки ринулись в штыковую атаку, перебив всю орудийную прислугу, но принуждены были отступить, когда Мармон бросил против них всю дивизию Компана. И только яростная атака Мекленбургских гусар заставила французов вернуться в Мёкерн. Вторая бригада потеряла в этом бою всех батальонных командиров, в их числе и смельчака Лобенталя.

Мёкерн штурмовали дом за домом. Ожесточение противников дошло до такой степени, что пленных не брали, защищающих строения французов без всякой пощады кололи штыками и забивали прикладами. Отступающий неприятель оставил горящее селение, через которое двинулась Первая бригада корпуса Йорка. Генерал ввел в бой свою пехоту до последнего солдата, прусская артиллерия, расстреляв почти все заряды, постепенно умолкала, французская же усилила канонаду. И тогда Йорк решился отправить в бой все свои резервы. Бросились в атаку Бранденбургские гусары, бригады Горна и Гюнербейма, до того не участвовавшие в рукопашной, пошли в штыки.

-- Сакена к Мёкерну! -- рявкнул главнокомандующий. -- В карьер, парень, аллюр -- три креста!

Буран сорвался с места, оправдывая свое имя. Пули свистели над головой вжавшегося в шелковистую конскую гриву Шемета, ядра взрывали землю справа и слева, но всадник и конь неслись сквозь битву, словно заговоренные. Через четверть часа корпус Сакена присоединился к атаке на Мёкерн, и неприятель дрогнул.

На левом крыле корпус Ланжерона овладел селениями Клейн и Гросс-Видерич. Но к трем часам пополудни Домбровский, усилясь войсками дивизии Дельмаса, вытеснил союзников из обоих селений, заставив отступить за Эльстер с большими потерями. Завязалось жаркое дело, в бой пошли русские полки -- Апшеронский и Якутский, особенно отличился Ряжский полк, отбивший французское знамя. Генералы Ланжерон и Рудзевич с Шлиссельбургским полком без выстрела атаковали Видерич, захватив шесть орудий и часть французских парков.

В восемь вечера Блюхер послал в Главную квартиру союзных монархов известие об одержанной победе. Трофеями победителей стали один императорский орел, три знамени, пятьдесят восемь орудий и две тысячи пленных. Убитыми и ранеными неприятель потерял не меньше шести тысяч человек. Ранен был и сам маршал Мармон. Но Силезская армия оплатила свой триумф дорогой ценой, только в корпусе Йорка из строя выбыли пять с половиной тысяч бойцов.