-- Благодарю, герр подполковник, -- Войцех коротко поклонился, -- даю слово искупить вину безупречной службой.
-- Принимается, -- усмехнулся Клаузевиц и добавил тихо, -- подполковника фон Лютцова благодари, глупый мальчишка. Это он тебя от жандармов полдня прятал, рискуя своей головой, цену за которую сам Бонапарт назначил. Повторится что-то подобное, я лично тебя пристрелю, это ты понимаешь?
Войцех кивнул. Список желающих лично его пристрелить пополнялся с каждым днем.
Аллюр "Три креста"
В конце сентября на Северном фронте наступило некоторое затишье. Партии Лютцова, Тетенборна и Рейхе тревожили неприятеля, действуя на его коммуникациях, окутывая части Даву непроницаемым туманом войны*. На юге, по сведениям, поступавшим из Главной квартиры шведского кронпринца, переместившейся в Цербст, собиралась гроза, какой Европа не видала со времен Аттилы. Богемская и Главная армии под командованием Шварценберга спешили к Лейпцигу с юга, Блюхер прорывался с востока, а принц Бернадот делал вид, что идет туда с севера.
Черная Стая, несмотря на успехи в "малой войне", рвалась на юг, где смельчаков ждала неувядаемая слава, где решались судьбы Германии и всей Европы, где народы собирались на величайшую битву с общим врагом. Но Сводный Корпус Вальмодена оставался прикрывать Мекленбургское направление, и добровольцам приходилось довольствоваться слухами о чужих победах.
В первую неделю октября генерал-майор Тетенборн, побуждаемый к соревнованию блистательным успехом экспедиции Чернышева к Касселю, испросил у графа Вальмодена дозволения сделать покушение на Бремен. Королевский Прусский корпус присоединился в этом походе к отряду русских партизан, но Шемету в нем принять участие не довелось.
За несколько дней до выступления его вызвал подполковник Клаузевиц, где вручил проштрафившемуся лейтенанту срочную депешу с приказом немедля отвезти в штаб командующему одним из корпусов Северной армии генералу фон Бюлов. В тот же день был подписан приказ о назначении командиром Первого гусарского эскадрона Люцовера ротмистра фон Юнкгера, переводом из Русско-Германского легиона, и Войцех, скрепя сердце, признал разумность действий командования, удалившего опального офицера на время вхождения нового командира в должность. Попрощавшись с друзьями и с бывшими уже подчиненными (должность командира полуэскадрона за ним, впрочем, сохранили), Шемет собрался в дорогу.
Запечатанный пакет, врученный Войцеху Клаузевицем, был помечен тремя крестами, и Йорика пришлось оставить на попечение Клерхен. Сменив третьего коня в придорожном трактире, Шемет проклял все на свете. Поясницу ломило, плечи затекли, и даже если бы дорога привела его прямиком в объятия Каролины, свидание вышло бы благопристойным до целомудрия, ввиду неотвратимых последствий бешеной скачки. В Цербст он прибыл в густых вечерних сумерках седьмого октября и, влетев в штаб фон Бюлова, выяснил, что можно было и не торопиться, генерал еще утром отбыл в Мюльбек, сопровождая кронпринца на совещание с Блюхером.
Принял курьера начальник штаба, генерал-майор Герман фон Бойен, и содержание послания тут же перестало быть секретом. Подполковник Лютцов ходатайствовал о переводе своего отряда в 3-й прусский корпус Бюлова, в надежде, что под его командованием добровольцам удастся внести более весомый вклад в дело освобождения Германии.
В ожидании, пока ему отведут квартиру для ночлега, Войцех праздно шатался по штабу, прислушиваясь к разговорам. Бернадот, хотя и перевел свою армию через Эльбу, не двигался дальше окрестностей Дессау, и Блюхер, желая увлечь его своим примером, выдвинул вперед корпуса Йорка, Ланжерона и Сакена. Это движение, угрожавшее сообщениям маршала Нея с главными силами французской армии, расположенными в окрестностях Дрездена, заставило его отступить к Эйленбургу, уничтожив все мосты на Мульде. К тому же, войска Нея, состоявшие из разноплеменных офицеров и солдат, совершенно упали духом после перенесенных неудач, и высланные навстречу неприятелю разведывательные партии каждый день приводили множество перебежчиков и дезертиров.
За ужином, накрытым для младших офицеров штаба, Шемет с удивлением обнаружил, что о нем тут наслышаны. Вилли Радзивилл, бессменный адъютант фон Бюлова с начала кампании, уши прожужжал сослуживцам о берлинском приключении и знаменательной роли в нем графа Шемета. Сожаления о том, что он разминулся с Вилли, слегка скрасила неожиданная откровенность сотрапезников. Главнокомандующего Бернадота в 3-ем корпусе считалось хорошим тоном недолюбливать и слегка презирать, за холодность к союзному делу, нерешительность и непоследовательность. Войцеху, разумеется под строжайшим секретом, поведали, что Бюлов готов выступить на соединение с Блюхером, не дожидаясь приказа кронпринца, и только прямой запрет прусского короля до сих пор удерживал генерала от этого решительного шага.
С утра Шемета снова вызвали к Бойену. Надежда присоединиться к товарищам, штурмующим Бремен, развеялась прахом. Сославшись на невозможность отрядить в Мюльбек кого-то из своих подчиненных, начальник штаба 3-го корпуса вручил отбившемуся от "Стаи" лейтенанту пухлый пакет, все с теми же тремя крестами, пожелал доброго пути и с головой ушел в работу. Войцех вздохнул и отправился на конюшню за казенной лошадью.
С этой минуты Шемета понесло по дорогам Саксонии, как сорванный с дерева осенним ветром лист. Навстречу, наперерез, вдогонку, с фланга маршировали во всех направлениях войска, с песнями шагала пехота, ровными шеренгами заезжали драгуны и кирасиры, артиллерия, конная и пешая, катила на позиции, менявшиеся с каждым часом.
Бюлова Войцех отыскал под осажденным пруссаками Виттенбергом, и, едва успев перекинуться с Вилли парой теплых слов, отправился с новым поручением, на этот раз к Бернадоту, в очередной раз пытавшемуся отгородиться от наступающих войск Бонапарта разрушенными мостами на Эльбе. Из Кётена, чертыхаясь на трех языках (французский временно из обихода пришлось исключить), Шемет отправился к Блюхеру, отошедшему к тому времени за Мульду и Заале. Измотанные переходами войска спали на биваках, население Саксонии, истощенное бесчисленными реквизициями и фуражировками обеих сторон, мечтало только об одном, чтобы уж кто-нибудь одержал победу, и война переместилась за Одер или за Рейн.
Наполеон, казалось, тоже никак не мог принять окончательного решения. Отказавшись от мысли разгромить поодиночке отступившие перед ним, но не потерявшие связи друг с другом Северную и Силезскую армии, он повернул на юг, навстречу Богемской армии Шварценберга, обошедшей Дрезден и спешившей к Лейпцигу с тыла.
Командиров и генералов Шемет за свою службу повидал разных. Хороших и не очень, осторожных и безрассудных, отечески заботящихся о солдатах или не считающих своих убитых. Но генерал "Вперед" произвел на него неизгладимое впечатление с первого же взгляда. Седой как лунь и прямой как кавалерийский клинок, Блюхер говорил резко и коротко, решения принимал быстро и безоглядно, серые глаза его горели молодым задором из-под сурово сдвинутых бровей, лихо закрученные кавалерийские усы воинственно топорщились, когда генерал отдавал свои судьбоносные приказы.
Молодого офицера в черном мундире цветов объединенной Германии генерал решил пока оставить при себе, "на удачу", как он сам выразился, объявляя Шемету свою волю беспрекословным тоном. Войцеху дали час, чтобы привести себя в подобающий вид, накормили и выдали свежего коня из ремонтерного резерва. Оставшееся перед выступлением время Шемет провел, знакомясь с Бураном. Сабле в этой битве предстояло остаться в ножнах, но лететь сквозь град ядер и ливень пуль с пакетом, от которого мог зависеть исход генерального сражения, было ничуть не менее почетно, чем вести эскадрон в бой, а остаться в живых важнее, чем убить врага. И тут, конечно, очень многое зависело от лошади. Буран к новому знакомому отнесся с доброжелательным спокойствием, похрустел сахарком, ткнулся мордой в плечо, испрашивая добавки, и под седлом вел себя так, словно они давние друзья и боевые товарищи.
