-- Похвальная торопливость, -- усмехнулся Фрёбель, -- но сейчас вас ждут во дворце Бельвью. Пройдете по Унтер-ден-Линден через Тиргартен, свернете направо, въезд отмечен двумя коваными фонарями. Пароль тот же.

-- Черная стая, -- вспомнил Войцех, -- спасибо, господин Фрёбель. Надеюсь, мы еще увидимся.

-- И, возможно, скорее, чем вы думаете.

Фрёбель крепко пожал руку Шемета и скрылся в темноте.

Дождавшись, пока снова появившийся на площади патруль промарширует в обратную сторону, Шемет направился к воротам. У самой арки он остановился, чтобы еще раз поглядеть на пустующую площадку фронтона, и подумал, что следующий шаг будет первым на пути к обещанию, данному самому себе.

-- Это не вам, случаем, господин Ян уши надрал?

Короткий смешок заставил Войцеха резко обернуться.

За его спиной стоял юноша лет шестнадцати, русоволосый и горбоносый, сходящиеся на переносице густые брови придавали ему серьезный и даже суровый вид, несмотря на широкую улыбку и поблескивающие смешинками глаза.

-- Я не знаком с господином Яном, -- сухо ответил Войцех,-- вы ошиблись сударь.

-- Простите, сударь, -- с трудом сдерживая смех, ответил незнакомец, -- но мне только сегодня рассказали эту историю, и тут вы, с сожалением взирающий на отсутствующую квадригу.

-- Что за история? -- любопытство взяло верх над раздражением.

-- Странно, что вы не слыхали о Фридрихе Яне, сударь, -- начал юноша, -- он знаменит не только в Берлине, но и по всей Пруссии. Пару лет назад он основал школу гимнастики, а теперь это целое движение, Гимнастическая Ассоциация. Не так давно герр Ян проходил под этими воротами со своими учениками. И спросил одного из них, что он думает об украденной у немцев Виктории. Тот только плечами пожал. Тогда Ян надрал ему уши, приговаривая, что это будет урок, который будет напоминать ему о долге вернуть квадригу из Парижа и водрузить на место.

-- По правде сказать, именно об этом я и думал, -- рассмеялся Войцех, -- но уши мне драть для этого не пришлось.

-- Это делает вам честь, сударь, -- уже серьезно добавил юноша и, попрощавшись легким поклоном, нырнул в темную арку ворот.

Войцех, немного погодя, последовал за ним. Улица стала чуть уже, за липами, густо посаженными по обеим ее сторонам, дворцы и роскошные особняки сменились густыми шпалерами подстриженных кустов, темными лабиринтами и замерзшими прудами. Бледный свет месяца серебрил облепленные снегом ветви деревьев, скользил по обнаженным плечам мраморных статуй и чашам фонтанов, придавая парку зловещий и призрачный вид.

Завороженный леденящей тишиной парка, Войцех унесся воображением в зимние ночи детства, когда за каждым деревом в парке его подстерегала кровожадная рагана или жестокая, но прекрасная лаума*. Это был страх, граничащий с восторгом, пьянящий, кружащий голову, заставляющий кровь быстрее бежать по жилам. Войцех позволил всепоглощающему ужасу охватить себя целиком и счастливо рассмеялся.

За спиной раздались шаги, и Шемет резко обернулся. Рука потянулась к эфесу, но сабля была далеко, в Бреслау, куда он отослал багаж и Йорика. Веселый ужас перед несуществующими чудовищами сменился вполне оправданным опасением, что за ним следят. Войцех остановился, затаился в тени и стал ждать.

На аллее показался тот самый юноша, что заговорил с ним у Бранденбургских ворот. Шемет шагнул навстречу и смерил незнакомца суровым взглядом.

-- Вы преследуете меня, сударь? -- сердито спросил он.

-- Я мог бы спросить у вас то же самое, -- насмешливо ответил юноша, -- я вошел в Тиргартен раньше вас.

-- Однако, это вы идете по моим следам, -- возразил Войцех.

-- Вы настаиваете на подробных объяснениях, что именно задержало меня в ближайших кустах? -- фыркнул незнакомец.

-- Я настаиваю, чтобы вы представились, сударь, и сообщили мне цель вашей ночной прогулки, -- угрожающим тоном произнес Шемет, -- у меня есть серьезные основания не доверять незнакомцам.

-- Если я скажу, что иду навестить дедушку, вы мне поверите, господин Волк? -- юноша рассмеялся совершенно ребячески. -- Увы, у меня нет ни корзинки с пирожками, ни красного капюшона. Моя дражайшая матушка, княгиня Радзивилл, велела передать свои добрые пожелания на словах.

-- Значит ваш дед?... -- недоуменно спросил Войцех.

-- Принц Август Фердинанд Прусский, -- смеясь, закончил юноша, -- младший брат старого Фрица. А я -- Вильгельм Радзивилл, сын его дочери Луизы.

-- Неожиданное, но весьма приятное знакомство, -- Войцех вежливо поклонился юному князю, -- позвольте представиться, Ваша Светлость. Я -- Войцех Шемет.

-- Граф Войцех Шемет, -- уточнил юноша, -- мне ли не знать нашу польскую аристократию.

-- Я литвин, -- заметил Войцех, -- и здесь, в Берлине, стараюсь своим титулом пользоваться пореже.

-- Какое совпадение, -- усмехнулся Радзивилл, -- и я тоже. Для друзей я -- Вилли. И очень надеюсь, что мы подружимся, пан Войцех, потому что в Бельвью мы с вами идем по одному и тому же делу.

-- Просто Войцех, -- улыбнулся в ответ Шемет, -- вот теперь я действительно рад знакомству.

По дороге Вильгельм засыпал Войцеха последними новостями, каждый день доходившими с нарочными из Бреслау в берлинский дворец его отца, Антония Генриха. Король, даже перебравшись в Силезию, все еще медлил с объявлением войны Бонапарту, несмотря на то, что Шарнхорст и Блюхер прилагали все усилия, чтобы склонить его к этому решению. Ни канцлер Гарденберг, ни другие государственные сановники, стоявшие у истоков реформ, все назначение которых было подготовить возрождение Пруссии и вернуть ей свободу от французского ига, не могли убедить слабого и нерешительного Фридриха Вильгельма, что этот час пробил.

Но Пруссия решила не ждать своего короля. Опальные сановники и военачальники, вынужденные уйти в отставку по требованию Бонапарта, спешили на родину со всех концов Европы -- Гнейзенау , Бойен, Грольман. В Кенигсберге генерал Йорк, подписавший с русскими на свой страх и риск Таурогенскую конвенцию о нейтралитете, собирал добровольцев, делая вид, что ничего не слышал о своей отставке и требовании предстать перед военным судом. А русские казаки успешно отлавливали подозрительных курьеров, которые могли бы везти опальному генералу официальный королевский приказ. И, конечно, неутомимый реформатор, Генрих Фридрих Карл фом унд цум Штейн, прибывший к Йорку, чтобы от имени русского императора призвать Восточную Пруссию к войне против Наполеона.

В Бреслау барон фон Лютцов, бывший соратник легендарного Шилля, еще в 1809 году поднявшего восстание против французской оккупации, ожидал королевского разрешения на создание добровольческих Корпусов свободы. Но будущие воины, сгоравшие от нетерпения вступить в бой, уже начинали собираться небольшими группами для ускоренного обучения службе.

У ворот дворца Бельвью греческие боги услужливо держали масляные фонари для поздних гостей. Привратник, узнавший князя, открыл ворота и тут же помчался во дворец, докладывать о прибытии гостя. Вилли поморщился, с сожалением объявил Войцеху, что деда, все-таки, придется навестить, но это ненадолго, и отправился к главному подъезду. Еще один слуга, закутанный в теплое добротное пальто, с подозрением покосился на потертый плащ Шемета, но услышав два слова -- "Черная стая" -- расплылся в улыбке и с поклоном пригласил гостя следовать за собой.

Дворец, расположенный подковой вокруг широкого плаца, покрытого нетронутым снегом, северной стороной выходил к набережной Шпрее, мимо которой слуга и провел Войцеха на задний двор, где располагались конюшни и другие хозяйственные пристройки. Здесь, к немалому удивлению Шемета, горел костер, словно на биваке, и полтора десятка молодых людей в черной одежде, напоминающей военную форму, грелись у огня, прихлебывая чай из оловянных кружек.

Завидев Войцеха, один из них, чуть постарше других и с почти военной выправкой, отдал свою кружку товарищу, и направился к Шемету, приветственно улыбаясь.