— Ну почему? — вмешался Фред. — Мы понимаем, что это такое — это уже полдела. Гарри, тебе нужны эти пергаменты?

— Нужны, — Гарри не сомневался ни минуты.

— Тогда, может, ты нам дашь их ненадолго? Мы скопируем и вернем их тебе, — предложил Джордж.

— Ты знал про тайник, и поэтому содержимое вроде как твое, — проговорил Фред, — зато мы знали, как его открыть.

— А откуда?

— У каждого есть свои секреты, — туманно отозвался Фред.

— Вы что–то нашли. Что–то, принадлежащее Мародерам, — догадался Гарри.

Близнецы виновато переглянулись, но раскрывать свою тайну не спешили. Гарри почувствовал легкое разочарование: ему трудно было смириться с тем, что кто–то владеет вещью, принадлежавшей его отцу.

Рон, чтобы его не вынудили встать на ту или иную сторону, решил проверить, не осталось ли чего в нише. И нашел…

— Гарри, здесь колдография! — крикнул он, и Гарри живо обернулся. Рон протянул ему колдографию, на которой весело дурачилась четверка друзей. Отец, чуть старше Гарри, пускал из палочки синие клубы дыма, которые такой же юный крестный превращал в хрустальные шары и направлял то в Ремуса, то в четвертого мальчика.

В Питера Петтигрю.

* * *

Как бы Гарри ни хотел написать родителям и узнать все о Питере, как бы он ни хотел вызвать крестного и расспросить того о Хвосте, он решил выждать до каникул. Они с Гермионой подняли старые подшивки «Пророка» и нашли, что Петтигрю должны были арестовать авроры, но он, отбиваясь, применил заклятие, которое разворотило половину улицы. Погибло двенадцать человек, а от самого Питера остался только мизинец.

— Да, невеселая судьба у предателей, — меланхолично произнесла Гермиона, — неудивительно, что ты никогда о нем не слышал.

Гарри задумался. Если его родители дружили с Питером, то тот, видимо, был настолько своим и родным, насколько ими были Сириус и Ремус. Поэтому представить себе, что один из них может оказаться врагом — он никак не мог.

О таком за завтраком не расскажешь, потому что… слишком разочарован? Слишком привязался к человеку, которого вовсе не знал?

Чем больше Гарри думал, тем меньше ему хотелось расстраивать отца или крестного. Может, маме легче будет рассказать ему о четвертом Мародере?

Погруженный в свои сомнения и учебу, Гарри и не заметил, как ударили первые морозы, как пошел первый снег и весь Хогвартс высыпал на улицу играть в снежки. Он сидел в библиотеке, просматривал подшивки газет за все прошедшие годы и дошел до выпуска родителей. Гермиона составила ему компанию — до школы она жила в мире магглов, и ей была интересна магическая хроника. Невилл иногда забегал в библиотеку, а вот Рон пропадал на отработках у Снейпа — тот исполнил угрозу и наказал их с Малфоем до самого Рождества. С Роном Гарри виделся только на совместных уроках, и поговорить они могли разве что на истории, пока другие отсыпались под монотонные лекции профессора Биннса.

— Мы вчера уронили шкаф, — перед самым Рождеством поделился с Гарри Рон, — и обнаружили за ним панели с изображением змеи.

— Как это вы уронили шкаф? — удивился Гарри, делая вид, что внимательно записывает, как гоблин Ульрих I Безобразный воевал с Ульрихом II Безносым. — Снова подрались, что ли?

— А что еще делать с Малфоем? — Рона трудно было смутить. — Не домашнюю же работу. Мы играли в плюй–камни, и он стал мухлевать, а когда я заметил и стал выигрывать, ну… он стал обвинять в нечестной игре меня — мол, мне позарез нужны деньги. Вот я ему и попытался объяснить, что не потерплю клеветы.

— Вы опрокинули шкаф, и что дальше? — заинтересовался Гарри.

— То, что это не просто панели!

— За ними есть какой–то проход?

— Уверен, что есть. Они очень похожи на панели, через которые я каждый день прохожу по дороге из гостиной в Большой зал.

— То есть, вы их не раздвигали?

— Мы пробовали, но без магии у нас ничего не получилось, а потом пришел Снейп.

— Очень странно… Зачем прятать проход за шкафом?

— Затем, что он секретный! — безапелляционно заявил Рон и разочарованно добавил: — Как жаль, что я не записался, чтобы остаться в школе на Рождество. Можно было бы спокойно вернуться туда и все разузнать. Но ничего, может, сегодня мы сможем его открыть.

Вечером Гарри рассказал про возможный проход Невиллу и Гермионе, но те отнеслись к рассказу скептически.

— Во–первых, — заявила Гермиона, — неизвестно, есть ли там проход. Во–вторых, шкаф могли просто передвинуть, чтобы освободить место для парт. А, в-третьих, кому может прийти в голову расставлять поломанную мебель в кладовой?

— Отработки там скучны, — поддержал Гермиону Невилл, — развлечься нечем. Таблицы по астрономии и арифмантике вгоняют в сон. Вот и чудятся всякие секретные проходы.

Умом Гарри согласился с ними, но сердцем… Сердце звало его к приключениям: найти проход и узнать, куда он ведет. А что если уже не одно столетие никто по нему не ходил, думая, что там ничего не может быть. А там…

Воображение нарисовало тайные карты и клады с удивительными магическими вещами, секрет изготовления которых был утерян. А скептики? Что скептики? Скептики никогда ничего не находят, уткнувшись в пыльные тома.

Ему хотелось не сидеть в библиотеке, а быть там, на отработке. Несправедливым казалось Гарри и то, что Рон с Малфоем станут первооткрывателями, что, пока он делает домашние задания, они сегодня откроют проход.

Но, как оказалось, волновался он зря. Последняя отработка прошла в подземелье: Снейп заставил незадачливых дуэлянтов прозаически мыть котлы.

* * *

Уезжать из школы было немного грустно, так как Хогвартс готовился к Рождеству. Большой зал украсили двенадцатью высокими елями и наложили чары на потолок: казалось, что с неба падают снежинки. Но Гарри очень соскучился по дому и с нетерпением ждал встречи с родителями. Он и не представлял раньше, что можно испытывать по одному поводу настолько противоречивые чувства. Еще ему не хотелось расставаться с новыми друзьями, и он пригласил их заглянуть к нему в гости. Но ни Рон, ни Гермиона, ни Невилл ничего конкретного не пообещали.

— Мам, а кто такой Питер Петтигрю?

Гарри помогал готовить праздничный ужин. Несмотря на закон, запрещающий несовершеннолетним колдовать, родители разрешили ему пользоваться волшебной палочкой дома. Как утверждала мама, они нарушали букву закона, но не смысл. Закон охранял раскрытие существования волшебства, но Гарри колдовал только дома, под надзором старших. К тому же отец говорил, что в их тревожное время нельзя ни на день перестать практиковаться.

Сейчас Гарри практиковался в бытовой магии — с помощью простого заклятия украшал запеченную с черносливом индейку бумажными манжетками, а мама, как дирижер рождественского хора, управляла пятью ножами, венчиком для сливок, а также салфетками, которые начищали до блеска бокалы и столовые приборы.

— Молодец, индейка вышла замечательная, — похвалила мама. — Теперь наложим на нее согревающие чары, чтобы она не остывала. Смотри, палочка движется вот так… Нет, нет, дорогой, мягче и плавнее. Расслабь кисть. Вот так… более плавно… и теперь заклинание…

— Caleo, — проговорил Гарри.

— А на пудинг нужно наложить охлаждающие чары. Палочка движется так же, но заклинание другое. Frigeo.

Гарри описал палочкой все ту же петлю и повторил:

— Frigeo.

— Учти, что на живое существо надолго накладывать эти чары нельзя, — предупредила мама, и вот тогда Гарри спросил:

— Мам, а кто такой Питер Петтигрю?

Блюм. Последний бокал не долетел до стола и разбился. И так как мама закусила губу и замерла, как будто Гарри не задал вопрос, а наложил чары окаменения, он повел палочкой над осколками и проговорил:

— Reparo!

Осколки, увлекаемые магией, собрались вместе, и спустя пару мгновений бокал снова был целым.

— Молодец, — рассеянно похвалила мама. — Accio.