Холодная вода принесла немного облегчения. Зельевар, тяжело вздохнув, побрел в столовую, собираясь принять зелье от головной боли после чашки крепкого чая. Вчерашняя ночь не хотела уходить из головы и теперь мысли хаотично теснились в сознании Снейпа. Он очень старался ухватиться за что–то определенное, но не мог.

— Что нужно этому мальчишке? Знал ли директор о подобном обращении с Поттером дома или нет? Что теперь делать с этим? Как вести себя с мальчишкой? Насколько сильно пострадала его психика после десяти лет жизни с магглами? Стоит ли показывать его целителям? Нужно ли обращать на него внимание или нет? Стоит ли постараться быть с ним чуть мягче или оставить все как есть? Насколько значимо мнение Снейпа для него и не проще ли было бы влиять на ребенка, находясь у него в авторитете, а не в оппозиции? — такие вопросы кружились у него в голове.

Внезапно звуки музыки заставили его вздрогнуть. В Большой гостиной кто–то играл. Эту мелодию он мог узнать всегда и везде, с первых нот. И Снейп неистово ненавидел эту музыку. Звучала первая часть третьего концерта Рахманинова.

Он бросился к комнате и застыл. Среди макового поля играл на фортепьяно Поттер. Он делал ошибки, порой не успевал вовремя нажать на нужную клавишу, или нажимал не на ту. Эта игра не была гармоничной, но все равно заставляла звенеть комнату от напряжения, хотя так могло ощущаться только Снейпу.

Эту мелодию часто играл Темный лорд. Порой он делал так, когда рядом кого–то пытали. Темный лорд считал эстетичным и красивым, когда под звуки фортепьяно рядом кто–то кричал. Для него только тогда музыка обретала истинную жизнь и очарование. Он заставлял своих слуг попадать в ноты со своими пытками.

В углу этого странного сада, прислонившись спиной к накрытому покрывалом зеркалу Еиналеж, сидел Эдвин и рисовал.

Этот мальчик казался зельевару непомерно странным и действительно опасным, как затаившийся хищник, который пока просто наблюдает за добычей, позволяя ей резвиться ровно до тех пор, пока не насеет жертве сильный удар. Если полувампир только играл в хищные замашки, демонстрируя всем клыки и как бы предупреждая, что его следует побаиваться, то Эрстед вел себя наоборот. Он готовился, чтобы потом ударить посильней. Без всякого предупреждения или времени на подготовку. Резко, сильно, наверняка.

Когда спало оцепенение, вызванное столь необычной картиной, зельевар коршуном подлетел к Поттеру и едко поинтересовался:

— Что тут творится? И что вы вообще тут делаете?

Гарри резко нажал на какую–то клавишу и в комнате раздался резкий звук, заставивший их всех поморщиться.

— Я играл на фортепьяно, — спокойно произнес мальчик.

Зельевар только обратил внимание на то, что перед ним и нот–то не было.

— По памяти?

— Да.

— А вы знаете, что это одно из самых технически сложных произведений для исполнения? Ты слишком самоуверен!

— Если я пойму, как работать со сложным, значит, у меня не возникнет проблем с простым, — объяснил мальчик, глядя на Снейпа как на маленького.

Это почему–то взбесило зельевара и он, раздув ноздри, прошипел:

— Не зная азов, невозможно постичь суть! Это все равно, что варить Волчелычное зелье, имея за плечами опыт приготовления супа! Мне все равно, чем ты будешь заниматься, только я больше не потерплю этой мелодии в своем доме! Играй что хочешь, но только не это! Я понятно выражаюсь?

— Вполне, — холодно произнес Гарри.

Его спокойствие очень настораживало зельевара. По идее мальчишка должен был чувствовать себя неуверенно после произошедшего вчера ночью, но он демонстрировал завидное безразличие.

— Надеюсь, что твоя память не подведет тебя.

Из малой гостиной послышалось покашливание. Снейп тут же вскинул палочку и уничтожил маки, вернув паркет назад на пол.

В комнату заглянул Дамблдор.

— Доброго вам утра! — поприветствовал всех директор.

— Здравствуйте, Альбус, — пробормотал Снейп.

Гарри кивнул, а Эдвин чуть склонил голову набок, с любопытством разглядывая гостя. Сегодня на директоре была странная темно–синяя мантия, расшитая золотыми звездами, а на голове колпак с полумесяцем на конце.

— Я пришел за зеркалом, — сообщил Дамблдор, сверкнув своими очками, и повернувшись к Эдвину, попросил: — Молодой человек, вы не подвинетесь? Цель моего визита находится как раз за вашей спиной.

Эрстед пересел на диван, перенеся за собой холст и кисти.

— О, благодарю вас, — Дамблдор провел по зеркалу рукой. — Мне кажется, что Гарри смотрелся в него. Это так?

— Да, — ответил мальчик, скрывать что–либо не имело никакого смысла.

— Ты не волнуйся. Я не буду ругать тебя. Этот артефакт перевозили в школу из другого места, и пока мы все подготавливали, я счел правильным оставить его на время здесь… Ты понял, что оно показывает?

— Да, наши сильные желания.

— Ты очень проницательный молодой человек. Много магов сошло с ума перед этим зеркалом в тщетных попытках постичь, как можно воплотить в реальность то, что они видят, и в конце концов оставались перед ним, наблюдая свою счастливую жизнь в отражении.

Директор задумался над чем–то.

— Да, Гарри. Я хотел бы извиниться за тот досадный инцидент, что произошел в прошлый раз, когда ты был здесь. Тебе никто не желал зла, просто нам требовались гарантии. Спокойствие одного человека ничего не значит, когда на карту поставлены тысячи жизней других… Мне правда жаль, что произошло то, что произошло. Поэтому мы и предложили тебе стереть память, без некоторых воспоминаний жить намного легче.

Гарри нащупал в кармане палочку, но с невозмутимым видом кивнул.

— Какими бы постыдными или неприятными ни были бы вещи, я предпочитаю помнить о них. Без них ведь не будет той личности, что есть сейчас.

Дамблдор тяжело вздохнул и в этот момент показался очень старым и уставшим.

— Да, это так. Я не буду применять силу или принуждать тебя к чему–то… Это твое решение. Но если захочешь забыть, то просто попроси меня.

Поттер усмехнулся.

— Тогда верните мне Тикки.

— Зачем он вам?

— Он тоже мой друг.

— Мне надо об этом подумать, — пробормотал директор. — У тебя есть еще вопросы?

— Да, что вы видите в зеркале?

— Я? О, я вижу себя с вязаными носками. Мне всегда почему–то дарят книги. Реже сладости. Но никогда носки. А они мне так нужны зимой…

Гарри посмотрел ему в глаза.

— Вы одиноки, не так ли?… Близкие знали бы, что вам действительно необходимо…

Снейп поморщился. За стенами это напускного спокойствия из Поттера проглядывало что–то темное.

— Есть вопросы, на которые люди не готовы отвечать… — осторожно произнес Дамблдор.

— Конечно, директор, я все понимаю… Вы не хотите выпить Сыворотки правды? Под ней говорить намного легче, да и, понимаете, вы даже получите от этого некоторое удовольствие… Видите ли, у меня есть некоторое подозрение, что в зеркале вы видите Гриндевальда…

Директор как–то сразу утратил всю свою доброжелательность и казалось, что он сдулся как воздушный шарик после встречи с иголкой.

— Как это понимать, Гарри?

Мальчик достал из кармана пузырек с чем–то прозрачным. Эдвин невозмутимо продолжил рисовать.

— Вы дружили после школы с Геллертом. После смерти вашей сестры он уехал из страны. Почему–то в ее гибели вас обвинил ваш брат. Потом началась война, и вы победили на дуэли вашего бывшего друга. Всю вашу жизнь вы не заводили никаких романтических отношений, видимо, потому, что вы гей. Смею предположить, что, воспользовавшись хаосом предстоящей войны, вы захотите вытащить из Нурменгарда свою любовь, а может бать, и прошлого любовника. Для всеобщего блага готовы ли глотнуть зелья и при свидетелях доказать, что все мои выводы всего лишь домыслы?

Дамблдор тяжело вздохнул.

— Мой мальчик, зачем тебе это? Может, хватит играть в эти странные игры?

— Вы сами нарушаете свои принципы. Или они относятся ко всем, кроме вас? — спокойно поинтересовался Гарри, так же пристально глядя в глаза пожилому волшебнику.