Спустя долгое время Маус, Сиран и Бас Бессмертный стояли в опаловом свете большой комнаты КРЕСТА АНСАТА Снаружи снова был нормальный, спокойный мир. Бас оставил подробные инструкции, как управлять и обращаться с энергетической установкой.
Освобожденные рабы пошли по домам через Запретную Равнину – теперь она больше не была запретной.
Калды были милосердно усыплены глубоким сном, от которого они никогда не проснутся. Мир стал свободным, чтобы человечество сделало его хорошим или плохим под собственную ответственность.
Маус стояла вплотную к Сирану, обняв его за талию; его рука обвила ее плечи. Малиновые лохмотья смешивались с желтыми… Бас улыбался им обоим.
– Теперь, – сказал он, – я могу быть счастлив, пока планета не умрет сама.
– Ты не хочешь остаться с нами? Наша благодарность, наша любовь…
– …уйдут со следующими поколениями. Нет, маленький человек. Я построил для себя мир, где я свой., единственный мир, где я всегда буду своим. И я буду счастливее в нем, чем вы в своем, потому что это мой мир, где нет ни раздоров, ни безобразия, ни страданий. Прекрасный мир для меня и Марсали.
Его окружало сияние, о котором Сиран когда-нибудь споет, хотя он лишь наполовину понимал его природу.
– Я не завидую вам, – улыбаясь, прошептал Бас, – а вы когда-нибудь подумаете о нас и позавидуете.
Он повернулся, легко прошелся по широкому каменному полу и поднялся по ступеням возвышения, Сиран тронул струну арфы. Он послал мелодию к высокому своду, наполнив все пространство в скале звенящей мелодией.
Он запел ту песню, которую пел для Маус на гребне над горным уступом и горящим морем. Простую песню о двух любящих Бас лег на ложе из мехов и цветных шелков, смягчающих каменный крест. Он еще раз с улыбкой оглянулся на Сирана и Маус. Гладкая белая рука поднялась в жесте прощания и опустилась на черный камень.
Молочный свет окутал платформу. Он шел волнами, кружился и утолщался в стену цвета теплой жемчужины. Еще с минуту люди видели сквозь эту стену черноволосую голову Баса, лежащую на сгибе руки, его тело, раскинувшееся в небрежной угловатой грации.
Затем осталась только теплая и мягкая оболочка света.
Туннель в шахту был заделан. Сиран и Маус вышли в золоченые двери и плотно закрыли их. Эти двери не должны были открываться, пока жив мир. Затем они обнялись и поцеловались. Грубые крепкие руки вокруг живой плоти, смешавшееся дыхание, губы, согретые жизнью. Зажигательность и страсть, пустые желудки и арфа, что поет на переполненных народом рыночных площадях и над головой вместо крыши – только открытое небо.
И Сиран не завидовал черноволосому мальчику, грезящему в своем вечном сне на каменном кресте.