— В жертву должны были принести козла! — рявкнул первый голос. — Если бы я знал, что вы тут задумали…

— Правильно, — прервал его второй голос. — «Белый козленок за Кали»! Ты сам придумал этот пароль. Мы сделали все так, — голос стал истерично повышаться, — чтобы эффект был удвоен! Зачем Матери Кали паршивая кровь полудохлого бакри[37], когда мы можем предложить ей кровь тысячи… нет, сотни тысяч ферингисов?! Этим жертвоприношением мы дали клятву исполнить то, что грядет. С помощью этого жертвоприношения мы изготовили священный знак! Да, нам нужен ребенок! Ребенок тех, кто погряз в грехе! Ребенок тех, кто пожирает мертвых животных, кто разрушает наши устои! Ребенок мужского пола! И это только начало! Ах, как бы я хотел, чтобы его горло олицетворяло собой горло всех детей, мужчин и женщин! С каким наслаждением я перерезал бы его! Одним единственным ударом!

Голос все повышался и повышался, пока не превратился в истеричное завывание.

— Я также жажду смерти захватчиков, — сказал первый голос. — Но убивать беззащитного ребенка в такой форме… Это грех перед Богом и людьми.

— Ты что, хочешь сказать, что предпочел бы сохранить жизнь тому змеенышу? Фу! Это глупо! Ведь ясно же, что если бы мы не прервали его существование сегодня, через десять-пятнадцать лет он без всякой жалости убил бы многих наших! Их нужно уничтожать, истреблять! Листву и ветви, корни и семя! Никого не щадить! Никого! Никого!

Алекс услышал, как говорящий затопал ногами по земле с такой силой и яростью, что по всей сводчатой комнате загуляло эхо. Наступила короткая пауза, после которой первый голос проговорил лаконично:

— Ладно, что сделано, уже не поправить. Но я тебе вот что скажу: если для крестьян нашего представления будет достаточно, то этого же нельзя сказать о сипаях. Нам нужно что-то такое, что глубже проникает в сердце, что не оставит равнодушным никого. Сипаи, например, уже готовы к выступлению, но им нужен первый толчок. Искра, которая способна была бы воспламенить их. Мы должны найти ее.

Алекс почувствовал, как Нияз взял его за руку и прошептал ему на ухо:

— Давай опустим камень. Не думаю, что им удастся поднять его изнутри. Они будут заживо похоронены и умрут медленно, как крысы!

Глаза Алекса поначалу загорелись, отражая свет звезд. Он порывисто поднялся на ноги, но тут же остановился и отрицательно покачал головой.

— Нет. Я думаю, им все-таки удастся найти выход. Я видел там внизу летучих мышей. Значит, у них есть какая-то своя мышиная дверь. А при большом желании в мышиную дверь сможет пролезть и человек. Подождем лучше. Они станут выходить один за другим, и мы…

Нияз кивнул и стал вынимать из ножен длинный нож. Вдруг он насторожился, рывком повернул голову назад и замер, словно пойнтер, почуявший зверя. Он с пару секунд внимательно прислушивался к ночным шорохам, а потом вдруг хрипло шепнул:

— Назад! Под дерево! Там кто-то идет!

Нияз и Алекс отбежали от входа в шахту и вновь укрылись среди толстых жгутов корней пипул-дерева.

Слух не обманул его. Со стороны густых джунглей, обступивших полуразрушенные стены дворца, кто-то явно приближался. Хрустнула опавшая ветка, зашелестела трава, и вскоре Алекс и Нияз услышали приглушенный звук шагов по камням двора. Двое показались из темноты со стороны туннеля, прошли под сенью пипул-дерева и остановились у входа в шахту. На фоне полутемного, тускло освещенного звездами каменного двора они казались всего лишь двумя силуэтами. В руках у них что-то было. Какое-то оружие. В неровном свете оно напоминало… напоминало топоры с короткими рукоятками… Из джунглей раздался крик козодоя. Спустя секунду с противоположной стороны леса ухнула сова. Один из подошедших проговорил тихо:

— Пилао и Тибоя! Оба подали свои голоса! Это хороший знак, хоть он и пришел очень поздно. И бхил[38] хорошо спрятана.

Этот человек опустил свое оружие лезвием вниз на камни двора, и раздался металлический лязг. Алекс и Нияз непроизвольно содрогнулись. Кроме того Алекс почувствовал страх, который исходил от Нияза. Его другом овладел ужас. Это было невероятно. До этой минуты Алекс считал Нияза бесстрашным бойцом. Но теперь он ясно чувствовал, что Ниязу страшно. Плечо его касалось плеча Алекса, и тому передавалась дрожь Нияза. На лбу Нияза выступил холодный пот. Он весь трясся от суеверного ужаса, подобного тому, который охватил Алекса час назад, когда он был на страшном сборище.

Человек, который сказал до этого о могиле, опустился на одно колено над входом в шахту и тихо позвал:

— Охе, такур! Все сделано.

Снизу ему ответили, и спустя минуту из шахты показалась голова поднимающегося человека. Пальцы Нияза непроизвольно свело судорогой, и руке Алекса стало больно. Из шахты один за другим вышли четыре человека. Слабый свет, исходивший снизу, отражался на рубинах одного из них, которые тот носил в ушах. Все стали о чем-то перешептываться, а тот, который был с рубиновыми серьгами, сердито проговорил:

— Уже поздно. До рассвета мне нужно проделать большой путь. Там внизу остались двое. Они выйдут и закроют шахту, а нам пора идти.

Это был голос человека, который истерично кричал о смерти пять минут назад там, внизу…

Один из них повернулся к шахте и крикнул вниз:

— Мы уходим. Когда закончите и выйдете, закройте вход.

Слабый свет из шахты на секунду ярко вспыхнул, как бывало, когда один из монахов во время сходки кидал на жаровню какой-то порошок. Эта вспышка хорошо осветила лицо человека, сказавшего последние слова. Нияз больно схватил Алекса за руку, а другой рукой принялся вытирать пот со лба.

Этим человеком был Кишан Прасад.

В следующую секунду вся группа повернулась и скрылась во тьме. Ночь снова была спокойна.

Двое людей, спрятавшихся в тени пипул-дерева, лежали неподвижно в течение, по меньшей мере, пяти минут, боясь пошевелиться.

— Значит, дядя моего отца говорил правду, — дрожащим шепотом проговорил наконец Нияз. — Они не все погибли!

— Кто?

— Те, кто несли топоры… Эти двое были лугаи[39]… Копатели бхила, убийцы-гробовщики… Ты знаешь, как называются те топоры, которые были у них в руках? Кхуссе! Это их оружие. Они фансигеры! Разбойники-душители[40]! Последователи Бховани! Душители! — Голос Нияза утих, и Алексу было слышно, как стучат зубы у его друга. — Теперь я точно сознаю, что здесь затевается страшное Зло, раз в нем участвуют слуги ада, воскресшие из мертвых! Сорок лет назад за душителями устроил настоящую охоту Солиман Сахиб. Дядя моего отца помогал ему. И он сказал мне… — Голос Нияза дрожал от ужаса. — Пойдем отсюда! Быстро!

— Пожалуй, задержимся еще на пару минут, — прошептал Алекс. — Вернем должок оставшимся двум.

Он поднялся на ноги и вышел из тени пипул-дерева. Через пару секунд к нему присоединился Нияз. Они осторожно подобрались к камню шахты с разных сторон и стали прислушиваться к слабым звукам, доносившимся снизу. Через минуту съежившаяся луна закатилась за горизонт, и стало гораздо темнее. Со стороны равнины, которая начиналась по ту сторону джунглей, доносился скорбный вой шакала. Легкий ветерок шуршал в кустах, шелестел в кроне пипул-дерева и наполнял спокойную ночь еще сотней слабых, приглушенных звуков.

Наконец внизу потушили свет и на лестнице послышались чьи-то шаги. Спустя минуту из отверстия шахты показалась голова поднимающегося человека. Алекс подождал, пока покажутся и плечи, а затем перегнулся из-за камня и схватил человека за горло. Тот придушенно охнул и стал отчаянно сопротивляться, барабаня руками по воздуху. Его голые пятки отбивали дробь на крутых ступеньках лестницы шахты. Напрягши силы, Алекс одним мощным рывком выдернул монаха из отверстия шахты, словно тот весил не больше мешка с овощами.

— Что там такое? Ты упал, что ли? — спросил голос снизу.