– Да. Слушай, мне пора. – Олли подхватил с дивана мотоциклетный шлем. Заметив мое разочарование, он подошел и прижался своим лбом к моему. – Я устал. И с похмелья. Сам виноват, конечно.

Я погладила его по затылку.

– Ты точно хочешь переехать, да?

– Больше всего на свете. – Он смахнул крошку с уголка моего рта и поцеловал меня. – Я очень тобой горжусь.

Я вытираю глаза рукавом кофты.

– А я тебя ищу, – подходит Китти.

– Он что-то от меня скрывал.

Олли оставил мне сообщение тем утром, пока я была на совещании: «Слушай, нам надо поговорить».

– Бекка, прекрати, – просит Китти, прислоняясь к стене рядом.

– Что прекрати?

– Снова и снова вспоминать. Никому от этого не легче, а тебе уж тем более.

– Но он сказал, что нам нужно поговорить.

– Это не значит, что он что-то скрывал, – пытается успокоить меня подруга.

– Он был расстроен, взволнован. – Я кусаю ноготь.

– Бекка, давай не сегодня, не сейчас. – Китти обнимает меня за плечи. – Пойдем внутрь. Твой отец хочет сказать пару слов.

– А может, мне поговорить с Кэролин? Вдруг Олли с ней поделился…

– Нет! Хватит над собой издеваться. Просто забудь, – умоляет Китти.

– Не могу!

Китти встряхивает меня и заглядывает в глаза.

– Олли настолько тебя любил, что никогда бы не стал ничего скрывать, ты ведь знаешь.

Слезы вот-вот сорвутся.

– Знаю? Я уже ничего не знаю…

«Все случилось быстро, – как наяву слышу голос полицейского, который пытался меня утешить. – Ему не было больно».

Хочется кричать. Хочется умереть.

Китти прижимает меня к себе.

– Я не могу без него жить, не могу, – рыдаю я. – Ох, Китти, что же мне делать?

– Тш-ш. Я здесь, я с тобой. Мы справимся, Бекка, обещаю. Справимся вместе.

– Вот и все, к завтрашнему дню мы готовы. – Я окидываю галерею взглядом.

На стенах висят абстрактные лондонские пейзажи кисти Пола Ламонта, со свеженькими белыми ценниками, которые только и ждут красных наклеек «продано».

Наблюдаю, как Глитц ослабляет галстук и, выскользнув из туфель, вытягивает ноги под столом. Я, выжатая как лимон, сижу напротив. Внешность у Глитца незаурядная. Серебристые волосы, продолговатое лицо, крупный нос и проницательные голубые глаза, что даже иголку в стоге сена заметят. Если бы Глитц не работал в сфере современного искусства, то стал бы классным детективом. Так и вижу его в стильном пальто и при бинокле.

– Отличная работа, Ребекка. Рамы хорошо смотрятся.

– У вас дырка в носке, – улыбаюсь я, глядя на торчащий большой палец.

Глитц тоже смотрит на свои ноги.

– Вот как.

Я поигрываю ручкой.

– Не думала, что вы из тех, кто носит дырявые носки.

Он отвечает не сразу.

– Жизнь полна неожиданностей. – Глитц задерживает взгляд на мне, и я отворачиваюсь, заранее зная страшный вопрос. – Как ты?

– В порядке. Мне кажется или здесь жарко?

– Честно в порядке или ты под столом пальцы скрестила?

Я показываю руки – никаких скрещенных пальцев. После похорон Олли, шесть недель назад, Глитц решил дать мне отдохнуть от работы, но я не могла вынести и мысли о том, что останусь одна в нашей квартире. Я так и не починила штангу для душа.

– Видите? Честно, – притворяюсь я.

– Тогда как насчет пойти выпить?

За последние три года мы с Глитцем стали хорошими друзьями и временами ходим в бар или ресторанчик после работы.

– Господи! – восклицаю, вчитываясь в записку, которую забыла передать ему днем. – Звонила Марти! У вас сегодня вечеринка… Том… – пытаюсь разобрать собственный почерк. – Том Бейли?

– Вот черт!

Марти – жена Глитца. Она пухленькая и милая. Любит носить бледно-желтые свитера и золотые украшения. Она позвонила мне чуть ранее со словами: «Как там его величество, в настроении?» Я ответила «да», и Марти быстренько рассказала о вечернем мероприятии, подчеркнув, что Глитцу не отвертеться.

Однако он и бровью не повел.

– На этих вечеринках и слова не разобрать.

– Может, пора приобрести слуховой аппарат?

– Ох, и ты туда же? Мне вторая жена не нужна.

– У моего папы такой есть. – Я умалчиваю, что отец этот аппарат никогда не носит.

– Что? – криво усмехается Глитц. Я снимаю свою куртку со спинки стула, и тут меня слегка качает. – Позвони Марти и скажи, что меня ограбили на улице.

– Нет. Сами звоните и говорите, что вас ограбили.

– Не могу. Эти негодяи отобрали у меня телефон.

Смеюсь.

– Я отдам тебе картину Ламонта, которую ты так любишь, – торгуется Глитц.

– А-а, заманчиво… – Я присаживаюсь. Кружится голова.

– Ребекка? С тобой точно все в порядке?

– Нет. – Тру глаза. – Наверное, надо пойти домой, прилечь.

– Я вызову такси.

Я пытаюсь встать, но снова теряю равновесие и хватаюсь за край стола.

– Ребекка!

Перед глазами снуют, как головастики, черные точки.

– Сядь, сейчас же!

– Странное чувство… сейчас в обморок упаду…

Он мигом оказывается рядом, пробует лоб рукой. По мне градом катится пот. Глитц вдруг рывком опускает мою голову вниз, между колен. Я отзываюсь стоном. Мне плохо.

– Не помогает? – Теперь Глитц хватает меня под руки и тянет вниз.

– Что вы делаете? – возмущаюсь я, падая на пол.

– Особое положение. Поднимай ноги!

Как только я их поднимаю, Глитц подскакивает со словами, что сейчас принесет воды.

– Мне дурно… – бормочу я. Перед глазами туман.

– Держись, – настаивает Глитц.

Вернулся ли он, я уже не помню.

Окончательно пришла в себя я только в больнице. Молодая темноволосая девушка-врач, на вид в два раза меня младше, измеряет мое давление. Нас скрывает задернутая желтая штора в цветочек.

Смущенный Глитц сидит у моей кровати на пластиковом стуле, рядом с держателем бумажных полотенец. В такси по дороге сюда он рассказал, что я пробыла без сознания по меньшей мере минуту, и мне немедленно нужен врач. По-моему, Глитц слишком драматизирует, но он и слушать ничего не желал, даже когда мне более-менее полегчало.

– Я обещал Марти за тобой присмотреть. Она говорила, что тебе не стоит так скоро возвращаться к работе.

– А может, вы просто хитрите, чтобы не пойти на вечеринку?

– Самую малость.

– Давление в норме, – прерывает нашу беседу врач, записывая что-то на листе, прикрепленном к серому планшету.

– Значит, мне можно домой?

Она кивает.

– Да, мы уже вас полностью осмотрели.

– Замечательно. Спасибо.

– И вы, и ребенок в порядке.

– Чудненько. Прекрасно. Постойте… и кто?

Глитц врезается плечом в держатель полотенец.

– Ребенок в порядке, – повторяет девушка, с любопытством поглядывая на тихонько ругающегося Глитца.

– Я беременна? – Она не знает про Олли. Это невозможно. У меня не может быть ребенка!

Врач кивает.

– Простите, наверное произошла ошибка.

Да она шутит!.. Однако врач качает головой и поворачивается к Глитцу в надежде увидеть адекватную реакцию. Тот как воды в рот набрал.

– Ну, поздравляю вас… обоих… – произносит она.

Три недели спустя мы с Китти переносим ящики и коробки в арендованный фургон для перевозки мебели.

Доктор предположила, что я беременна уже девять недель.

– Уезжай из Лондона, Ребекка, – сказал Глитц, стоя на моей кухне тем же вечером.

Он обвел рукой беспорядок, стопки нераспечатанных писем, забытый на столе вчерашний ужин…

Он прав. Жить здесь слишком больно. Меня повсюду преследует тень Олли, а теперь появилась новая забота – будущий малыш. Только куда мне податься?

– Ребекка, тебе нужно побыть с семьей. Оставайся там сколько захочешь.

– Сейчас мне всего-то нужно выпить чаю, – покачала я головой.

Глитц выдернул вилку из розетки и внимательно на меня уставился. Утром, перед работой, я гладила платье, но была уверена, что все выключила…