Эва. Залезай!

Паренек хватается за дверцу, с минуту скользит по обледенелой мостовой, затем с помощью Эвы вваливается в машину. Он тяжело дышит, в уголках рта запеклась слюна.

Эва. Куда?

Преследователи поворачивают назад и бегут к своей машине. Эва повторяет вопрос. Паренек не куда знает, куда хочет ехать, может быть, никуда, может быть, он вообще ничего не хочет.

Паренек. Все равно достанут.

Эва. Тогда зачем убегаешь?

Паренек. Не знаю. Просто так.

25

На кругу Иерусалимских аллей паренек просит остановиться. Машины его преследователей не видно. Януш останавливается, паренек выскакивает и исчезает в подземном переходе. Януш сворачивает направо; встав около гостиницы «Метрополь», наблюдает за пустой площадью. Со стороны вокзала на большой скорости мчится автомобиль. Резко тормозит, въезжает на тротуар. Преследователи выскакивают и, не закрывая дверей, бегут в переход. Кругом ни души. Из перехода никто не появляется. Януш хочет выйти из машины.

Эва. Ты ему ничем не поможешь.

Януш садится на место.

Януш. Да.

На площади пусто.

Эва. Ты сегодня уже сделал одно доброе дело.

Януш. Да.

26

Белый «фиат»-такси с разбитым передком медленно приближается к Дому актера — Януш, не обращая внимания на сплошную линию, сворачивает на левую полосу, останавливается около тротуара.

Эва. Я знаю, это не ты звонил. До свидания.

Выходят. Эва пересаживается в свою машину. Януш ждет, пока она согреет мотор. Потом возвращается в белый «фиат». Оба автомобиля стоят друг против друга на расстоянии двадцати метров. Маленький «фиат» включает дальний свет, несколько раз мигает. Януш мигает в ответ. Эва делает то же самое; короткие и длинные вспышки — возможно, случайно — складываются в какую-то систему знаков, в некий шифр. В разговор, который ни один из собеседников не может закончить. Наконец, в последний раз надолго включив дальний свет, маленький «фиат» медленно уезжает.

27

Януш бесшумно открывает дверь своей квартиры. В кухне никого нет. На цыпочках входит в комнату. В кресле сидит жена.

Януш. Все спят…

Жена кивает.

Януш. Машина нашлась…

Жена. Знаю. Мне звонили. Ночью.

Молчание.

Жена. Эва?

Януш. Эва.

Жена. Опять будешь уходить по вечерам?

Януш. Нет. Не буду.

Фильм четвертый

1

Ранняя весна. Первые нежно-зеленые листочки на молодых деревьях. Под одним из них мочится вышедший на утреннюю прогулку огромный дог — невероятно долго, застыв с поднятой ногой, как изваяние. Томек (мы познакомимся с ним в одной из следующих новелл) снимает с цепи тележку, на которой развозит молоко. Солнце уже взошло — окна и балконные двери залиты красноватым светом. Одно из таких красных окон открывается. Молодая девушка глубоко вдыхает свежий весенний воздух.

2

Анке двадцать лет; она небольшого роста, с чересчур полной, пожалуй, грудью, правильными чертами лица и улыбкой, при которой верхняя губа вздергивается чуточку слишком высоко, а на щеках появляются ямочки. Про таких, как она, долго говорят: «девушка». Надышавшись свежим воздухом, Анка закрывает окно. Посреди комнаты стоит тяжелый рюкзак: по-видимому, кто-то собирается уезжать. Анка, еще в ночной рубашке, передвигает рюкзак. Наливает в прозрачный кувшинчик воду, крадется к двери… «Мужская комната»! Кульман, кальки с чертежами, пепельница, полная окурков, бумажник, билет на самолет… Анка ставит кувшинчик и разворачивает лежащие на костюме носки. Так она и знала: один длинней, другой короче. Отложив носки, Анка берет кувшинчик и подходит к кровати. Михал спит без пижамы, укрытый только до пояса. Ноги торчат из-под одеяла, одна рука закинута под голову. Анку всегда умиляет вид спящего Михала. И неспящего, вероятно, тоже. Присев на корточки возле кровати, она пристально вглядывается в лицо отца. Кувшинчик держит в вытянутой руке над его головой. Михал открывает глаза, смотрит на Анку: он еще толком не проснулся. Анка с улыбкой наклоняет кувшинчик. Вода льется Михалу прямо на лицо. Он вопит, натягивает одеяло, потом осторожно высовывает голову. Хочет встать, и тут Анка выливает на него остаток воды. Михал мокрый; Анка прячется в ванной; Михал отыскивает в кухне кастрюлю, наполняет ее водой, подходит к двери ванной, дверь заперта, тишина.

Михал: Анка, я спешу.

Анка. Папа, не надо!

Михал говорит серьезно.

Михал. Я спешу. Открой.

Анка. Обещаешь?

Михал. Открывай!

Анка, услышав в голосе отца раздражение, медленно открывает дверь. Михал, нахмурившись, стоит на пороге. Худощавый, светловолосый, ясноглазый, он ничуть не похож ни на стареющего ловеласа, ни на «вечного» мальчика. Вытащив из-за спины свою кастрюльку, врывается в ванную.

Михал. Чистый понедельник?

Анка. Папа, не надо…

Михал. Чистый?

Анка. Я не успею высохнуть. Опоздаешь на само…

Михал с размаху выплескивает на нее всю воду из кастрюли. Анка включает фен, который тут же перестает работать. Она давит на кнопку, щелкает выключателем на стене: свет есть. Идет на кухню, но и там ничего не получается. Стоит в растерянности, с испорченным феном и мокрыми волосами.

Михал. Адам должен зайти, отдашь ему эти чертежи.

Анка. Я мокрая.

Михал. Тогда не надо ехать.

Анка пытается уложить волосы; она уже в брюках и серой блузке, без лифчика.

Михал. Ты так ходишь?

Анка. Папа… все так ходят. Никто сейчас не носит лифчиков.

Михал прячет документы, потом выдвигает ящик тумбочки. Там полно разных предметов, которые вряд ли могут заинтересовать женщину: старые часы, циркули, сломанные угольники, однако в самом низу лежит выцветший желтый конверт, на котором что-то написано. Михал, поколебавшись, оставляет конверт на месте, прикрыв сверху какими-то мелочами.

Анка(за кадром). Твою мать! Папа!

Михал. Ты обещала не выражаться, по крайней мере до…

Анка. Да у меня ключи пропали!

Михал. Возьми мои. Вчера… я же тебе не открывал, ты сама вошла?

Анка. Сама. Я могла их оставить в замке, а кто-нибудь взял.

Михал. Могла.

Анка. Теперь мне будет страшно.

Михал. Где ты раздевалась?