- В чем дело? На каком основании? - залепетал я, судорожно придумывая план обороны.

- А вот на каком основании, - вступила в разговор моя "клиентка". Она раскрыла сумочку и, достав оттуда диктофон, стала давить на кнопки. Через полминуты из динамика раздался мой голос. Я склонил голову, признавая свое поражение.

- Ну что же, будем составлять протокол, - голосом судьи произнесла женщина, усаживаясь за стол и доставая из сумочки бумаги. Я, не теряя времени, придвинулся к старшему инспектору и, взяв его за локоть, увлек в коридор.

- Скажите, инспектор, что мне за это будет? - спросил я Скворцова, как только мы остались наедине.

- Для начала мы вас оштрафуем за сокрытие доходов, а потом передадим дело в следственные органы. Они привлекут вас к уголовной ответственности за организацию притона.

Всю эту информацию старший инспектор выложил равнодушным, скучным голосом. Однако я почувствовал, как от этого голоса у меня на спине выступила испарина. Я сильней сжал Скворцову локоть и зашептал ему в ухо:

- Инспектор, а нельзя ли как-нибудь договориться? Ну, чтобы без всяких протоколов?

Скворцов сочувственно улыбнулся.

- С Марьей Ивановной, - он кивнул в сторону комнаты, - договориться практически невозможно.

- А если все же попробовать?

- Боюсь, ничего не получится, - инспектор с сомнением покачал головой.

Я продолжал настаивать, и Скворцов, наконец, согласился. Он отправил меня на кухню, а сам вернулся в комнату. Минуты через три или четыре он вернулся. Лицо инспектора озаряла счастливая улыбка.

- Тебе, мужик, повезло, - Скворцов хлопнул меня по плечу, - Марья Ивановна сегодня в хорошем настроении. Гони каждому из нас по штуке баксов, и разойдемся миром.

У меня перехватило дыхание.

- Три тысячи баксов?! Откуда же я возьму такие деньги?!

- Ты хочешь сказать, что за полгода не заработал трех штукарей? - грозно надвинулся на меня инспектор. Мне пришлось второпях объяснять Скворцову, с какой целью я пошел на подлог, увеличивая стаж своей работы.

- Все, что у меня есть это пятьсот баксов, - закончил я свой сбивчивый рассказ.

Старший инспектор подозрительно меня оглядел, но, кажется, поверил моим объяснениям.

- Где деньги? - строго спросил он.

Я полез в буфет, достал с полки пятьсот долларов и передал их налоговому инспектору.

- Оставайся здесь, - приказал Скворцов и направился к своим товарищам.

Я сел на табурет и стал ждать. Минут через пять я услышал шаги в коридоре. Хлопнула входная дверь, и все стихло. Я прошел в комнату. Там никого не было. Схватив телефонный аппарат, я набрал Вовкин номер. Выслушав мой рассказ, Вовка огорошил меня вопросом:

- Ты попросил их показать документы?

Я вынужден был признаться, что об этом в тот момент даже не подумал.

- В таком случае, проверь, все ли ценные вещи у тебя на месте.

Единственными ценными вещами в моей квартире были женские золотые украшения, доставшиеся мне в наследство от матери. Я открыл шкаф и заглянул в шкатулку. Она оказалась пустой.

- Не расстраивайся, - успокоил меня Вовка, - если бы нагрянула настоящая налоговая полиция, ты бы так легко не отделался. Я вот о чем подумал, - после недолгой паузы продолжил мой компаньон, - нам надо менять тактику. Пора обзаводиться постоянной клиентурой. Одна клиентка у нас уже есть. Это Марина. Далее...

В этот момент мой взгляд упал на пустую шкатулку. В глазах зарябило, а к горлу подступил горький комок. Я, что было мочи, заорал в трубку:

- Пошла она на х... твоя Марина. Пошла на х... твоя Проблема, пошла на х... твоя установка. Пошел ты сам на х... .

Я бросил телефонную трубку. Горький комок продолжал разрывать горло. Глаза заволокло мутной пеленой. Я повалился на диван и уткнулся в подушку.

Не знаю, как долго я пролежал в таком положении, но когда я очнулся, в комнате было уже темно. Меня потревожил телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал Вовкин голос:

- Не хотелось тебя беспокоить, - вкрадчиво начал он, - но ты включи телевизор на шестой канал.

- Только телевизора мне сейчас не хватает, - проворчал я в ответ.

- Включи, я прошу, - повторил свою просьбу Вовка и повесил трубку.

Я подошел к телевизору и включил шестой коммерческий канал. На экране какой-то мужик, яростно жестикулируя, спорил с невидимым собеседником. Глаза и часть лица оратора закрывала черная полоса. В то, что говорил мужик, я не стал вникать, хотя манера его поведения показалась мне знакомой. Но тут раздался голос его собеседницы: "Вы говорили о двадцати тысячах долларов. Зачем вам эта сумма?"

Колени мои задрожали и я, чтобы не упасть, опустился в кресло. Первая мысль, пришедшая в голову, отдавала черным юмором:

- Мечтал о славе, Сашок? Теперь прославишься!

Было ясно, что черная полоса на физиономии меня не спасет. Большинство из моих коллег, особенно тех, кто знаком с моей работой, несомненно, меня узнают. Я представил, с каким злорадством завтра в институте будут обсуждать мою персону. Обхватив голову руками, я с силой сжал виски. Что делать? Бросить все и уехать куда-нибудь подальше, где меня никто не знает? А может быть разом покончить со всеми проблемами? Выйти на балкон, да сигануть с шестого этажа на бетонный козырек подъезда?

Мысли роем пчел кружились у меня в голове, безжалостно жаля душу и отравляя сознание. Вконец обессиливший, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В таком состоянии я провел час или полтора. Очнулся я от телефонного звонка. С трудом поднявшись, я подошел к телефонному аппарату.

- Здравствуйте, - услышал я женский голос, - вы, наверное, на меня обиделись за телевизионную передачу? Но лицо ваше мы не показали и голос постарались изменить.

- Что вам еще от меня нужно? - устало промычал я.

- Мне лично от вас ничего не нужно. Но к нам на студию пришел некий субъект и требует, чтобы я познакомила вас.

- Никакого субъекта мне..., - начал было я, но вдруг из трубки раздался хриплый, мужской голос:

- Слушай, братан, меня Виктором зовут. Вопрос к тебе имеется. Ты по телеку правду говорил или туфту гнал на счет хреновины своей? Она что, в натуре, может людям большую пользу принести?

- Может, - тяжело вздохнул я, - но теперь это уже не имеет значения. Я не хочу больше этим заниматься.

- Короче, дело вот в чем, - мой собеседник понизил голос, - грех на мне большой. Такой большой, что душу рвет на части, жить не дает. Пошел в церковь, к батюшке. Он советует молиться во спасение души. "А еще, - говорит, - сделай что-нибудь такое, чтобы людям польза была." Просекаешь? Ты сказал, что твоя хреновина двадцать штукарей стоит? Ладно, дам я тебе бабки. Но с одним условием. Ты мне матерью поклянешься, что ни одной копейки не потратишь впустую. Только на дело. Понял? А сейчас ноги в руки, жопу в горсть и дуй сюда, на студию. Я тебя жду.

Примерно через час я спускался по лестнице из здания шестого коммерческого канала. Передо мной тихо дремал ночной город. За ним также мирно спала огромная страна. И никто, я в этом уверен, никто в этой стране не был так счастлив в этот момент, как был счастлив я. А причиной тому служили две тугие пачки стодолларовых купюр, приятно оттягивающие внутренние карманы моего пиджака.