- Пойдем, - простонала Изольда, - пойдем скорее в спальню.

- Зачем? - спросил я.

Женщина молча схватила меня за руку и потащила в соседнюю комнату. Не успели мы миновать дверной проем, как я оказался лежащим на широкой кровати. Быстро скинув с себя одежду, Изольда принялась за меня. Но, когда вслед за брюками, на пол полетели мои трусы, я живо натянул на себя тонкое, как простыня, одеяло. Дело в том, что я с детства стесняюсь своей наготы. Даже от ребят я всегда старался скрывать определенные места своего тела.

Такой поворот событий, однако, нисколько не остановил Изольду. Прижавшись ко мне, она ловко просунула руку под одеяло. С ужасом я ощутил, как эта рука, поглаживая мое тело, спускалась от груди все ниже и ниже. Достигнув детородного органа, она принялась вытворять с ним такое, будто он был не частью моего тела, а сорняковым растением, которое необходимо выдернуть из грядки. Я уже собрался попросить Изольду прервать эту процедуру, как вдруг услышал возле самого уха ее шепот:

- Ну как?

- Что как? - не понял я.

- Ты что-нибудь чувствуешь?

Мне трудно было передать словами те чувства, которые владели мной в тот момент, поэтому я только неопределенно пожал плечами.

- Подожди, сейчас почувствуешь.

Пообещала Изольда и с головой скрылась под одеялом. Экзекуция продолжилась, но в еще более изощренной форме. Мысль о неприкрытой моей наготе парализовала мое тело, и я неподвижно лежал на кровати, словно утопленник, вытащенный из воды.

Наконец, из-под одеяла показалась голова Изольды. Женщина села на кровати и задумчиво сдвинула брови. Она явно была чем-то озадачена. Так прошло, наверное, с полминуты. И вдруг в глазах Изольды блеснул радостный огонек. В следующий момент она соскочила на пол и выбежала в соседнюю комнату. Через пару минут Изольда вернулась, неся в руках длинное полотенце и продолговатый футляр. Она уселась на кровати, подогнув под себя ноги, и принялась сооружать на своей голове из полотенца тюрбан. Я продолжал лежать, укрытый тонким одеялом, с интересом наблюдая за манипуляциями хозяйки дома. Покончив с головным убором, Изольда открыла футляр и извлекла оттуда флейту. Уверенными, профессиональными движениями собрав инструмент, она осторожно поднесла его к губам.

Мелодия, рожденная флейтой, показалась мне удивительно знакомой. Я напряг память и вспомнил, что похожую мелодию я слышал несколько минут назад по телевизору. Вдруг я почувствовал странные перемены в своем теле. Сначала я ощутил приятное покалывание в сосках. Затем грудь моя наполнилась теплом, которое струйками стало стекать к низу живота. И тут я заметил, что одеяло в том месте, откуда растут ноги, начинает медленно подниматься. Я бросил взгляд на Изольду и заметил, что она тоже с живым интересом наблюдает за происходящим. Мне даже показалось, будто флейта заиграла значительно веселее.

Поднявшись сантиметров на пятнадцать над моим телом, одеяло замерло в ожидании. И тут, прервав музицирование и отложив в сторону инструмент, Изольда по-кошачьи начала красться ко мне. Однако не успела она преодолеть и половину пути, как одеяло медленно, но неуклонно стало опускаться. Изольда схватила флейту и продолжила игру. Одеяло тут же вернулось в исходное положение.

Решив, вероятно, провести эксперимент, Изольда несколько раз прерывала и вновь возобновляла игру. И каждый раз, как только стихала музыка, одеяло опускалось, а с первыми звуками флейты устремлялось вверх. Отложив, наконец, инструмент в сторону и подперев руками подбородок, Изольда погрузилась в размышления. На сей раз ей потребовалось значительно больше времени для принятия решения, но, в конце концов, вновь в ее глазах появился блеск, и вновь она стремительно скрылась в соседней комнате.

Вернулась Изольда с портативным магнитофоном в руках. Забравшись на кровать, она нажала на кнопку "запись" на пульте магнитофона и взяла в руки флейту.

С первыми же звуками мелодии одеяло привычно поползло вверх и вскоре достигло своего верхнего положения. Изольда продолжала играть и, как мне думается, играла минут пять или даже десять. Внезапно она остановилась и быстро нажала на кнопку магнитофона, после чего тот стал перематывать ленту в обратную сторону. Но как не спешил электронный слуга, пытаясь помочь своей хозяйке, к тому времени, как лента была перемотана, одеяло напоминало ровную лужайку с небольшим бугорком посередине. Тем не менее, Изольда решительно нажала на кнопку "воспроизведение".

Не сводя глаз с одеяла и стянув с головы полотенце, Изольда нервно теребила в руках его бахрому. Ее волнение передалось мне, и я, как завороженный, уставился на бугорок посреди лужайки. Прошло несколько секунд напряженного ожидания. И вот бугорок сначала качнулся, потом набух, а затем стал стремительно превращаться в остроглавую вершину. Резким движением Изольда сорвала с меня одеяло. При этом из ее груди вырвался такой по-звериному страшный рык, что я даже забыл о своей наготе.

* * *

С того вечера прошло уже полгода. Мы часто встречаемся с Изольдой. Однако телевизор во время наших встреч я не включаю. Я вообще теперь не люблю смотреть телевизор. В последнее время мне больше нравится слушать флейту.

Три мушкетера.

Пассажира, рассказавшего мне следующую историю, я запомнил хорошо. Да и трудно было его не запомнить. Столь изумительное и совершенное сочетание тонких черт лица встречается не так часто.

Почувствовав запах алкоголя, исходившего от моего клиента, я предположил, что разговорить его не составит особого труда, и не ошибся в своем предположении. Спустя несколько минут я уже знал, что родом он Сибири, а в Алма-Ату приехал по распределению, после окончания института.

- А я, будучи студентом, бывал в ваших краях, - похвастался я, - послали нас после третьего курса на производственную практику в один небольшой сибирский городок. В том городке текстильный комбинат находился. Девчонок - тьма. Славно я в то лето попрактиковался.

Мой сосед снисходительно похлопал меня по колену.

- Ну, думаю, что такой практики, какая была у меня после четвертого курса, никому не приходилось испытать.

Я навострил уши и осторожно, чтобы не спугнуть клиента, подзадорил его, выразив сомнение.

- Так уж и никому?!

По тому, как резко подпрыгнул на сиденье мой сосед, и каким искренним негодованием заблестели его глаза, я понял, что он у меня на крючке, и приготовился слушать рассказ.

* * *

В одном крупном сибирском городе, индустриальном и научном центре края, располагался химико-технологический институт, который готовил специалистов для бурно развивающейся в то время химической и нефтегазовой промышленности. В 1978 году на четвертом курсе его факультета технологии органических веществ учились Атос, Портос и Арамис.

Атос, по паспорту Геннадий Дорогинин, высокий, темноволосый юноша был признанным лидером не только тройки мушкетеров, но и всего курса. Ни одно мероприятие на факультете, будь то дискотека, КВН или вечер поэзии, не обходилось без его участия. Он умудрялся быть одновременно и сценаристом, и режиссером, и главным исполнителем. При этом его слово было решающим. Если так сказал Атос, значит, так оно и будет. До энциклопедичности эрудированный, с тонким чувством юмора он пользовался безусловным авторитетом и уважением своих однокурсников. Многие его даже побаивались. Ему достаточно было бросить пару едких фраз, чтобы так отшить зарвавшегося выскочку, что бедняга потом неделю ходил с опущенной головой, старательно избегая встреч с Атосом.

Согласно записи в зачетной книжке, Портос носил широко распространенную на Руси фамилию Самсонов, а звался еще проще - Петр Ильич. Это был атлетического телосложения молодой человек ста девяносто сантиметров роста, с кудрявой шапкой огненно-рыжих волос на голове, голубыми глазами на широком, веснушчатом лице и толстыми, как пельмени, постоянно влажными губами пай-мальчика. Отличительной чертой Портоса была его немногословность. Словам он предпочитал широкую, добродушную улыбку, редко сходившую с его лица.