– Да, я пошел. Будь добра, передай салфетки.

– Зачем? Я тебе там оставила.

– Ах, оставила? Ты очень хорошо обо мне заботишься, мне очень приятно.

– Ну, не достаточно, нет, мало все-таки.

– Нет, нет, очень даже.

– Ну, ладно. Иди.

– Иду, иду. Знаешь, что тебе скажу? Ты много обо мне заботишься.

– Так и нужно. Иди, а то не пропустят.

– Ну, я пошел.

– Иди.

– Вы разрешите, мне лишь на минуту приподнять. Попридержите здесь, пожалуйста. Все, можно садиться. Садитесь. А вы знаете, я и не знаю. Хотя езжу этим поездом давно. Я каждый раз еду именно этим поездом, но не припомню, чтобы он, как вы говорите, шел через Кременчуг. Это был всю жизнь полтавский поезд. Нет, и номер у него сохранился: двести тринадцать. Ну, разве что отцепляют. А так, я всегда помню, что он прибывает в семь часов утра и идет только через Ромодан. И на обратном тоже. Нет, нет, это вы, наверное, что-то путаете. Он и обратно через Кременчуг не проходит. Он и отправляется с Киевского вокзала, а в Кременчуг наоборот, необходимо с Южного. Это вы не так поняли. Нет, нет. Перепутали. Ну, я езжу каждый раз, я, очевидно, знаю. Нет, нет. Ну, не знаю. Хотя вот что: его могли уже в последнее время переназначить, из-за ремонта, из-за переделок. Сейчас многие поезда, да все почти что, поменяли направление. Но каким бы образом ни было, через Кременчуг он вряд ли пойдет. Мы в Полтаву прибываем в семь утра, когда же ему быть в Кременчуге? Тогда спрашивайте у проводника. Я не знаю, что вам еще рассказать. Ты уже вернулся. Что, не пустили?

– Успокойся, все замечательно.

– Да?

– Вы позволите мне пройти? Все как нельзя хорошо.

– Ну и слава богу. Ты, может, хочешь почитать газету?

– Боже упаси. Я, видишь ли, совершенно отвык читать в транспорте. Ну, абсолютно. Строчки перед глазами прыгают, я не имею никакой возможности сосредоточить взгляд. Понимаешь, какое дело. Мне и книги все до одной уже причитались. Я совсем не хочу читать.

– Пускай. Не читай.

– Я не буду ничего читать.

– Не читай, не нужно, если не приносит удовольствие.

– Я, видишь ли, в этих очках и буквы различить не могу.

– Я вообще считаю, что необходимо делать только то, что приносит удовольствие и удовлетворение. Не нужно себя насиловать, заставлять не нужно.

– Ну, это спорно.

– Нет, нет, надо мудро к жизни относится. Понапрасну лишний раз не волноваться. Все идет к лучшему, все устроится. Провидение за нас лучше все обустроит.

– Ты полагаешь?

– Я в этом уверена. Вот моя мама, к примеру…

– Так я тебе не дорассказал.

– Ты помнишь тетю Катю, с которой она приезжала?

– Нет, я совсем ее не помню. Про тот поезд, в каком мы ехали. Уж и не понимаю, как мы дотерпели.

– Ты ее видел, когда мама у нас была.

– Ах, в тот день. Ну, да, да. Послушай, дай мне закончить, я хочу тебе дорассказать.

– Хорошо, хорошо, дорасскажи.

– Я по прибытию пошел в комендатуру и сразу к коменданту. И объясняю: такое и такое дело, что хотите, со мной делайте, а мне необходима отдельная комната. Где угодно, в каком угодно месте. Пусть это будет хотя бы совершенно невзрачный угол.

– Но чтобы свой.

– Чтобы изолированный. Чтобы никого по соседству.

– Чтобы не слышно было.

– Да. И он, представляешь, начал успокаиваться.

– Хорошо. А помнишь, тот фильм.

– Какой фильм?

– Вот проехали Борисполь. Посмотри. Тот самый.

– Ничего не помню.

– Ну, мой любимый.

– Галочка, я и в самом деле не помню.

– А ты, быть может, его и сам видел.

– Это вполне вероятно. Ты можешь сказать его название?

– Ты же не смотришь телевизор.

– Видишь ли, какое дело, я его совершенно не смотрю. Сын, и дочь иногда, смотрят, ну одно полное безобразие. Я не выдерживаю подобного и ухожу тогда из комнаты.

– Нет, тот фильм тебе бы наверняка понравился.

– Ты считаешь?

– Да, он замечательный.

– А как он называется?

– Он называется… Тебе название ничего не скажет, у тебя ведь названия в памяти не хранятся.

– Ну, это спорно.

– Я его смотрела несколько раз.

– Да что ты.

– Это чудесный фильм. Он, конечно, женский. Но там настолько все показано тонко, все выявлено. Он очень красивый.

– О чем же он?

– Ой, да его не перескажешь. Это нужно смотреть. Все дело в красках, в жестах. Актеры – бесподобные. Очень удачный подбор актеров. Он, мужчина, – главный герой, – мне очень нравится. Я из-за него и смотрю этот фильм.

– Вот как.

– Да, он мне как мужчина именно и нравится.

– Что же в нем такого?

– Этого не описать.

– Что же он, красив?

– Нет, я не сказала бы, что он очень красив. Внешне он не красивый. Но он обладает какой-то такой несказанной привлекательностью, какой-то притягательной силой. Он женщин ею-то и притягивает. И я думаю, он почти и не играет. Такой и есть в жизни. В нем главное, – вот забыла его фамилию, – это самое знание женщин. Взгляд, – все во взгляде кроется. Вот он, положим, смотрит, и все-все про женщину уже знает, он ее просвечивает взглядом насквозь. Это очень поражает.

– Да?

– Что ты, это для женщин, можно выразиться так, самое основное, самое животрепещущее. Замечательный артист. Мужчина редкий.

– Скажи, пожалуйста.

– В нем величина прослеживается какая-то. В жестах, в походке, в разговоре. Уверенность, сила. Он знает, чего женщина хочет. И в нем очень чувствуется эта сила. Ох, это нужно смотреть, это не расскажешь. Там, – в фильме, – он владелец крупной фирмы. Ну, не один он ею владеет, существует совет акционеров.

– Совладелец.

– Да совладелец, но имеет контрольный пакет.

– То есть решительное слово его.

– Да, его, конечно его. И вот он влюбляется. Я даже не скажу, что влюбляется, – выбирает – свою секретаршу. Совсем молоденькую. Он ее выделяет среди других, чем-то она ему нравится. Он ее выбирает и ею занимается. Он за ней следит, а она даже не догадывается. Он ее изучает. Впрочем, он, кажется, бросив один только взгляд, все-все про нее знает и выбирает для любви.

– То есть он ее полюбил?

– Да, он ее полюбил. Очень сильно.

– А она?

– Ну, подожди. Что она? Что она может? Совсем девочка, она ничего не знает и ничего не понимает. А он дарит ей, – по завещанию или как-то там переоформляет на нее, – несравненное по богатству, огромное загородное ранчо. Представляешь себе? Стоимостью несколько миллионов долларов, которые он собирал не один год.

– Но послушай, это ранчо, насколько я понимаю, является громадным состоянием.

– Это невообразимое состояние. Его директора, завистники и соперники, просто не могут этого переварить.

– А это ранчо полностью его собственность или собственность фирмы?

– Какой – то частью относится и к фирме.

– Тогда они правы, он не имеет права распоряжаться один по своему произволу.

– Ты не понимаешь, это же и был такой жест, это непревзойденный дар. Такое состояние и какой-то обыкновенной девочке, которой просто повезло.

Д – а ей очень, можно сказать, повезло.

– Так вот, он, не смотря ни на что, дарит ей это ранчо и переоформляет на нее, пожизненно делает ее владелицей. Владелицей целого ранчо на всю жизнь.

– Даже если они расстанутся, это ранчо остается за ней?

– То-то и оно, что он дарит ей его безвозмездно и навсегда. Она даже не понимает этого подарка. Правда, я не скажу, что девочка глупенькая. Она, наоборот, умненькая, закончила какие-то там факультеты, но совсем еще не знает жизни. Он в ней угадал некий зародыш, узнал что-то в ней необыкновенное. Но его еще нужно было воспитать, это необыкновенное. В ней еще нужно было раскрыть женщину. Она же еще сама в себе не слышала женщину.

– Скажи, пожалуйста.

– И вот он начинает ею заниматься. Но этого не передать. Нет. Это нужно только смотреть. Он водит ее по разным местам, по ресторанам, по барам, он ее всюду ведет, а она доверчиво ему отдается. Он ее обучает танцам; не спеша, грациозно вводит во все искусы жизни. Они посещают клубы какие-то, он ей всего-всего рассказывает и каждый вечер покидает, чтобы она, мучаясь ночью, ждала без сна нового дня и новой встречи. Это красиво растягивается на весь фильм. И он ею не завладевает. Он ждет. Он очень мудро поступает. Он ее готовит. Он ведь во все время знакомства ни разу не остается с ней на ночь.