из-под защиты Мастеров. А сам пытался достучаться до несознательного предка и
защитить Милану, которая заменила брату мать с таким успехом, что её потеря стала бы
настоящей трагедией.
Несмотря на все усилия юного наследника, Милана погибла, нелепо и глупо.
Приглашенная на встречу Гадильдой в танцевальный зал, она стояла под люстрой и ждала
подругу. Последняя в этот момент пила вино в своей комнате и ждала прихода
исполнителя, чтобы отблагодарить его как полагается придворной даме. Одурманенный,
так же как и король, придворный франт перерезал жгуты, на которых держалась люстра.
Она-то и пригвоздила к полу ничего не подозревавшую Милану.
Користану пришлось вытаскивать тело очень аккуратно. Многочисленные осколки
стекла при каждом движении норовили проникнуть глубже, скользкие сгустки крови
мешали поднять тело и уложить его на носилки. Ситуацию усугубляли сбежавшиеся
придворные, которые больше мешали, чем помогали, нагло глазели на изувеченное тело и
шептались. Остервеневший наследник, не стесняясь в громкости и выражениях,
рассказывал всем и каждому, куда им следует идти, если они не хотят или не могут
помочь. А потом неожиданно услышал сзади знакомое мальчишеское «мама». Аратим не
плакал, не скандалил, не топал ногами. Он, стиснув зубы и шмыгая носом, помогал
поднять тело матери на носилки. Неделю спустя Милана скончалась, а Гадильда начала
готовить свадебное платье.
Новая невеста Его Величества не скрывала ненависти и презрения к детям, и если в
спорах с Користаном она сдерживалась, то Аратиму доставалось все, что не удалось
выплеснуть на наследника. Каждая встреча с мачехой заканчивалась для мальчика
очередной оплеухой или пинком, а также отборным матом. Ему даже казалось, что
Гадильда не знает его имени, потому как обращалась она к нему не иначе как «ублюдок».
Братья боролись, как могли, ловили моменты, когда её не было рядом с отцом, и пытались
устранить последствия дурмана. Аратим обладал Талантом, но очень слабым, поэтому
воздействие давалось ему нелегко, хотя он и пытался развить в себе эту способность.
В моменты прозрения отец писал бумаги, которые Користан прятал в свой сейф: указ о
признании Аратима законным бастардом, о передаче трона единственному наследнику, о
сохранении имущества и земель. Был назначен день оглашения первого документа, однако
редкостная тварь почувствовала неладное, и всего за пару дней уложила возлюбленного в
кровать со смертельным диагнозом. Энергичный, разгульный и очень хитрый Король был
обманут какой-то второсортной интриганкой и превращен в овощ. Он лежал в своих
покоях, где она запретила открывать окна и двери, практически не двигался и уже ничего
не понимал. Користан был бессилен что-то сделать потому, как все указания Его
Величества передавались через Гадильду и обязали совет министров не предпринимать
ничего, пока не будет оглашено завещание. И поскольку система правления Вилестана
была построена не беспрекословном подчинении, хоть это и не было общедоступным
фактом, то и министры быстренько расселись по домам и не показывали свои упитанные
лица во дворце.
Аратим смиренно ждал, когда ему разрешат войти в комнату отца и посмотреть на него.
Законное признание было для мальчика пустым звуком, ему не нужна была власть и
почести. Он просто хотел поиграть с папой, как раньше.
Так прошел месяц, начался второй, и Користан, видя затравленного Аратима у входа в
покои Его Величества, наконец, не выдержал. За дверью было темно, пахло благовониями,
от которых свербело в носу, слежавшейся постелю, старческим маразмом и гнилью.
Удручающее зрелище не привело наследника в восторг, но отступать он был не намерен –
позади него в нетерпении топтался младший брат.
–Какой урод привел сюда этого мелкого ублюдка?! – резкий визг ошалевшей интриганки
стих на половине фразы, когда она обернулась и увидела вошедшего в комнату
наследника.
–Я. – Користан обнял Аратима за плечо и тихонько подтолкнул к кровати отца.
Некогда интересное и привлекательное лицо с широкими бровями и блестящими глазами
сейчас казалось гипсовой маской боли и отчаяния. Мутный взгляд побелевших глаз
остановился на лице младшего сына, веки несколько раз медленно опустились и
поднялись, правый уголок губ чуть дернулся, пытаясь изобразить улыбку. Аратим
испытывал странное чувство горечи, обиды, гнева и жалости одновременно. Оно
шевелилось у него в груди, копошилось как тысячи личинок, съедало, обгладывало его
детскую душу, рвалось наружу, но не находило выхода. Мальчик исподлобья смотрел на
ту, которая разрушила его маленький мир, лишила его самых главных людей в жизни. На
ту, которая презирала его, ребенка, не сделавшего ей ничего плохого, и ненавидел.
Ненавидел с такой силой, что она должна была воспламениться на месте, сломаться
пополам, как шарнирная кукла. Так умеют ненавидеть только дети, чьи чувства пока еще
не перемешаны в одном котле с сомнениями и надеждами. Користан испытывал примерно
то же самое, с одной лишь разницей – сдержанность. Это слово было первым в арсенале
Его Величества, и его он не уставал повторять, объясняя сыну принципы грамотного
управления. Он выражался предельно четко и коротко, всегда находил именно те фразы,
которые не переставали звучать в голове наследника. В данный момент Користан помнил
только одно – каковы бы ни были обстоятельства, боль, обида, ярость и гнев, Король не
имеет права пачкать руки в крови. Совесть – да, руки – никогда. Аратима это правило не
касалось, и мальчик впервые в жизни желал смерти другому человеку, со всей силой
детской веры, вложив в свое намерение всю гамму чувств и эмоций, которые бушевали в
его душе.
Признание не состоялось, Его Величество Вилестан перестал подавать признаки жизни
через два дня после этого печального посещения. Аратим так и остался непризнанным
бастардом, а вскоре вообще перестал появляться при дворе, проходя обучение в закрытом
классе. Год спустя о мальчике забыли, приписав ему безвременную кончину от жуткой
болезни. Особо суеверные твердили, что любящий отец «забрал» сына с собой, а Користан
посмеивался и продолжал навещать брата в доме его покойной биологической матери.
Смерть Гадильды также не стала ни для кого потрясением, кроме самого Аратима, для
которого это было первым поручением Его Величества спустя два года после его
восшествия на престол. Банальное отравление обернулось для придворной дамы тяжелой
болезнью с жуткими мучениями, болями в животе и судорогами. И при каждом приступе
она вспоминала непринужденное и благодушное лицо десятилетнего прислужника,
подносившего ей вино и кушанье.
В течение следующих восьми лет Аратим проходил усиленную подготовку и обучение. В
день своего рождения он был назначен специальным поверенным Его Величества в
возрасте восемнадцати лет. К тому времени изрядно повзрослевший юнец научился
настолько искусно скрывать свои чувства и эмоции, что даже Користану периодически
становилось страшно и стыдно. Он постоянно вспоминал короткий диалог с отцом,
который во многом определил его дальнейшее существование. Когда молодой наследник
спросил Его Величество о том, испытывает ли он чувство вины, Король на секунду
замолчал, отрешенно глядя в пустоту, а потом ответил: «Нет, я не испытываю чувство
вины. Я с ним живу». Так же и Користан сжился со своим стыдом, каждый раз удивляясь
тому человеку, в которого превратился радостный неугомонный карапуз, и винил себя. А
еще ему было страшно от того, что молодой, красивый юноша пачкается в крови и рискует
жизнью, вместо того, чтобы познавать её прелести.
