В последние два года войны, когда печально известные “расовые законы” Муссолини 1938 года еще действовали, а нацисты контролировали бóльшую часть Италии, евреев тысячами арестовывали и отправляли в Германию, в концентрационные лагеря.
“Каждое утро моя мать ездила на одном и том же поезде, как и многие другие пассажиры, поэтому по большей части все знали друг друга в лицо, – вспоминает Берлускони. – Как-то раз на одной из остановок в вагон зашел немецкий полицейский, вооруженный пистолетом. Он подошел к одной девушке со словами: «Вот ты где! А я тебя давно ищу. Ты идешь со мной». Девушка была еврейкой, и пойди она с ним, наверняка оказалась бы в концентрационном лагере. Моя мать возразила полицейскому: «Нет! Оставьте ее в покое и забудьте, что ее видели!» Он грубо приказал моей матери замолчать и пригрозил застрелить. Она осталась стоять и сказала: «Давайте, убейте меня, но сначала оглянитесь вокруг и посмотрите в лица этих людей. Вы можете убить меня, но я вам гарантирую, что живым вы с этого поезда не сойдете». Остальные пассажиры встали и окружили полицейского. Он посмотрел вокруг и понял, что даже если застрелит мою маму, преимущество будет не на его стороне и живым он не выберется, – он просто ушел. Девушка была спасена”.
Пересказывая это в израильском парламенте, Нетаньяху подытожил: “Твердость этой итальянской женщины спасла жизнь еврейской девушки. Пусть даже на одно мгновение, но она зажгла огонь гуманизма в погруженной во тьму Европе. Эту смелую женщину звали Роза, а одного из ее сыновей зовут Сильвио Берлускони”.
Закончив свой рассказ, Берлускони замолчал и глубоко вздохнул. Эти воспоминания времен военной Италии как будто успокаивали его. И, словно набравшись сил, он продолжил: “Мать стала для меня образцом для подражания, но я сильно скучал по отцу. Во время войны нам всем его не хватало, а его не было все три года, что мы жили в той деревне. По воскресеньям бабушка водила меня в маленькую церковь на утреннюю мессу, и однажды я увидел там мужчину, который был очень похож на отца. Он сидел передо мной, примерно на две скамейки ближе к алтарю, и сзади его шея и воротник рубашки выглядели точь-в-точь как отцовские. Целый месяц я каждое воскресенье сидел сзади этого человека и тихонько плакал – так тяжело мне было без отца. Война закончилась, и многие итальянцы, которые прятались в Швейцарии, возвращались домой. Мой отец приехал одним из последних. Каждый вечер я брел на ближайшую автобусную остановку примерно к шести часам и смотрел на выходящих из автобуса людей, но отца среди них никогда не было, поэтому я шел домой один и плакал. Так прошло много недель, но в конце концов я его дождался. Он вышел из автобуса и обнял меня, а затем мы всей семьей здорово отпраздновали его возвращение. Отец снова был с нами, наконец-то! Тогда мне едва исполнилось десять лет, а вы можете себе представить, каково ребенку жить без отца три военных года”.
Шел 1946 год, война закончилась, подходил к концу тот тяжелый период, когда членам семьи Берлускони приходилось ютиться в чужом доме, жить впроголодь и обходиться без сильного мужского плеча. Эти несколько лет научили Сильвио Берлускони выживать в любых условиях и, несомненно, повлияли на его характер.
“По правде говоря, меня не особо любили в той маленькой деревенской школе, – вспоминает Берлускони. – Сельские школьники не были рады миланским детям, так как мы занимали места в школе, постоянно искали еду и тому подобное. Среди местных была расхожа довольно грубая фразочка про нас – Milanesi mangia fistun va fora di cujun, что в переводе с их диалекта примерно означало: «Миланцы, катитесь отсюда». А меня постоянно доводил один задира. Однажды он вывалял меня в снегу, в другой раз натравил на меня собаку и так далее. Тогда я ходил во второй класс начальной школы. Как-то в июне была страшная гроза, лило как из ведра. Большая часть домов и церковь располагались у подножия холма, школа – чуть выше по склону. Наверх вели всего две мощеные дороги, никакой канализации и водостоков не существовало, поэтому в сильный дождь через деревню неслись бурные потоки воды, а на площади образовывалось небольшое озеро. В тот день, как и в любой другой, задира много обзывался и всячески мне досаждал. И тот день я никогда не забуду, потому что тогда я впервые решил дать ему сдачи, и очень скоро вокруг нас собралась половина школы. То есть мы устроили настоящую «разборку». Мы дрались, а ребята из школы нас подначивали. Наконец мне удалось схватить противника и опустить его голову под воду. Я прокричал: «Больше никогда не смей говорить мне: «Отвали!» Даже и не думай! Понял? А теперь сдавайся!» Он выкрикнул «Сдаюсь!», признал свое поражение, и я его отпустил”.
При этом Берлускони выразительно показывал, как держал голову нахала под водой. Когда он говорил о той победе, впервые за весь рассказ о детстве его лицо просияло фирменной улыбкой яркостью в тысячу ватт: “С того самого дня и в течение всей моей жизни во мне видели лидера”.
Когда семья Берлускони вернулась в Милан, родители решили отправить Сильвио в католическую школу, что находилась неподалеку. Это была салезианская школа. В послевоенной Италии многие семьи отдавали мальчиков 11–12 лет монахам-салезианцам. Богатые аристократические семьи могли себе позволить отправлять сыновей на обучение к иезуитам, но люди без соответствующего социального статуса и жители бедных районов должны были идти к салезианцам.
Итак, с 11 до 18 лет Сильвио Берлускони ходил в салезианскую школу Дона Боско, которая была расположена менее чем в двух километрах от их дома на улице Волтурно.
Священник римско-католической церкви Иоанн Мельхиор Боско, известный как Дон Боско, жил в XIX веке. Большую часть своей жизни он провел в промышленном городе Турин, где преподавал и писал книги. Дон Боско посвятил свою жизнь воспитанию трудных подростков, в том числе беспризорных детей и несовершеннолетних преступников. В основе его методов обучения лежали строгая дисциплина и классическое образование: латынь, командные виды спорта и молитва.
Дон Боско был последователем святого Франциска Сальского, дворянина XVI века, который обучался у иезуитов и стал известен как “святой джентльмен”. В 1859 году Дон Боско основал салезианскую конгрегацию, чтобы помогать детям и подросткам из бедных семей, которых после промышленной революции в Европе было немало. Устав салезианцев так определяет задачи их общества: “Достижение христианского совершенства своих последователей путем моральной и материальной помощи детям и подросткам, особенно бедным, а также воспитание в мальчиках будущих священников”.
В XX веке в школах-пансионах салезианцев учились такие известные люди, как режиссер Альфред Хичкок, Бенито Муссолини и нынешний папа римский Франциск.
Новых учеников салезианских школ первое время воспитывали в особой строгости и дисциплине, также им было уготовано изрядное количество телесных наказаний.
Оригинал во всем, Альфред Хичкок отходил к салезианцам всего неделю. В 1908 году, когда Альфреду было девять лет, отец отдал его в салезианскую школу в Баттерси, районе на юге Лондона. В то время строгие наставники школы верили, что сильная доза слабительного в еде может помочь их ученикам избавиться от всех физических и душевных недугов. Когда отец Хичкока узнал об этом, он сразу же забрал сына из школы.
Жесткие методы воспитания, которые практиковали отцы-салезианцы, сильно повлияли на молодого Муссолини, учившегося в их итальянской школе. Он был дерзким и непокорным бунтарем, и строгая салезианская дисциплина тяготила и угнетала его. Учителя постоянно к нему придирались – на уроках, во время приемов пищи и даже перед отходом ко сну. Муссолини не продержался у салезианцев и двух лет. Когда ему было десять, он сильно подрался с другим учеником и ранил тому руку ножом. Наставники признали Муссолини агрессивным и неуправляемым и вскоре исключили из школы. Совершенно другие отношения сложились с салезианцами у аргентинского мальчика Хорхе Марио Бергольо, который поступил к ним в 1949 году, а через 64 года стал папой римским Франциском. В шестом классе Бергольо ходил в “Уилфрид бэрон”, салезианскую школу в Рамос-Мехия, западном районе Буэнос-Айреса. Через десять лет он посещал занятия в иезуитской семинарии, что довольно необычно, поскольку семьи, как правило, выбирали либо иезуитов, либо салезианцев, а Бергольо познакомился с обоими учениями.
