– Ты чего, Петро? – тут же оглянулся Полупуд. Видимо, догадался по выражению моего лица и прибавил, отводя взгляд: – Тоже верно! Нечего всем одним стадом плестись… Не валка, а прости Господи… Забирай вправо, объедем кругом дозором. А то знаешь, как оно бывает… Поджидаешь беду с одного боку, а она – падлючая, тем временем совсем с другого краю куснуть примеряется. И разрази меня гром, если неправду говорю.

– Ну да… Знал бы, где упадешь – соломы подстелил бы… – машинально ответил я в тон казаку другой народной мудростью. Давно подметил: если нечего сказать по существу, поговорки и цитаты сами на язык запрыгивают. Потому как мудрый «копит золото» молча, а остальные торопятся его напоказ выставить.

Запорожец кивнул, но, видимо, придерживался такой же думки и продолжать умный разговор не стал. Послал коня шенкелями вперед (а проще говоря – стукнул коленями), и тот, неожиданно покорно, потрусил рысью, забирая в степь.

Дозором, значит, дозором… Да хоть наблюдателем за самолетами. Главное, – отъехать подальше.

Наездник, к слову сказать, из меня так себе. Спасибо отцу и его сослуживцам, не совсем «собака на заборе», но если сложить вместе время, проведенное в седле, включая детские годы, отрочество и даже часть университета, то и одной полной декады не наберется. Что, естественно, не могло остаться незамеченным.

С самого начала, глядя, как «ловко» я взгромоздился на доверенное мне личное транспортное средство мощностью в одну лошадиную силу, Полупуд только крякнул. Впрочем, от комментариев запорожец воздержался. Видимо, «монастырское» воспитание объясняло и эту грань моего всестороннего, гм… недоразвития. Но, судя по нахмуренным бровям казака – не оправдывало. И будь в обозе хоть кто-нибудь еще из мужчин, даже хлопец старше десяти лет, управлять бы мне волами, а не на воинской службе состоять.

К счастью, кроме приставленных к беку Охрима с Тарасом, прочей ребятне можно было только вожжи доверить. Да и то – воловьей упряжки. Самому старшему из хлопцев, захваченных людоловами в деревне, едва восемь годков миновало. Младшему – шесть. А по неписаным казацким законам в дозор одному нельзя. Один в поле не воин. Прилетит вражеская стрела – даже тревогу поднять не успеет. Так что выбирать Василию, кроме меня, было не из кого. А на безрыбье…

Зато сам он в седло не запрыгнул – взлетел. По-змеиному быстрым и слитным движением. Причем лошадь как бы даже и не заметила прибавившегося веса. Стояла смирно и только глаз скосила. Мол, что новый хозяин прикажешь? Шагом пойдем или сразу вскачь, галопом помчимся?

Указав кнутовищем вознице первой телеги направление, запорожец пропустил обоз мимо и вернулся ко мне.

– Слышь, Петро… – начал не совсем уверенно. – Не в сечевых правилах новику допрос учинять – захочет человек, сам обо всем расскажет.

Дела его важнее слов, но – коль уж нас доля свела вместе, позволь все же спросить?..

Полупуд дождался моего кивка и продолжил:

– Можешь объяснить, откуда ты такой несуразный выискался? Вот гляжу я на тебя – и, право слово, диву даюсь… Ничегошеньки как следует не умеешь. И в то же время – вижу: знаешь, что и когда надлежит делать. Но как не своими руками, а будто с чужих слов запомнил…

«Знал бы ты, друг Василий, насколько точно подметил, сам бы удивился. Потому что я реально обо всем, что сейчас делаю, знаю либо из книг, либо из телевизора… И только самую малость – такую как костер разжечь без спичек или как лошадь оседлать – освоил в вылазках на природу. Когда отец приезжал в отпуск и вытаскивал нас с матерью, как он выражался, воздухом подышать».

Вот только, именно правду, которую говорить сладостно и приятно, я казаку рассказать не могу. Дикое Поле не обезумевшая от охоты на ведьм Европа, но и здесь разных колдунов-демонов вряд ли хлебом-солью привечают. Немедленно топить или жечь меня, скорее всего, не станут, зато отношение изменится – и к гадалке не ходи. Был хоть и ущербным, но своим… Стану – чужаком. Непонятным, непредсказуемым, а от того таящим в себе опасность. И на доверие, права не имеющим. Невзирая на заслуги… По меньшей мере, пока на все стопитсот процентов не докажу свою лояльность.

Пришлось ограничиться пожиманием плеч и сокрушенным покачиванием головы. Удрученность даже изображать не понадобилось, само собой получилось. Вину-то свою перед запорожцем я по-настоящему чувствовал.

– Не знаю, Василий… Ничего не помню… Ни где жил, ни что делал… Ни как здесь… вернее, у той вербы, на берегу реки, ну, где тебя… – тут замялся, неправильно это. Получается, что намеренно напоминаю о услуге, ему оказанной. – В общем, верь – не верь, а не кажи: брешешь… Порой щелкнет что-то в голове… Возникнет смутное видение… Но пока соберусь присмотреться повнимательнее – глядь, а уже и нет перед глазами ничего. Было – не было?.. Словно марево мелькнуло и пропало. Поди разбери, что там почудилось…

– Да, хлопец, видать, крепко тебя по макитре приложили… – посочувствовал запорожец и тут же прибавил веселее: – Ну, ничего. Не бери в голову… Не так страшен черт, как его малюнок. Давно ли немой был – а вот уже вспомнил, как разговаривать. Глядишь, со временем и остальное образуется. Ан нет – и это не беда. Обучишься заново. Была бы охота…

Запорожец подмигнул.

– И не тушуйся, Петро. За порогами народ тертый да битый… всякое да разное видали. Так что Сечь-матушку даже седобородым новиком не удивишь, не то что парубком. Тем более таким геройским.

Полупуд помолчал немного, поигрывая поводом, и неожиданно прибавил:

– А знаешь что, Петро… Я не позабыл, кому жизнью обязан… Так что, если не возражаешь, приставай ко мне в казацкую науку. Обучу всему, что сам умею. Задаром, без услужения. Как младшего брата… Согласен?

Глядя в честное, открытое лицо казака, видя его искренние глаза, мне непроизвольно подумалось: как же много люди растеряли по пути цивилизации. Да спаси я от смерти какого-нибудь современника, особенно из богатеев – зуб даю, большинство даже спасибо не сказали бы. Максимум – денег сунули. Если еще окончательно на паранойю не подсели. А то, вполне реально, вместо благодарности заимел бы нешуточный менингит от евойной службы безопасности. Типа, кто подослал? С какой целью в доверие втираешься? А там включилось бы золотое правило спокойной жизни всех «властьимеющих» и тех, кто им ее обеспечивает: «Нет человека – нет проблемы».

Какое уж там, к чертям собачьим, сочувствие чужой беде и дружеская помощь? Вот и проходят люди мимо лежащего на тротуаре человека, а то и вовсе перебегают на противоположную сторону улицы, потому что доброе дело наказуемо и милосердие может выйти боком.

– Спасибо… Василий. Я буду старательным учеником. Обещаю, если скажешь: «Ничего, ничего, не тревожься, спи дальше…», или «Садись, Петро, пообедай», – дважды повторять не придется.

Ну да. Я же тоже из будущего. Просто и искренне «спасибо» сказать мне западло. Непременно надо повыеживаться. Лишний раз независимость продемонстрировать.

Какое-то время Полупуд обдумывал мои слова, а потом крякнул и пригладил ладонью усы.

– Зух! Будут из тебя люди… Как завернул, псяюх… Садись, пообедай… Чтоб мне полпуда соли без хлеба съесть, ежели славный казак из этого желторотика не выйдет! Если только вошь не загрызет и не затопчет!.. Хе-хе…

Василий наверняка прибавил бы еще какую-нибудь казацкую прибаутку в том же духе, если б неподалеку не раздался трубный рев крупного животного. Такой громкий и протяжный, что перекрыл женский плач. Мгновенно заставив всех притихнуть.

– Тур?.. – несколько удивленно произнес запорожец, приподнимаясь в стременах и вглядываясь в колышущееся море трав. – Черт! Неужто какая-то из наших буренок в охоте? Как же он почуял?

Полупуд наслюнявил палец и поднес руку над головой, определяя направление ветра.

– Ну, точно… Как раз туда веет, зараза. Только этого нам и не хватало.

Подтверждая правильность догадки Василия, из стада послышалось хриплое мычание коровы. И тур немедленно заревел в ответ. Громко, требовательно и, что важнее, существенно ближе. Хотя самого животного среди высоких, вровень с седлом, стеблей ковыля, чернобыльника, полыни и других степных трав видно еще не было.