«…Многие притчи и басни, – отмечает И. М. Снегирев, – сократились в пословицы (Есть притча короче воробьиного носа)…» Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой в начале семидесятых годов XIX века с огромным увлечением отдается созданию литературы для народа – сначала детских рассказов, вошедших в «Азбуку», затем в «Русские книги для чтения», а впоследствии так называемых народных рассказов.

При выборе источников и создании своих собственных рассказов Толстой неизменно исходил из того, чтобы сюжет их был прост, но занимателен, и чтобы они представляли поучительный или познавательный интерес. Характерно, что использованы были в основном произведения устного народного творчества разных народов, а также древнегреческой литературы, образцы которой Лев Николаевич с восторгом перечитывал в подлинниках, специально изучив для этого греческий язык. Сопоставляя источники с текстами великого мастера, можно убедиться, что, заимствуя лишь контуры сюжета, Толстой всякий раз создавал свой рассказ, свою басню, свою быль, свою сказку, свою притчу.

Летом 1879 года в Ясной Поляне гостил олонецкий сказитель былин В. П. Щеголенок. Толстой с его слов записал много легенд и рассказов, в том числе и легенду «Архангел», ставшую основой рассказа «Чем люди живы». Лев Николаевич работал над рассказом чрезвычайно напряженно – сохранились его тридцать три рукописи и корректуры. Первоначально действие происходило в поморской деревне; лишь в пятой редакции появилась русская деревня центральной полосы, а главными героями вместо рыбака и его жены стали сапожник Семен с женой Матреной.

В рассказе настойчиво выражаются мысли о том, что добро не только справедливее, но и выгоднее зла, что жадность отвратительна, а помощь в беде необходима. Множество сюжетов для своих народных рассказов Толстой нашел, читая в 1886 году сборник А. Н. Афанасьева «Народные русские легенды» (1859 г.). В рассказе «Как чертенок краюшку покупал» он объединил две легенды о винокурении – белорусскую и татарскую. Но конец был написан новый, в сущности опровергавший легенду: виноват не черт, подмешивающий в вино звериную кровь, а сами мужики, научившиеся курить вино. Источником рассказа «Кающийся грешник» послужила «Повесть о бражнике», заимствованная из рукописи XVIII столетия, но восходящая к старинной повести XVII века. Традиции древней поучительной литературы и устного народного творчества тесно переплетаются в содержании и стиле народных рассказов. От первой идут евангельские эпиграфы, вся форма рассказа-притчи с религиозно-нравственной сентенцией в конце: «Понял я теперь, что кажется только людям, что они заботой о себе живы, а что живы они одною любовью» («Чем люди живы»). И тут же – широкое использование жанра сказки с ее волшебными превращениями и чудесами, а также фольклорные приемы, пословицы и поговорки. В предлагаемой вниманию читателей книге собраны притчи, которые заставляют человека задуматься и о том, что его окружает, и о том, что есть он сам.

Притчи послужат не только вашему духовному самосовершенствованию. Они укажут вам верный ориентир в беспокойном море жизни, помогут в достижении благородной цели на благо людей и общества, в освоении новых знаний.

Собранные в этой книге притчи – своего рода сюжеты и зарисовки, рассказывающие и о положительном опыте разных людей, и об их ошибках. Многие старинные притчи у современного человека могут вызвать улыбку, легкую надменность: что, мол, за наивные прописные истины? Но ведь каждая из них отшлифована временем, опробована и осмыслена сотнями тысяч людей и веками времени. Так простодушный ребенок в сказке Андерсена сообщает окружающим: «А король-то голый!» Так притчи «раздевают» наносное, второстепенное, шелуху, оставляя зерно, суть явления.

Притчи, подобно яркому лучу света, высвечивают все закоулки человеческой души. Читая их, вы и свою сущность, словно рентгеном, просвечиваете, невольно сопоставляя себя с героями сюжетов.

Церковнославянское «притча» состоит из двух частей: «при» и «тча». Корень слова – «тча» – «теча» – «теку» (бегу, поспешаю) – тот же самый, что в слове «предтеча».

В греческой Библии притчи называются паремиями. «Паре» – «при», «мия» – «путь», значит, «припутное», «при пути», то есть изречение, которое руководит человеком на жизненной дороге.

Современное русское слово «притча» ведет свою родословную от славянского «притка» – то есть случай, происшествие. И действительно, в основе каждой притчи – какой-нибудь факт из жизни.

И уже от нас зависит, как мы оценим этот факт, как воспримем его, какие выводы сделаем для себя.

Вспомним же напоследок в связи с этим слова Екклезиаста: «И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это – томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл., 1:17–18).

♦ Господи, благослови, Отче!

♦ Хорошо же, братья, и очень полезно понимать нам Святого Писания смысл: это и душу делает целомудренной, и на смирение направляет ум, и сердце на стремление к добродетели изостряет, и самого человека делает благодарным, и на небеса к Божьим заветам мысль устремляет, и к духовным трудам тело укрепляет, и пренебрежение к этой земной жизни, и богатству, и славе дает, и все житейского мира печали отводит. Потому и прошу вас, постарайтесь прилежно читать святые книги, чтобы, Божьим насытясь словом, вечной жизни несказанного блаженства достичь: если она и невидима, зато вечна и конца не имеет, прочна и недвижима. Давайте не просто проговорим языком, написанное произнося, но, с рассужденьем вчитавшись, постараемся делом исполнить это. Ибо сладко – медвяный сот, и хорошо – сахар, обоих же лучше книжное знание: потому что оно – сокровище вечной жизни. Если бы здесь кто нашел земное сокровище, то на все и не посягнул бы, но лишь один драгоценный камень взял бы – и вот уже без печали питается, как до самой смерти богатство имеющий. Так и нашедший сокровище священных книг, а также пророческих, и псаломских, и апостольских, и самого Спасителя Христа сохраненных речей, ум истинный, размышляющий, – уже не себе одному на спасение, но и многим другим, внимающим ему. Сюда и подходит евангельская притча, говорящая: «Всякий книжник, познавший Царство Небесное, подобен мужу домовитому, который из сокровищ своих раздает и старое, и новое»; если же от тщеславия, большим угождая, малыми пренебрегает, дерзко скрывает серебро господина, не пустив его в оборот при жизни, чтобы удвоить царское серебро – человеческие души, то, узря горделивый его ум, возьмет господь от него свой талант; ибо сам он гордым противится, смиренным же дает благодать. Если же мира сего властелины и в житейских делах погрязшие люди усердно требуют книжного знания, насколько больше следует нам учиться у них и всем сердцем в него погрузиться, познавая речи Господни, о спасении душ наших писанные! Но затрудняется мой неясный ум, слабый разум имея, не может нужных слов по порядку изложить и подобен слепому стрелку, над которым смеются, ибо не может попасть в свою цель. Пусть же не от себя изложу я необученным языком, но из священных извлекая писаний; с великой боязнью евангельских решаюсь коснуться речей, для начала Господню притчу сказав так, как Матфей ее церкви донес.

♦ Начало. Сказал Господь. Был один домовитый человек; он насадил виноградник, и оградил оплотом, и выкопал яму для отжимки вина, оставил вход, – устроил и ворота, но не затворил входа. И возвращаясь домой, сказал он: «Кого оставлю я сторожем моего виноградника? Если оставлю кого-либо из служащих мне рабов, то, зная мою снисходительность, расточат они мое добро. Но вот что сделаю: приставлю к воротам хромца и слепца. Если кто из врагов моих захочет обокрасть мой виноградник, то хромец увидит, а слепец услышит. Если же кто-нибудь из них двоих захочет войти в виноградник, то хромец, не имея ног, не сможет проникнуть внутрь; слепец же, если и войдет, то, заплутав, в пропасти расшибется». И, посадив их у ворот, дал им власть надо всем, что вокруг виноградника, и пищу и одежду приготовил легкую. «Только, – сказал, – того, что внутри виноградника, не касайтесь без моего повеления». И потом ушел, сказав, что вернется со временем и тогда плату им за работу с собой принесет, но пригрозил им наказанием, если те запрет его преступят. Оставив их здесь, снова обратимся к словам Евангелия, словесный плод на умственном пиршестве вашим очам предлагающего.