В 18-м и 19-м веке среди всеобщего невежества и непонимания гибли целые рукописные собрания. Пожары и нашествия всех предыдущих эпох были не более губительны для памятников старины, чем то безразличие к родному прошлому, которое воцарилось в истекших двух столетиях. Примечание Титова к «Воспоминаниям» Артынова (ростовский краевед — В.Ф) сохранило характерное место при чтении которого может содрогнуться сердце не только антиквара, но и всякого культурного человека.
Покойный ростовский гражданин А.И. Щеников, умерший в начале 60-х годов . (1860-х -В.Ф.), в глубокой старости, рассказывал нам лично, что вскоре после перевода Митрополии из Ростова в Ярославль в 1785 . (1795 ? г.) свитков и рукописей валялось в башнях и на переходах архиерейского дома целый ворох. И он, бывший в то время мальчиком, вместе с товарищами вырывал из рукописей заставки и картинки, а из свитков золотые буквы и виньетки, и наклеивал их на латухи»...
Еще более резкие слова, которые можно переадресовать в первую очередь церковникам того времени, встретились мне в книге А.Ю. Низовского «Самые знаменитые монастыри и храмы России...», на стр. 153:
«После перевода митрополии из Ростова в Ярославль кремль запустел. Он поступил в гражданское ведомство... Для маленького уездного Ростова опять церквей оказалось много. Естественно, что ни о каком использовании их по назначению речи быть не могло. Здания бывшей митрополии заняли винные и соляные склады, учреждения, лавки. В кремле устроили склады спирта, ледники для трактирщиков, кремлевский пруд был засорен, а в храме Григория Богослова устроили скотобойню. Кремль начал быстро разрушаться и приходить в упадок. Церкви стояли с выбитыми окнами, здания потихоньку разбирались на стройматериалы. Была разобрана часовая башня, началась разборка Палаты для пришествия государей. СТАВИЛСЯ ДАЖЕ ВОПРОС О ПОЛНОЙ РАЗБОРКЕ КРЕМЛЯ И СТРОИТЕЛЬСТВЕ НА ЕГО МЕСТЕ НОВЫХ ТОРГОВЫХ РЯДОВ. (Выделено - В.Ф.). И только в 1880- х годах группа местных и столичных поборников старины выступила в защиту Ростовского кремля. Своему возрождению Ростовский кремль обязан прежде всего Андрею Александровичу Титову — местному уроженцу. При его непосредственном участии памятники кремля были восстановлены. В Белой палате, а затем и в княжьих теремах был устроен Музей церковных древностей. После переворота 1917 года все постройки монастыря были переданы в ведение местного Краеведческого музея».
Тут есть над чем поразмыслить. Прежде всего следует заметить, что в те времена, когда Митрополия из Ростова Великого перебиралась в Ярославль (1785 г.), бросив на произвол судьбы уникальные и рукописные исторические документы и сам Ростовский кремль, обрекая его на разгром и исчезновение, коммунистов-то еще не было. Даже ни К. Маркс (г.р. 1818)), ни Ф. Энгельс (г.р. 1820), ни В. Ленин (г.р. 1870) еще не родились — свалить на коммунистов допущенное варварство не получится. Возникает и естественный вопрос: разве нельзя было новой Ярославской митрополии оставить за собой Ростовский кремль? Создать в нем архив Ростовской митрополии, сохранив уникальные древние рукописные подлинники, организовать духовную семинарию, духовную библиотеку, наконец, пользоваться которой приезжали бы христиане со всего света. Трудно объяснить, почему такое не произошло.
Начиная почти с первых дней пресловутой перестройки в стране стала разворачиваться клевета на коммунистов. Одна из ветвей этой кампании изощрялась в обвинениях коммунистов в том, что они, якобы, яростно, бездумно бесцельно разрушали церкви. Но мой жизненный опыт, жизненные наблюдения говорят о другом. Бездумных, бесцельных разрушений церквей коммунистами не было. Даже храм Христа-Спасителя в Москве разрушили ведь не бесцельно. Возникла необходимость освободить место для строительства задуманного грандиозного памятника Ленину, а заодно и построить дворец для собраний высшей представительной народной власти. Другой вопрос — своевременно ли тогда это надо было делать. Тут можно осуждать власть того времени. Советской власти можно поставить в вину и то, что многие опустевший к тому времени церкви остались без присмотра, не были как-то разумно использованы и медленно стали разрушаться, нередко с активным участием бывших недавних прихожан этих же церквей. Было и это.
Я убежден, что основная причина того, что церкви опустели к концу 1920-х годов, остались без присмотра и начали медленно разрушаться, в том, что народ от церкви отшатнулся. Конечно, много было тогда других факторов, способствующих всенародному отходу от церкви: и активная антирелигиозная пропаганда в печати и по радио, и школа, в которой не только исчез предмет «Закон Божий», и учитель стал неверующим, и то, что в уставах ВКП(б) и ВЛКСМ был пункт о том, что каждый член партии и комсомолец должен вести антирелигиозную пропаганду. Но там же не уточнялось, что необходимо вести антирелигиозную пропаганду именно против христианства, а вообще против всех религии без исключения. Существенным фактором был тот, что в армии при Советской власти было упразднено присутствие священников.
Но все же основная причина, я это с убеждением повторяю, заключалась в том, что народ, особенно русский народ, сам отшатнулся от церкви. Следует еще заметить, что прежде чем снести Храм Христа-Спасителя, Советская власть запросила мнение известных деятелей культуры, представителей архитектурно-художественной элиты того времени, просила дать оценку исторической ценности Храма. Помню, журнал «Огонек» в перестроечные времена привел список тех, кто входил в комиссию по оценки художественной и исторической ценности Храма Христа-Спасителя. Странно, что никто сейчас не приводит тот список.
Никаких явных протестов против разрушения тех церквей, которые были разрушены с определенной целью, насколько я помню это сейчас, тогда не было. Лично я за всю свою, теперь уже немалую жизнь, начиная с 5-ти летнего возраста, с которого уже помнятся многие события, был свидетелем разрушений только двух церквей. Это было в Ростове — Ярославском в 1930-х годах. Одна из разрушенных тогда церквей стояла на углу Ленинской улицы, напротив основного тогда здания сельскохозяйственного техникума. Вокруг него располагалось небольшое, уже тогда недействующее кладбище. После разрушения той церкви на её месте было построено здание общежития студентов сельхозтехникума. Это здание и общежитие в нем существует, наверное, и сейчас. По крайней мере, оно существовало еще три-четыре года тому назад. То есть, церковь была разрушена не бездумно и не бесцельно.
Вторая небольшая церковь, начало разрушения которой, вернее, её колокольни, происходило у меня на глазах, располагалась рядом с городским стадионом, чуть севернее его. Стадион тот существует и сейчас. На том стадионе в тот момент происходил футбольный матч, и зрители были каким-то путем оповещены о том, что сейчас будут взрывать рядом стоящую церковь. Действительно, было видно: у основания одной из колонн колокольни что-то горело. Мы, мальчишки, как узнали о предстоящим взрыве, больше смотрели на этот огонек, чем на футбольный матч. Но огонек горел и горел, и ничего не происходило. Мы, да и многие из публики, перестали уже смотреть на колокольню, переключив свое внимание полностью на футбольный матч. Но вдруг раздался взрыв, все обернулись в ту сторону, и было видно, как медленно оседает верхняя часть колокольни вместе с её крышей.
Вскоре разнесся слух о том, что там, на колокольне придавило инженера с паточного завода, руководившего взрывом, который полез на колокольню проверить, почему нет взрыва. Через несколько минут мимо притихшего стадиона проехала конная карета скорой помощи, увозящая полулежавшего человека в сторону городской больницы. Думаю, не только у меня — у многих, наверное, мелькнула мысль: Бог его наказал за разрушение церкви. Но никакого ропота или протеста против разрушения церкви не было слышно в те годы. У меня, неверующего, и сравнительно недавно возникала мысль о наказании Богом человека, покушавшегося на целостность церковного сооружения.
