Литмир - Электронная Библиотека

– Ну, сошлись два пустозвона, – незло пробрюзжал кто-то из дремавших в окопе. – Теперь уж точно поспать не дадут.

На эсминце прикрытия неожиданно заговорили орудия и по мощи звука комбат привычно определил: из стотридцатимиллиметровок палят, из главного калибра. Но вот почему они вдруг открыли огонь – этого понять не мог. То ли румыны зашевелились, заподозрив, что русские оставляют позиции, то ли корабельные канониры вдруг решили отвлечь их внимание, до утра загоняя в укрытия. Только теперь Гродов заметил: судно приблизилось к берегу настолько, что пулеметчики могли прочесывать очередями прибрежные низины, в которых вражеская пехота, очевидно, накапливалась для утреннего прорыва в тыл оборонявшимся.

«При такой интенсивности обработки, – подумалось Гродову, – румыны скорее решат, что русские готовятся к наступлению, чем к отходу. Но, как бы там ни было, действует командир эсминца грамотно, с пониманием и, – что особенно нравилось капитану, – с явной долей авантюризма».

– И кто же командует этим войском? – усталым, сипловатым голосом поинтересовался полковник, еще только подходя с группой своих штабистов к окопам морских пехотинцев.

– Капитан Гродов, – ответил тот же моряк, который только что стал обладателем «заговоренной» гранаты. – Лучший комбат военно-морской базы, а возможно, и всего оборонительного района.

– Вот как?! И где же его искать, вашего достойнейшего из достойных?

– Здесь он, – отозвался капитан, приближавшийся в это время к окопам. – Командир батальона Гродов. С кем имею честь?..

– Командир отступающего полка погранвойск КНВД Всеволодов. Даже страшно выговаривать это «отступающего», помня, что речь идет о пограничниках, которые обязаны умирать на том, единственном рубеже – на государственной границе, – который им был доверен еще до войны.

– Умереть всегда успеется. Я теперь сторонник другой тактики: «Изматывая, отступать, измотав – громить». Испробовал еще во время июльского рейда на румынскую территорию. Как ни странно, действует. Сожалею, товарищ полковник, что в последние дни уже не мог прикрывать ваши цепи огнем орудий.

– Хорошо хоть противнику не оставили батарею, а то ведь городу придется теперь туго.

– Вы отходите последними?

– Последние должны подойти через полчаса. Взвод прикрытия старшины Ковальского. – Словно бы подтверждая свое существование, взвод тут же огрызнулся двумя скупыми пулеметными очередями и прицельной ружейной стрельбой. – Только бы румыны раньше времени не сообразили, что полк уже отошел, и не ринулись в атаку. Эти ребята мне бы еще пригодились.

– …И сколько их еще поляжет, – задумчиво молвил капитан, полагая, что никакие слова утешения здесь не уместны.

Выступая в роли хозяина в штабе батальона, он угостил командира полка и начштаба раздобытым накануне его бойцами в Новой Дофиновке терпковатым красным вином и жестковатой, приправленной остатками брынзы, мамалыгой. Сам капитан, хоть и с трудом, но все же осваивался с этими непривычными степными блюдами еще там, на «румынском плацдарме», и тогда же убедился, что они наиболее приспособлены к степной жаре, неприхотливы, сытны и долговечны. А в соединении с красным вином – еще и блаженственны.

– Как бы там со временем ни оценивали оборонительные бои под Одессой, – вместо тоста произнес полковник, – у нас с тобой, капитан, у наших солдат совесть чиста. У всех: уже павших и все еще живых.

– Особенно – у павших, – поддержал его комбат.

Они выпили и, настороженно прислушиваясь к тому, что происходит к востоку от них, на недалеком рубеже последнего заслона, помолчали.

– Повезло полковнику Осипову с твоим батальоном в виде пополнения, капитан. Честно признаюсь: пытался уговорить командование, чтобы твоих ребят пристегнули ко мне. Все равно половина твоих бойцов, особенно отряд майора Денщикова, к морской пехоте отношения не имеет, точно так же, как половина моего полка смутно представляет себе, что такое служба на границе.

– Стоит ли огорчаться, товарищ полковник? Так или иначе, сражаться нам суждено плечо в плечо. А если уж дойдет до уличных боев за каждый двор, каждый дом, от подразделений наших в любом случае одно упоминание останется.

18

Едва Гродов произнес это, как появился телефонист и сообщил, что его просит к телефону полковник Осипов. «Легок на помине», – улыбнулись друг другу при свете керосинки пирующие командиры.

– Пограничники через твои порядки уже прошли, комбат?

– И не только они, но также остатки полка 421-й стрелковой дивизии. Командир пограничников полковник Всеволодов находится сейчас рядом со мной на КП. Ждем отхода его взвода прикрытия. Желаете говорить с полковником?

– Со Всеволодовым мы сегодня уже общались, – сухо заметил командир полка морской пехоты. – По телефону, естественно.

– Передаю ему привет, – поспешил размягчить сухость наставника морской пехоты Гродов.

– Значит, он все-таки отходит к Крыжановке, на основную линию обороны?

– Собственно, уже отошел. Почти весь личный состав, во главе с полковым комиссаром, уже там.

– Вот видишь… А мне хотелось надеяться, что он со своим полком или с тем, что от него осталось, займет оборону вместе с твоим батальоном, – не скрывал своего разочарования Осипов. – Пусть даже вторым эшелоном. Однако Всеволодов решительно воспротивился, требуя отвода своих подразделений на основной рубеж и хотя бы временной передышки, – не очень-то заботился Осипов о том, чтобы командир пограничников не догадался о сути их разговора.

– Таковым, очевидно, было решение командования дивизии и Восточного сектора обороны, – проговорил комбат, стараясь не встречаться при этом взглядом с полковником.

– Прежде всего, таковым было его собственное решение, – не собирался щадить своего коллегу Осипов. И присутствие Всеволодова при этом разговоре его не смущало. – Тебе ведь хорошо известно, что это не обычная армейская часть, а полк войск НКВД. От решения его командира зависит многое, к нему прислушиваются, с ним трудно не считаться. Впрочем, к черту подробности, капитан. Возьми карту.

– Она под рукой.

Поняв, что дальнейшее его присутствие при этом разговоре уже не имеет смысла, командир пограничников поднялся, прощально сжал предплечье капитана и вышел.

– Будем взаимодействовать, комбат, – бросил уже из-за двери. – Как только обоснуюсь, тут же налажу связь.

Гродов заверил его, что за связью дело не станет, и вновь приготовился слушать своего командира полка.

– Последний рубеж обороны Восточного сектора, – не заставил себя ждать Осипов, – в штабе оборонительного района, похоже, прокладывали циркулем. Так вот, представь себе, что ты тоже ведешь циркулем от западных окраин Протопоповки, выходящих к Хаджибейскому лиману, мимо северных окраин этого же села – и вплоть до западного берега лимана Куяльницкого. Ну а дальше – от восточного берега этого же лимана – проводи линию южнее юго-восточной окраины поселка Гильдендорф[19], затем, полукругом, по северо-восточной окраине Корсунцев – к Крыжановке и до берега Одесского залива, оставляя при этом за передовой село Фонтанку и 29-ю береговую батарею капитана Ковальчука, вместе со штабом дивизиона. Вот так она теперь будет выглядеть – очередная «последняя» линия обороны.

«Значит, дни батареи капитана Ковальчука тоже сочтены, – с досадой подумалось комбату, когда перед ним вырисовался предельно сжатый и приближенный к городу полукруг новой и последней линии обороны Восточного сектора. А ведь на ее артиллерийскую поддержку Гродов рассчитывал сейчас куда больше, нежели на поддержку корабельной артиллерии. Эсминцы – птицы вольные: пришли, ушли… Пока комендоры разберутся с целями, пока пристреляют стволы главного калибра… А береговая батарея здесь давно, чуть ли не каждый холмик, каждое деревце – пристреляны».

– Но, я так понимаю, что мой батальон по-прежнему остается на своих позициях?..

вернуться

19

До войны это была известная на юге Украины немецкая колония, впоследствии переименованная в поселок Красноселка, и поныне существующий в виде дальнего пригорода Одессы.

19
{"b":"549522","o":1}