— О, — послышалось из трубки, — от Киева до Одессы полтысячи километров!.. Я думаю, вы, генерал, можете быть спокойны. Еще рано паковать чемоданы со статуэтками…
Поняв из этих слов, что шпилька вырастает уже до размера копья, генерал д’Ансельм и совсем остыл. Надо было спасать престиж, и поэтому он холодно, но решительно, с металлическими нотками в голосе изрек:
— Я начинаю генеральное наступление всем фронтом: от Тирасполя до Херсона и, опираясь на Крым, от Херсона до Мариуполя. Уверен, что от Ростова и Екатеринодара генералы Нокс и Деникин поддержат меня. Французские и английские войска пойдут вторым эшелоном, и если греки, деникинцы, поляки и всякая другая шушера попробуют сделать хоть шаг назад — они полягут под французскими и английскими пулеметами. С петлюровцами расправимся точно так же! Однако во фронтальном наступлении я отныне уже не принимаю их силы во внимание… Вы согласны со мной?
— Нет, — спокойно ответил Риггс, — и уверен, что, успокоившись, вы тоже поступите совсем иначе.
— Ну, знаете!.. — вскипел генерал д’Ансельм, но сразу же сдержал себя, чтобы не подорвать окончательно свой престиж командующего. Холодно он спросил: — А каково ваше личное мнение?
— Вот уж никак не личное, — дружески откликнулся Риггс, — это наше общее с вами мнение. Я имел уже беседу с начальником вашего штаба полковником Фредамбером. Он вам доложит наше общее мнение. Позовите его, если только сейчас он не около вас.
— И все-таки? — буркнул генерал. — Полковник Фредамбер возле меня. Что вы предлагаете?
Риггс спокойно сказал:
— Петлюровцам — подбросить оружия и снаряжения, особенно автоматического оружия и бронеавтомобилей. Это необходимо для развития наступательных действий, то есть изматывания большевиков. Договора с петлюровцами не рвать, а, наоборот, немедленно дать ему полный ход. Директорию не разгонять, а, наоборот, усилить. Гришин-Алмазов пусть еще малость подождет с диктаторством: большевики все равно перемелют петлюровский заслон, и тогда наступит черед и деникинскому заслону. Потрещат еще кости и у вашего Гришина-Алмазова.
Генерал д’Ансельм что-то буркнул, но Риггс не расслышал, да и не очень-то старался расслышать. Он произнес целую тираду, поучая не весьма опытного в вопросах политики, как, впрочем, и в стратегии и в других военных науках, генерала:
— Если, генерал, ваши французские арсеналы пусты, то я немедленно затребую американское вооружение с наших баз в Италии и на Балканах и передам по телеграфу заказы нашим фирмам в Нью-Йорке. Что касается директории, то из ее состава надо вывести всяких там социалистов, услуги которых мы уже полностью использовали и которые уже нам не нужны. В директорию надо влить представителей деловых кругов — помещиков и фабрикантов, сторонников образования правительства твердой руки. Можно для демократического, так сказать, резонанса взять, ну хотя бы этих, как их там, социал-федералистов, что ли? Петлюру, как особу популярную главным образом в кругах гайдамацких головорезов, надо поставить во главе директории. Он охотно на это пойдет, потому что страдает манией величия, а этим-то он как раз нам сейчас и подходит: он влюблен в свой грошовый полководческий гений, рвется к военным лаврам и во имя ореола наполеоновской славы, пусть и на острове Святой Елены, пойдет на какую угодно авантюру… Что касается драматурга Винниченко, то его, безусловно, настало время убрать с поста. Пусть это выглядит как уступка антисоциалистическим кругам украинских националистов. Впрочем, там возле вас полковник Фредамбер, он вам все разъяснит…
— Я имел в виду… — начал было примирительно генерал д’Ансельм.
Но Риггс бесцеремонно перебил его:
— Вы, конечно, имеете в виду, генерал, Мирную конференцию в Париже? Точнее — ее руководителей: вашего премьера мосье Клемансо, сэра Ллойд-Джорджа и президента Вильсона? Ке фер, мэ се вре, женераль![44] Все мы здесь — вы, адмирал Боллард и я — только застрельщики на поле боя и солдаты, выполняющие волю нашего верховного командования. Мне тоже известно, что между мосье Клемансо, сэром Ллойд-Джорджем и президентом Вильсоном еще не достигнуто окончательного соглашения в вопросе определения основной силы среди антибольшевистских формирований. Однако мы имеем указание поддерживать все антибольшевистские силы. Н-эс-па, женераль?
Генерал д’Ансельм уже окончательно остыл. Генералу уже давно стало скучно. Он уже понял, что погорячился, что, пожалуй, время бы и успокоиться, и только для того, чтобы не подрывать своего престижа, он еще ворчливо огрызнулся:
— Все это, разумеется, так, я и сам такого же мнения. Но хорошо вам, когда ваших солдат здесь, на фронте, нет и весь позор должны принимать на себя французские вооруженные силы. Неделю назад под Бендерами отказался идти в бой Пятьдесят восьмой полк. Вчера не захотел выступить из Одессы на позиции Сто тридцать шестой. Из других частей я тоже получаю рапорты командиров о том, что среди солдат растут демобилизационные настроения — нежелание воевать «за чужие», как говорят они, интересы… Посидели бы вы в моей шкуре, полковник…
Риггс снова перебил:
— На севере, около Мурманска и Архангельска, а также на Дальнем Востоке и в Сибири нет ни одного французского солдата, там действуют исключительно американские полки, генерал. Однако я до сих пор что-то не слышал, чтобы хоть один американский солдат отказался стрелять в большевистских разбойников…
Генерал д’Ансельм проглотил и эту пилюлю и пока раздумывал, как же ему теперь подштопать свой престиж, Риггс еще добавил:
— А бунтовщиков надо расстреливать, генерал! Вы, генерал, чересчур мягкосердечны и гуманны. Расстреливайте, расстреливайте — патронов хватит! А если патронов вам не хватит, то я могу подбросить с наших баз, с Балкан и из Италии…
Собственно на этом разговор и закончился. Генерал сделал потугу на какую-то не особенно удачную, хотя и вполне аристократическую остроту и вынужден был положить трубку.
Риггс тоже положил трубку и сказал Гейку Шеркижену, сидевшему рядом:
— Поет мне о позоре для французских вооруженных сил! Плевать нам на его вооруженные силы! Этому олуху, как, впрочем, и всем ему подобным, конечно, не разобраться во всей этой катавасии. Его, видите ли, задевает, что тут нет американской армии и в Западной Европе бьют баклуши два миллиона американских солдат, вооруженных не его французскими пищалями времен Франко-прусской войны, а новейшим автоматическим оружием. Скажите пожалуйста! Так они для него и приготовлены! Большевики, разумеется, угроза первостепенная, но пусть наши солдаты подождут: им придется еще прибирать к рукам и французских и английских голодранцев…
У генерала д’Ансельма были, однако, основания рвать и метать и не только потому, что Киев взяли большевики, а Красная Армия успешно наступала по всей линии большевистско-петлюровского фронта.
Дела командующего объединенными силами Антанты на юге России были плохи не только на петлюровском фронте, который откатывался на западе до Винницы, а в центре до Днепра. Дела были плохи и по всей территории, на которой юридически существовала еще власть директории, — от западных границ Украины до Донбасса и Харьковщины и от берега Днепра до берегов Буга и Днестра.
На всей этой территории, охватывающей полдесятка бывших губерний, во многих районах, разрастаясь подчас на целые уезды, возникали крестьянские восстания против Петлюры. В городах, особенно в крупных индустриальных центрах, создавались уже и Советы рабочих и солдатских депутатов, которые существовали пока что наряду с петлюровскими «трудовыми радами», но требовали передачи им всей полноты власти и держали в готовности свои вооруженные рабочие дружины. Вооруженные силы УНР были бессильны что-либо предпринять против этих советских островков на «своей» территории, так как не встречали поддержки населения. Кроме того, в самом руководстве петлюровской армии разгоралась борьба различных течений, появились десятки больших и малых атаманов и атаманчиков, которые враждовали между собой, ориентируясь на разные националистические партии или просто соперничая друг с другом. В воинских частях возникали бунты, некоторые части и совсем выходили из подчинения петлюровского командования, оголяли линию фронта и разбегались. Трудовое крестьянство, насильно мобилизованное после антинемецкого и антигетманского восстания в части петлюровских войск, уже разбиралось, куда вовлекли его петлюровские провокаторы. Крестьяне уже понимали, что директория отстаивает интересы помещиков и кулаков, а беднейшему крестьянству земли не даст. И трудовое крестьянство поворачивало оружие против контрреволюции и наемников международного империализма — украинских буржуазных националистов.
