Доктор, немолодой уже человек с обветренным лицом, с глубокими залысинами, обрамленными редкими седыми волосами, сидел за письменным столом. Ее отцу было бы сейчас примерно столько же лет. Но она не могла представить себе этого. За долгие годы воспоминания о нем слились в одно: потерянная одинокая фигура, застывшая на обледенелом мосту.

— Я прошу вас рассказать мне о Марии Роселир.

— Мария Роселир, — медленно повторил он. Руки, до тех пор спокойно лежавшие на листе промокательной бумаги, принялись перебирать, сдвигая со своих мест, аккуратно расставленные на столе предметы: прибор для измерения давления, прозрачное пресс-папье, фотографию в серебряной рамке. — Вы ее родственница?

— Нет.

— Знакомая?

— Тоже нет. Быть может, вы сочтете это чудачеством, но я давно мечтаю побольше узнать о ней. Мысль, что я знаю о ней так мало, не дает мне покоя.

С обратной стороны в рамку был вставлен кусочек черного картона с откидной, тоже картонной, подставкой. Она вспомнила семейные портреты в рамках, которые в дни ее детства выставлялись на туалетном столике, когда у них гостили бабушка и дедушка. Старики хотели видеть сразу "всю семью", почему-то им это было важно. Картонные подставки быстро приходили в негодность, и нужно было их подклеивать.

— Я много лет собиралась в Авезеел. Да все никак не выходило. Вчера наконец собралась и села в машину. В гостинице я узнала, что вы давно практикуете здесь, и поэтому решила обратиться к вам. Мне кажется, доктор в таком небольшом местечке хорошо осведомлен.

— Да, врач знает много, но, увы, не все может рассказать. А в гостинице вы ничего не добьетесь.

— Верно, народ у вас, похоже, не очень разговорчивый.

— Да. Особенно если речь заходит о щекотливых вопросах. — Он передвинул бланки для рецептов. — Погодите, не вы ли пользовались ее документами во время войны?

— Вам это известно?

— Да, у нас был свой человек в канцелярии, который передавал подпольщикам регистрационные карточки. Вы, наверно, слышали об этом. Так делали повсюду. Остальное ребята брали на себя. Скольким они помогли скрыться по нашим документам! Лично я был против таких рискованных затей, ну да что теперь говорить…

Они одновременно посмотрели в окно. Тень облаков накрыла лужайку. Сорока перескочила с крыши сарая на белую садовую скамейку.

— Имя "Карло" вам что-нибудь говорит?

— Ну конечно, это подпольная кличка юноши из Сопротивления.

Такого она не ожидала. Только теперь до нее полностью дошел смысл сказанной им фразы: "Кончится война, съезди в Авезеел".

— Настоящее имя его было Лауренс, — донесся до нее голос доктора.

Она поняла. Впервые услышав это имя, поняла, что для нее он навсегда останется Карло.

Доктор Зехелрике взял портрет и повернул его к ней.

— Это мой сын Гюс, — сказал он.

На нее смотрел круглолицый улыбающийся юноша. Чуть выступающие передние зубы, расчесанные на прямой пробор светлые волосы.

— Гюс и Лауренс были одногодки. Когда началась война, они сразу вступили в группу Сопротивления в Амстердаме. Гюс попал в облаву, устроенную службой безопасности на Центральном вокзале в январе сорок третьего. Лауренса схватили через месяц в Роттердаме, при нем была сумка с продовольственными карточками и бланками удостоверений. Незадолго до этого он побывал у меня. Арест Гюса потряс его. Он подозревал, что в группе действует предатель. Я предупреждал его об опасности, но он не отошел от подпольной работы. "Кто-то ведь должен это делать" — так он говорил. — Доктор поставил портрет на место. — Как и многим другим, им не суждено было остаться в живых.

Кроме мефрау Бендере, Йаап, старший из трех братьев Бостон, был единственным, кого она встретила после войны. О нем она вспоминала редко. Оказалось, что в тот субботний полдень он уходил из дому, а на обратном пути встретил знакомого из нашего квартала, который рассказал ему, как оцепили улицу и обыскивали квартиры. Один из друзей-букинистов помог ему скрыться. Стелла увидела его через несколько месяцев после освобождения в театре, где давала первый концерт Шарлотта Кёлер. Вместе с Рейниром, который теперь часто сопровождал ее, она шла к боковой ложе, как вдруг чья-то рука легла ей на плечо и кто-то сказал: "Стелла, неужели это ты?" Она вздрогнула. Еще не успев обернуться, она узнала этот голос. "Менеер Бостон!" Ей не приходилось раньше называть его по имени, да она ни разу толком и не говорила с ним. Когда она забегала вернуть ему книгу, он тут же вручал ей следующую со словами: "Теперь прочти вот это". Он держался всегда на расстоянии, как будто помимо ее круга чтения ничто его не интересовало. Но тут он обнял ее, и Рейнир даже поменялся с ним местами, чтобы Йаап мог посидеть возле нее. Временами он крепко сжимал ее руку, она перестала следить за декламацией на сцене, и лишь отдельные строки из "Песни Песней" звучали в ней: "Я искала его, не находила, кликала — он мне не ответил. Повстречали меня стражи, обходящие город, изранили меня, избили".

Доктор отодвинул стул, подошел к окну.

— Если встанете вот сюда, вы увидите дом, в котором жила семья Роселир.

В ярких лучах утреннего солнца она увидела красную черепичную кровлю среди зелени вязов.

— Съездим туда? — предложил доктор Зехелрике.

— Это как камень, брошенный в пруд. Вы замечали, как потом долго идут круги? Они словно застывают на воде, — сказал он. На его приглашение зайти еще раз после того, как он закончит прием, Стелла ответила отказом. Она достаточно повидала, достаточно услыхала. Машина мчалась по сельским дорогам Зеландии в направлении Брескенса, а она вспоминала, как разочаровал ее дом, где жила Мария Роселир. То, что предстало перед ней, даже отдаленно не походило на картину, какую она рисовала в мыслях. Самое обыкновенное здание, как видно перестраивавшееся; дорожки в саду вокруг дома обложены камнями, окрашенными в белый цвет, и посыпаны белым гравием. Необычен только сарай, громадный, окна во всю ширину крыши.

После того несчастья семья Роселир куда-то уехала, дом пустовал — никто не хотел жить в нем — и пришел в упадок.

— Но лет десять назад они снова объявились в наших краях. Дело было зимой, в тот день шел легкий снежок, а к вечеру ударил мороз. Они ни к кому не зашли, в деревне тоже не появлялись. Потом мы узнали, что после войны они обосновались во Франции. Куда они ехали, так и осталось неизвестным. Ясно только, что направлялись они в сторону Тернёзена. Машина у них на льду пошла юзом и съехала под откос, прямо в канал. К тому времени их тут совсем забыли, а когда это случилось, снова принялись ворошить прошлое.

Метрах в двухстах от дома доктор свернул на дорогу, проложенную среди болотистой местности. Раз уж она приехала, стоит взглянуть и на пруд, правда, зачем это нужно, Стелла понятия не имела. В ней шевельнулось напряженное любопытство, которого она до сих пор не ощущала. Путаный рассказ доктора, тщательно подбиравшего слова, только усугублял это чувство.

— Супруги Роселир были, что называется, белыми воронами. Он художник, она ткала ковры. Их образ жизни шел вразрез с привычками наших деревенских жителей. Художники? Да еще приезжие? У нас с этими людьми не может быть ничего общего. Я полагаю, они не были стеснены в средствах, могли кое-что позволить себе, много ездили, предоставляя Марию самой себе.

Он рассказал, что в раннем детстве девочка часто болела, у нее находили предрасположенность к туберкулезу. Но едва Стелла заикнулась, что это и стало, наверно, причиной ее ранней смерти, он отрицательно помотал головой.

— Нет-нет, я наблюдал ее с самого детства. Она благополучно выросла и очень окрепла.

Мария была способной девушкой. Она рисовала карандашом и акварелью, чаще всего птиц, и чуть не каждый день сидела с биноклем и альбомом на островке посреди пруда, где в камышах пряталась хижина, в которой раньше ночевали рыбаки да браконьеры.