— Ну-ка поживее! — он играл с ней, как с большой рыбиной, пойманной на крючок, но все еще натягивавшей гибкую леску.

Девушка прошла через боковую дверь на веранду и обратилась к тому самому с толстой шеей.

— О’кэй, пусть звонит, — разрешил он.

Она сделала знак Джеффри, и он нырнул под стойку, где был устроен удобный проход для прислуги и привилегированных клиентов. Оттуда она провела его мимо играющих в домино к буфету и открыла дверцу. Там стоял телефонный аппарат. Когда она уходила, Джеффри вновь подмигнул ей и снял с рычага телефонную трубку.

Через минуту его соединили с Оптима-колледжем. Джеффри попросил директора, но ему сообщили, что директора нет на месте. Тогда он подозвал Томми Сэнсама.

— Томми! Это я, Джеффри, — сказал он.

— Мой бог! — поразился Томми. — Где ты? Директор час назад уехал за тобой. Вы разминулись?

Джеффри рассказал, как он прозевал автобус, а потом не мог найти нужную заправочную станцию.

— Ладно, я приеду за тобой, — сказал Томми. — Где ты сейчас?

— В баре «Рио-Рита»!

— Ничего себе местечко! Не удивлюсь, если ты кончишь где-нибудь еще похуже, — простонал Томми. — Я буду через десять минут. Колледж от тебя в двух милях. Оставайся там и никуда не двигайся. Я выезжаю.

Джеффри повесил трубку и направился в бар. Проходя мимо играющих, он улыбнулся, и Толстая Шея взглянул на него. Во рту у него торчал замусоленный огрызок сигары.

— Спасибо за телефон, — сказал Джеффри. Он чувствовал, что Толстая Шея здесь настоящий хозяин.

— Не за что меня благодарить, — сказал Толстая Шея. Лицо его блестело от пота, а налитые кровью глаза ворочались над отекшими мешками. — Знай я, что ты американец, не пустил бы к телефону. Терпеть не могу белых, но больше всего — американцев.

Толстяк сплюнул, и струйка коричневой жидкости окрасила пол в двух дюймах от ботинка Джеффри.

— Живо сматывайся отсюда! — вопил хозяин. — Какого черта вы не торчите у себя, в вашей белой стране? Оставьте нам нашу черную!

Джеффри побледнел, но не терял хладнокровия.

— Я не белый, — возразил он спокойно.

— Ха-ха! — весело загоготал Толстая Шея. — Вот здорово! Ты что же, настоящий мулат, а? Я их тоже ненавижу… Давай, проваливай!

Джеффри медленно прошел мимо него и нырнул под стойку. Он посмотрел на полукитаянку, но та деловито расставляла бутылки. А Толстая Шея все не унимался.

— Марджи, — заорал он, обращаясь к барменше, — разве я не говорил тебе, чтоб ты не смела обслуживать ни одного американского солдата? — Он повернулся к сидящим за столом: — Марджи думает, я из ума выжил. Она любит симпатичных белых. Лучше бы меня любила!

Джеффри миновал вращающуюся дверь, вышел на улицу и стал ждать Томми Сэнсама.

Р. Мэйз (Ямайка)

ЗАТЕМНЕНИЕ

_{Перевод с английского В. Рамзеса}

В связи с войной в городе ввели частичное затемнение и уличных фонарей не зажигали; коттеджи за невысокой живой изгородью казались в полутьме чрезвычайно респектабельными.

На остановке ждала автобуса молодая женщина. Она была совершенно спокойна, несмотря на панические слухи о бандитских шайках, якобы выходящих на улицы с наступлением темноты и нападающих на одиноких женщин. Во-первых, она американка, а молодую американку не так-то легко напугать. Во-вторых, достаточно ей крикнуть, как обитатели этих респектабельных домов сейчас же придут ей на помощь.

На другой стороне улицы из мрака возникла крадущаяся тень. Тень медленно приближалась, но ничего, кроме легкого любопытства, американка не испытывала.

Это был рослый юноша в обычной рубашке и брюках, на ногах — парусиновые туфли. Ступал он в них бесшумно и шел чуть-чуть сутулясь, поэтому казалось, что он крадется. Беспокойный, голодный взгляд. Но главное, он черен! Все остальное не шло с этим обстоятельством ни в какое сравнение. У нее на родине ни один негр не рискнул бы вечером подойти к белой женщине. Во всем этом есть интригующий элемент новизны. Да, видимо, тропические острова Вест-Индии сулят иностранцу немало приключений.

— Не найдется ли у вас спичек, мадам? — спросил юноша.

Она только что закурила сигарету об окурок догоревшей — спичек у нее не было. Поверит ли он в это?

— К сожалению, у меня нет спичек.

Юноша посмотрел ей в лицо, недоуменно сморщил лоб и, поколебавшись секунду, сказал:

— Но вы же курите.

Крыть нечем. Давать ему прикурить от своей сигареты американке не хотелось. Может, и глупо, но в этом заключена какая-то интимность — так ей, во всяком случае, казалось. Она заколебалась под пристальным взглядом юноши. В этом взгляде были и гордость, и вызов, и даже насмешка.

— Вот, прикурите. — Она протянула ему свою зажженную сигарету.

Она думала, что юноша возьмет сигарету у нее из рук, но вместо этого он нагнулся к ней, едва не коснувшись ее. Потом выпрямился, глубоко затянулся и с удовольствием выпустил дым. Тут она разглядела, что во рту у него окурок.

— Спасибо, — вежливо сказал юноша и уже собирался уйти, когда американка как бы неосознанно швырнула свою только что начатую сигарету в канаву.

Он замер, холодно и задумчиво уставившись на нее.

Американку это начало раздражать. Нет, она не испугалась: парень, по-видимому, безвредный. Но ей было не по себе от его взгляда. Лучше бы уж нагрубил — к такому обороту она была готова. Только не этот холодный презрительный взгляд. Да как он смеет, какая наглость!

— Ну, чего же вы ждете? — произнесла она, чтобы как-то снять напряжение.

— Извините, вам пришлось пожертвовать целой сигаретой.

— Пустяки, — нервно улыбнулась она, мысленно ругая себя за глупость.

— У вас их много, не так ли?

— Как будто бы.

«Ну, на что это похоже, — думала она. — Стоять на улице и препираться… да-да… с черномазым!» Это отнюдь не входило в ее привычки. Какая непристойность! Почему он не уходит?

— Это улица, мадам, она для всех, — сказал он, словно читая ее мысли.

Она-то, уж во всяком случае, не обязана ему отвечать. С самого начала ей следовало просто не замечать его!

— Ваше счастье, что вы женщина.

— А если бы я была мужчиной?

— Если бы вы были мужчиной, пришлось бы преподать вам урок, — сказал он все тем же тихим ровным голосом.

«В Америке их линчуют и за меньшее», — подумала она.

— Это не Америка, — сказал он. — Я вижу, вы американка. У нас в стране нет черных и белых — только мужчины и женщины. Вам следует об этом помнить.

Вот как! Весьма любопытно! Интересно его еще послушать — будет о чем дома рассказать.

— Значит, у вас здесь только мужчины и женщины? — переспросила она.

— Именно. Так сказать, вы и я и сотни тысяч подобных нам. И мы умудряемся обходиться без судов Линча и всего прочего.

— Вы действительно считаете, что все люди равны?

— Увы, факты свидетельствуют, что это не так. Взять, к примеру, меня и вас. Разница между нами не только в том, что вы женщина, а я мужчина. Понимаете?

— Нет, не понимаю.

— Оставайтесь на Ямайке, тогда поймете.

Она вскинула на него глаза, и он рассмеялся:

— Вы напрасно плохо обо мне думаете. Вы не в моем вкусе, так что вам нечего бояться.

— Вот как!

— А вот и ваш автобус. Спасибо за огонек.

— Не за что! — ответила она, нервно засмеявшись.

Она села в автобус, а он стоял, глядя ей вслед, бесстрастный, гордый, полный мужского достоинства, как бы бросая безмолвный вызов ее самообладанию.

Автобус отошел, а она все еще чувствовала на себе пронзительный взгляд юноши. Он разглядывал ее, как разглядывает мужчина женщину, позабыв о разнице в цвете кожи.

Она подавила желание обернуться и напоследок взглянуть на него. Нельзя — что подумают другие пассажиры!..