- Она была права, - вспомнилось ему, - "если мы сумеем остаться вместе...". Наверное, именно это она и имела в виду. Сумеем забыть - останемся вместе. Не сумеем - расстанемся.
Был в его голове и другой, более радикальный вариант.
Приезжаю. Говорю, что то, как она со мной поступила, я простить не могу. И навсегда расстаться. Пусть уезжает к Анне Семеновне. Но ведь уедет она не одна. С Павликом. Значит - расстаться с ним навсегда... Она, в конце концов, выйдет замуж, и кто-то другой усыновит моего Павлика. Последнее его ужаснуло. Расстаться с сыном?! Нет!
В итоге созрел такой замысел.
- Раз забыть обо всей этой истории у меня не получается, тогда придется вообразить, что я на ней снова женюсь. Что ж, значит, снова придется играть роль. И играть ее не по принци-пам Чудинова, а в полном смысле по принципам Станиславского. С верой в предлагаемые жизнью обстоятельства. Сверхзадача! Собственно говоря, почему? Если я знаю, что, несмотря ни на что, нам расставаться не стоит, то наоборот. Ведь не пытает же большинство молодоже-нов, сколько было у нее или у него мужчин или женщин. Это личная жизнь каждого. Ее либо не принимают и не женятся, либо не берут во внимание и женятся. Ведь она-то меня об этом не спрашивала. А я никогда не рассказывал о своих постельных достижениях.
И уже ни о чем другом все последние командировочные дни, вплоть до возвращения в Москву, думать не мог. Решение было принято.
Только вот Лена об этом не знала. Ох, как нелегко далось ей это время... Сначала ждала, что Владик ей позвонит. Но день шел за днем, прошла неделя, пошла вторая, а звонка не было. У нее даже появилось подозрение, что Владик уже в Москве, но домой возвращаться переду-мал. От этой мысли ей стало так тошно, что ни о чем другом она уже думать не могла. Ни в школе, ни дома.
- Как же так, ведь мы договорились... Неужели он передумал? - Вспоминала все семь лет их совместной жизни и не могла припомнить ни одного случая обмана с его стороны. Зато я отличилась! Столько времени лгала напропалую! А он верил. Верил всей этой чуши. Он - не Володя. Тому соврать ничего не стоит. Врал, что не был женат, что детей у него нет. Врал, что жить без меня не может. Как я могла поверить? Мало того, спать с ним и даже согласиться стать его женой! Слава богу, что не забеременела... Пришлось бы тогда не о возвращении к Владику думать, а о другом. Как ты, Ленка, могла до такого дойти? - казнила она себя.
Ну, может быть, несколько дней после переезда к Володе она приспосабливалась. И то, не к нему. К самой себе, ставшей другой и переместившейся в новую реальность. Наконец, после долгого пребывания в двух измерениях отпала нужда обманывать Козьмичева и придумывать оправдания самой себе. Но как бы она ни считала себя правой в решении уйти от Козьмичева, червячок, поселившийся в ее совести, иногда давал о себе знать. И хотя со временем он стал успокаиваться, ее самочувствие вовсе не стало похоже на самочувствие молодой девушки, впервые ставшей женой. Медовый месяц с Москвиным она пережила много раньше. И вспышка чувственности в их отношениях после ее переезда к нему, хоть и имела место, довольно быстро перестала быть доминантой в ее сознании. Она уже хорошо знала свои обязанности в ее новом качестве. Единственный вопрос, на который она не могла себе ответить, кто она теперь. Жена или любовница? Мало того, вскоре она почувствовала, что эта неопределенность по отношению к ней не миновала и Володю. Хотя она не могла не видеть, что, несмотря на их отношения фактических мужа и жены, он ни словом не обмолвился о необходимости ее развода с Козьмичевым и регистрации их брака. Но она, хотя очень недо-умевала и ждала таких слов, успокаивала она себя. - Значит, Володя не считает деликатным давить на меня. Все будет в норме. Ведь мы и так семья. В конце концов, - полагала она, развод -мое дело. Надо бы до Нового года заявление подать...
Жизнь с Москвиным сильно отличалась от той, с Козьмичевым. Володю не надо было уговаривать сходить в театр, в филармонию и вообще куда-либо сходить. Наоборот, он сам подавал идеи и доставал билеты. Круг его друзей и знакомых в основном составляли коллеги из академической среды. В абсолютном большинстве это были интересные, с обширными знаниями и широким кругозором люди. Не считая себя глупее других, она была вынуждена однажды признать, что по своему кругозору выпускницы провинциального университета она ощутимо уступает этим выпускникам и выпускницам МГУ, МГИМО и других столичных вузов.
И именно в этой связи она вдруг отчетливо поняла, что нечто подобное, но только с об-ратным знаком, вполне мог по отношению к ней думать Козьмичев. Да, когда-то она, в силу того же своего университетского образования, действительно была выше него. И поэтому позволяла себе смотреть на Влада, несмотря на его явный ум, несколько свысока. Но это не могло продолжаться вечно. Вполне возможно, что она не уловила тех изменений, что произо-шли в нем с окончанием единственного в стране Литературного института. Это был первый случай, когда она вспомнила о бывшем муже. И не беспредметно, а вполне по понятной причине. Вспомнила и удивилась. С чего бы это вдруг? Но в кругу новых забот забыла об этом воспоминании.
Между тем надо было отдавать Павлика в первый класс. Она не хотела, чтобы он учился в ее школе. Решила, что отдаст его в ту школу, что на расстоянии нескольких троллейбусных остановок от дома Москвина. Коллеги очень хвалили "тамошних" учителей начальных классов. Перед первым сентября она впервые позвонила Козьмичеву и договорилась, что он встретит их возле школы. Павлик был без ума от встречи с отцом. Его едва удалось заставить войти вместе с классом в здание школы.
С Козьмичевым она говорила лишь о сыне. Спросила.
- Как ты? В основном в командировках? - И неожиданно для самой себя. - Тогда понят-но, почему ты уставший и похудевший. Ты хоть дома себе готовишь?
Владик смотрел на нее, и, сравнивая ее сегодняшнюю с той, какой она была перед их рас-ставанием, видел перед собой прежнюю Лену. -
- А ты молодец! Хорошо выглядишь. Значит, новая семья тебе только на пользу. Звони, если Павлику что-нибудь нужно будет. Пока! Мне некогда.
Потом, вспоминая эту встречу и его слова, она почувствовала в них плохо скрытое зло-радство и разозлилась.
- Развод мне на пользу... Лучше б на себя посмотрел...
Тем не менее, вскоре она была вынуждена ему позвонить. Кто-то должен был и прово-жать Павлика в школу, и забирать домой. Отвозить, его, едва успевая добраться до своей школы, она еще могла сама. Но забирать домой получалось только либо в свободный день, либо тогда, когда было окно в расписании уроков. И то, на такси. Володю она решила не обременять, а сам он, к ее удивлению, не выказывал желания ее подменять. Однажды, в ответ на звонок с такой просьбой, он деликатно, но непререкаемым тоном заявил, что у него нет свободного времени. Конечно, она могла настоять на своем, однако не стала. Страшно обиделась, но так как выхода не было, позвонила Козьмичеву. Хорошо, что он был в Москве и не отказался. Так как ключа у него от их квартиры быть не могло, увез сына к себе. Это был первый случай после расставания, когда она вошла в свою прежнюю квартиру за сыном. Дальше прихожей она не пошла. Одела отчаянно сопротивлявшегося Павлика, и, сказав лишь спасибо, ушла. Было еще несколько подобных случаев. Отец и сын были им так рады, что однажды Павлик обратился к нему с предложением.
- Папа, давай теперь ты меня будешь всегда забирать из школы. Или ты, мама. Я не хочу, чтобы это делал дядя Володя.
- Я, сынок, конечно, мог бы, но меня часто в Москве не бывает. Буду здесь - не откажусь.
От таких слов сына ему хотелось плакать. Но это было невозможно, как и невозможно вмешиваться в ее отношения и поневоле встречаться с новым мужем. Не хотела этого и Лена, поскольку полагала, что Володя не готов к роли отца ее ребенка. Она бы и дальше так думала, если бы жена одного из его друзей как-то не спросила у нее, видится ли он со своей дочерью. - У него есть дочь? Значит, была и жена. Почему я об этом не знаю? Что в этом плохого, чтобы от меня скрывать? Так вот почему он не хотел, чтобы я развелась с Козьмичевым, и регистри-ровать наш брак.
