Он уже заручился согласием Николая Семеновича об отпуске. А этот отпуск был совсем некстати, поскольку "Циклон" вскоре должен был идти в интересный рейс. На этот раз до Магадана. Причина, по которой он нуждался в отпуске в самый разгар летней навигации, была, безусловно, уважительной.

Но когда документы уже были запечатаны в конверт и готовы к отправке, от отца из Москвы пришла телеграмма.

- Срочно вылетай в Москву решения квартирного вопроса. Присутствие необходимо.

Телеграмма произвела на них практически такое же впечатление, как вызов в КГБ. Вла-дик ничуть не сомневался, что речь идет о какой-то манипуляции с ордером, в котором он числился как член семьи. Поэтому с согласия Лены был составлен ответ.

- Я не претендую на положенную мне по ордеру площадь. Влад.

Ответ пришел через пару дней.

- Вылетай срочно. Речь восстановлении твоей прописки. Отец.

Они недоумевали. О какой прописке может идти речь, когда он живет и прописан в Находке? Самую резонную догадку о причине вызова высказала опытная Анна Семеновна.

- Думаю, дело обстоит так. Видимо, твой отец получает новую квартиру. Старую поло-жено сдать. А он почему-то не хочет. Вот и решил каким-то образом переписать ее на тебя. Ты ведь имеешь право. Как это провернуть, не знаю. Ты же говорил, что он какой-то большой секретный начальник. Значит, у него есть связи. Как дальше дело повернется - не знаю. Но считаю, что лететь надо. И срочно. С Николаем я сама переговорю.

Глава 8

Родные

Через три дня Владик вышел из здания аэропорта Домодедово. На автобусе доехал до Парка Культуры, перешел в метро и вскоре уже шел с детства знакомой улицей к своему дому. О цели приезда он сейчас не вспоминал, ибо был поглощен пролетавшими перед его внутрен-ним взором кадрами из той части жизни, что провел на этой улице, в ее дворах... Такое с ним было лишь однажды, когда после пятого класса он едва не утонул, попав в водоворот на маленькой речушке, протекавшей недалеко от Луховиц. Шел и трепетно ожидал, что вот сейчас встретит кого-нибудь из старых знакомых. Однако этого не случилось. Не случилось этого ни тогда, когда он подошел к дому своего детства и юности, ни тогда, когда поднимался по лестнице на свой четвертый этаж.

На звонок никто не откликнулся. Ни на первый, ни на второй, ни на третий. Только тогда он пришел в себя и взглянул на часы. Было одиннадцать утра.

- Понятно - все на работе и в школе. Надо было мне телеграмму дать...

Рабочего телефона отца у него не было, да и быть не могло. Он вспомнил, как мама ча-стенько проявляла недовольство отцовской секретностью. Чем он занимался в своем институ-те, Владик точно не знал. Но догадывался, что какими-то летательными изделиями. Это могли быть и самолеты, и ракеты. Но по степени секретности предполагал, что, скорее всего, это были какие-то ракеты.

Можно, конечно, было позвонить соседям. Наверняка бы обрадовались. Еще бы! Владька после стольких лет отсутствия объявился! Но трепетное желание увидеть кого-нибудь из знакомых почему-то исчезло.

Вышел на улицу и долго сидел около подъезда, рассматривая растущую рядом березу, ко-торую они с мамой и своим другом и одноклассником Виталиком посадили еще тогда, когда учились в четвертом классе. Где сейчас Виталька, он не знал. Знал лишь то, что тот поступил в авиационный институт. В их классе многие были повернуты на авиации.

Вспомнил маму, на чьей могиле он последний раз был еще до отъезда в Касинск. Стало понятно, что делать. На листке из записной книжки набросал.

- Я здесь. Поехал на кладбище к маме. Жму руки. Влад.

Потом решил добавить обращение к отцу. С минуту думал, как к нему обратиться. Как к отцу или к папе? Но вспомнил, что в последние годы, с тех пор как поступил в Щукинское, звал его только отцом. А его вторую жену, несмотря на хорошие с ней отношения, только Маргаритой Михайловной. В итоге написал.

- Отец и Маргарита Михайловна, здравствуйте! Привет братьям и сестрам! Я уже здесь. Поехал к маме. Жму руки. Влад.

Прикрепил к записке к двери. Вышел на улицу. Поймал первое такси и поехал на клад-бище. У стоявших возле входа старушек купил цветы. Несмотря на то, что был там восемь лет назад, могилу мамы нашел сразу. На ней лежали почти свежие цветы. Положил свои и огляделся. Здесь почти ничего не изменилось. Лишь ель, росшая у изголовья, стала еще выше. Обратил внимание на чистоту в оградке. Подумал сначала, что все это сделано специально к его приезду. Но устыдился этой мысли.

Просидел он у мамы долго. Торопиться было некуда. Сидел. Вспоминал годы, когда она была жива. Как ездили с ней к деду и бабушке в Луховицы, где проводили почти все лето. Отцу всегда было некогда. Видимо, от этого их отношения стали желать лучшего. Хотя вместе они были еще с институтских времен. Отец быстро делал карьеру. Дом был на плечах мамы. Карьера была ей безразлична. Работала она в каком-то КБ расчетчицей, успев еще освоить работу на первых советских ЭВМ. В противоположность отцу и, видимо, в деда, была она человеком веселым и компанейским. Несмотря на свой математический склад ума, любила поэзию, помнила множество стихов, что оказало на него сильное влияние. Ему вспомнилось стихотворение Ахматовой, которое он выучил с ней где-то в четыре-пять лет.

Мурка, не ходи, там сыч

На подушке вышит,

Мурка, серый, не мурлычь,

Дедушка услышит.

Няня, не горит свеча

И скребутся мыши.

Я боюсь того сыча,

Для чего он вышит?

- Ну, вот, мама, - подумалось ему. - Пообщались мы с тобой. Прости меня, что так долго я к тебе не приходил. Жаль, что не видела ты ни невестки, ни своего внука... Обещаю, что увидишь.

Посмотрел на часы. Оказывается, пробыл здесь целых два часа. Надо было возвращаться. Вышел за ограду кладбища, но, сколько ни ждал, такси так и не было. Пришлось идти до трамвая. А от него к метро. До дому добрался в шестом часу. Дверь открыла Маргарита Михайловна. Встреча была на удивление теплой. Владику даже показалось, что он никуда не уезжал.

- Владик, боже мой! Как же мы давно не виделись! - произнесла Маргарита Михайловна, - обнимая и целуя его.

- Какой же ты взрослый стал! Настоящий мужчина! Ребята, идите сюда! Смотрите, кто к нам приехал!

В коридор вышли его сводные брат и сестра.

- А это ваш старший брат - Владик. Помните, я вам его фотографии показывала?

- Помню, но там он не рыжий, а тут рыжий, - сказала девочка. Брат промолчал. Владик

вспомнил, что, когда он уезжал, Аленке было два, а Вите - год. Значит, Алене теперь почти десять, а Вите девять.

Маргарита Михайловна уже звонила секретарше отца.

- Верочка, передайте, пожалуйста, Константину Васильевичу, что приехал его сын.

Пока шла суета, секретарша уже сообщила, что Константин Васильевич освобождается через час и тут же выезжает.

Увидев, что Владик уже собирается распаковывать чемодан, чтобы достать подарки для ребят, Маргарита Михайловна его остановила.

- Успеешь! Лучше прими душ! И поесть тебе надо. Ты же с дороги. Подарки никуда не уйдут.

Они уже сидели за столом, когда появился отец. Они обнялись и расцеловались.

- Ну, тихоокеанец, здравствуй! Здравствуй, пропащая душа. Исчез, как в воду канул. Ни слуха, ни духа. Драть тебя некому. Меня еще понять можно - ни минуты спокойной. А ты почему не писал? Спасибо, что хоть о женитьбе сообщил и о внуке. Ох, Владька, Владька...

Владик молча слушал и смотрел на отца. Стало горько от того, как сказались на нем про-шедшие годы. ведь всего полтинник, а уже голова седая. И куча морщин...

- Прости, отец! Так жизнь сложилась... Я уже и перед мамой извинился... Обещаю, больше такого не будет!

- Это ты прав, больше такого не будет. Я не допущу! Но об этом потом. Рассказывай, как эти годы жил. Покажи фото жены и внука.