Мальчик растерянно оглянулся. Куда бежать? В отсек главного двигателя? Да, скорее всего отец там. Не работает масса приборов, очевидно, не хватает энергии. Раз так, значит что-то случилось с двигателями. А может, отец в штурманской рубке, у главного пульта?

Раздумывать было некогда. До командной рубки было ближе, и Икар помчался туда.

С трудом сдерживая дыхание, Икар подбежал к штурманской рубке и рванул на себя дверь. Она легко поддалась, и он вбежал в большой круглый зал, в ротором размещался мозг корабля: электронные машины, прокладывавшие курс, локаторы, регуляторы двигателей — тысячи сложных приборов, карты и схемы пути.

И здесь, в этом святая святых звездолета, где никогда не было ни пылинки, царил разгром. Правда, большинство приборов уцелело, и сейчас они оживленно перемаргивались разноцветными огоньками, но даже беглого взгляда Икару было достаточно, чтобы увидеть вырванные из своих гнезд счетчики, программные устройства, осколки стекла, перекошенные рычажки на центральном пульте управления. Но сейчас все это не интересовало мальчика: у локатора фронтального обзора, широко раскинув руки, лежал его отец. Глаза его были закрыты, из уголка рта через подбородок на шею сбегала узкая полоска уже засохшей крови. Ни Бахтина, ни Соколова в рубке не было.

Глухо вскрикнув, Икар бросился к отцу. Задыхаясь, мальчик подтянул его к креслу и, собрав все силы, втащил отяжелевшее тело на мягкое, широкое сидение. Потом разыскал сосуд с водой и выплеснул ее отцу на лицо. Струйки воды побежали за ворот рубашки. Андрей Дмитриевич глубоко вздохнул и открыл глаза.

Несколько мгновений он всматривался в Икара затуманившимся взором и не узнавал его. Затем притянул мальчика к себе.

— Что случилось, отец? — растерянно опросил Икар, приглаживая ладонью спутавшиеся волосы Ожегова. — Приборы разбиты, Бахтина и Соколова нет, ты в крови…

— Катастрофа, — с трудом шевеля разбитыми губами, ответил Андрей Дмитриевич. — И, кажется, серьезная.

Уцелевший хронометр на центральном пульте управления отсчитывал уже двадцать первый час с того мгновения, как «Малахит», потерявший управление, начал блуждать в бесконечных просторах Вселенной. Точнейшие астронавигационные приборы, которые удалось починить Ожегову и Икару, вычерчивали на шестиметровой карте звездного неба сложную кривую маршрута. Штурманская рубка была окутана полумраком. Скорость корабля резко падала. Метеориты, астероиды, осколки космических тел, проносившиеся мимо звездолета и не обладавшие силой притяжения, достаточной для того, чтобы навсегда приковать его к себе, беспрерывно на мельчайшие доли градуса меняли его курс. Корпус корабля отзывался на эти изменения глухой вибрацией.

Андрей Дмитриевич, придя в сознание, двадцать первый час не отрывал воспаленных глаз от полусферического экрана локатора. Всякий раз, когда на черном бархатном поле появлялась огненная точка, в рубке раздавался резкий, тревожный звонок, сопровождавшийся сухим потрескиванием. Это сверхскоростная электронная вычислительная машина, соединенная с локатором, производила расчет траектории движущегося навстречу кораблю космического тела. И в те короткие доли секунды, пока Андрей Дмитриевич успевал охватить взглядом колонки цифр, вспыхивавших на продолговатом матовом экране «СВМ», леденящий холодок подступал к сердцу: механические роботы не действовали, импульсные противометеоритные орудия безмолвствовали.

Гибель главного и вспомогательных двигателей лишила их энергии.

Катастрофа произошла, когда ее меньше всего ожидали. «Малахит» уже прошел «зону неприступности» и готовился совершить последний прыжок к двойной 14-й звезде в созвездии Омега. Андрей Дмитриевич уже собирался вызвать из отсека главного двигателя Бахтина и Соколова, чтобы вместе уточнить дальнейший маршрут, когда чудовищный взрыв швырнул корабль вперед, и командир, ослепленный пламенем, вспыхнувшим за открытыми иллюминаторами, смятый внезапно возникшей перегрузкой, потерял сознание.

Чудовищный взрыв швырнул корабль вперед.

Когда в штурманскую рубку прибежал Икар, «Малахит» уже ничем не напоминал могучий корабль. Это было многотонное металлической веретено, которое сила инерции несла по неведомым просторам.

Андрей Дмитриевич откинулся в гидравлическом кресле и длинными пальцами потер виски. Ведь они прошли «зону неприступности»! Со времени запуска первого советского искусственного спутника Земли, который был совершен несколько веков назад, это была величайшая победа человечества над непроницаемым мраком Вселенной… И вот опять не разгаданные еще силы Космоса преградили им путь.

Их было четверо в этом звездолете — вершине инженерного гения землян, четыре человека и тысячи сложнейших машин и приборов, которые должны были помочь им проникнуть в неизмеримые просторы Космоса. Широкоплечий голубоглазый великан — Андрей Дмитриевич Ожегов — командир корабля и астронавигатор; юркий, подвижный, как ртуть, астробиолог и врач Бахтин; суровый, немного замкнутый Соколов — инженер-механик электронных машин и системы двигателей и Икар. По корабельным спискам Икар числился оператором съемочной аппаратуры, но охотно помогал чем только мог всем членам экипажа.

Свыше ста двух лет двигался луч света двойной звезды со скоростью 300 тысяч километров в секунду, прежде чем мог преодолеть чудовищное расстояние, отделяющее звезду от Земли. Для членов экипажа «Малахита», развивающего скорость, близкую к скорости света, все путешествие должно было продлиться двадцать лет. Это время называлось зависимым, потому что оно зависело от скорости звездолета. На Земле же за эти 20 «ракетных» лет пройдут два века.

«Малахит» был третьим звездолетом, предпринявшим попытку достичь района двойной звезды. Но вот и эта попытка, как две предыдущие, потерпела неудачу.

Ожегов свел на переносицу широкие изломанные брови. Третья экспедиция… И все равно люди долетят до Сирасколии! Долетят, потому что сейчас только там есть надежда встретиться с братьями по духу, по чувствам и стремлениям — с живыми, разумными существами.

Долгий путь побед и поражений медленно возник в усталом сознании Андрея Дмитриевича. Икар не мешал ему. Уставший, он молча сидел в кресле рядом и смотрел на приборы. А командир вспоминал.

Меньше чем через четверть века после запуска первого спутника планетолет «СССР-1» совершил посадку на Луне. Потом нога человека впервые ступила на Марс. К середине XXI века ионные планетолеты землян побывали на всех планетах солнечной системы.

С трепетом смотрели люди на экраны телевизоров, ожидая сообщений от первых межпланетных путешественников. Человеческое воображение, подогретое сотнями фантастических романов и научных гипотез, рисовало причудливые картины жизни на других планетах, встречи людей разных миров.

И эти сообщения пришли. Унылые пейзажи Луны — остроконечные горы, долины, гигантские кратеры вулканов, «моря», заполненные вместо воды космической пылью, — безмолвный и страшный в своей неподвижности мир глядел на людей с экранов телевизоров.

А потом замелькали другие картины, и они заставили всю Землю содрогнуться от ужаса.

Планетолет «Молния» начал спиральный облет Марса, и его передатчики послали на Землю рассказ о страшной трагедии, постигшей эту планету, о гибели цивилизации на ней.

Передатчики планетолета «Молния» послали на Землю рассказ о страшной трагедии Марса.

Люди увидели выжженную землю, покрытую плотным слоем радиоактивного пепла. Руины изумительных зданий, согнутые в узлы нечеловеческой силой металлические конструкции, гигантские каналы, заваленные землей, моря, в которых радиоактивные лучи убили даже бактерии — все это говорило о страшной атомной войне, которая стала самоубийством для марсиан. Ядерные взрывы сорвали и унесли часть атмосферы планеты; должны были пройти миллионы лет, прежде чем на ней могла снова зародиться и начать великую эволюцию жизнь, превращающая бесформенные белковые тела в человека.