Хуже было с воздухом. Ожегов без труда установил, что кислорода в его составе недостаточно для нормального дыхания. Даже небольшая прогулка без скафандра по планете грозила самыми тяжелыми последствиями. Это огорчило Андрея Дмитриевича, — легкий, эластичный скафандр все же сковывал движения. Но с этим приходилось примириться, как с неизбежным злом.
Ожегов взглянул на часы. Ночь, по его расчетам, должна была скоро окончиться; независимо от положения планеты по отношению к красной звезде, больше 6–8 часов длиться она не могла. Решив утром совершить первую вылазку, чтобы ознакомиться с окрестностями, он лег в кресло-кровать и, утомленный событиями последних дней, крепко уснул.
Он проснулся, едва багрово-красные лучи восходящей звезды проникли сквозь круглые стекла иллюминаторов.
Призрачный, тревожный свет мутным потоком залил штурманскую рубку — день пришел на смену ночи так быстро, как будто в затемненной комнате кто-то сразу включил свет. Ожегов даже не успел заметить мягкие, зыбкие полутона перехода, серые сумерки рассвета, зори, которые возвещали на Земле восход солнца. Раскаленный огненный шар повис на светло-желтом небе, испятнанном островками черных облаков. Для похода он решил использовать легкий наземный скафандр с запасом кислорода на 89 часов. Сделанный из исключительно прочных видов пластических материалов, скафандр весил всего шесть килограммов, специальные терморегулирующие устройства поддерживали в нем постоянную температуру. Скафандр был очень легким и эластичным, на свободу движений он оказывал совсем незначительное влияние.
На смотровом стекле шлема Ожегов укрепил систему светофильтров, которые смягчали неприятную резкость красных световых лучей. Мощный прожектор, коротким раструбом выступавший над шлемом и соединенный с автоматическим микрокиноаппаратом, позволял продолжать путь даже в самую темную ночь и в любое время делать снимки. Крохотная радиостанция, смонтированная в левом манжете скафандра, невидимыми нитями должна была связывать Ожегова с кораблем, позволяла ему свободно ориентироваться на местности.
Внимательно осмотрев скафандр, Андрей Дмитриевич надел его, укрепил на поясе два К-лучевых пистолета и нож-резак и, взяв бухту прочного и почти невесомого синтетического троса, вышел в шлюзовую камеру. Насосы быстро откачивали из нее драгоценный кислород, люк бесшумно отошел в сторону, и Ожегов легко вышел на палубу корабля.
Под ногами у него, широкой длинной полосой простираясь с севера на юг, лежала холмистая степь, заросшая гигантскими папоротникообразными растениями, буйной ржавой травой. Очевидно, было время цветения — степь переливалась розовыми, красными, оранжевыми, желтыми цветами огромных размеров. Покачиваясь на тонких ножках, достигавших двух-трех метров в высоту, они упрямо тянулись к солнцу, жадно впитывая его красные лучи. Над цветами медленно кружились разноцветные бабочки, устрашающих размеров насекомые наполняли воздух ровным и сильным жужжанием, которое Ожегов мог хорошо расслышать благодаря внешним микрофонам, вмонтированным в шлем.
Над цветами кружились разноцветные бабочки и насекомые устрашающих размеров.
На западе высился буро-коричневый лес, с востока к степи подступало закованное в мрачные утесы огромное озеро. Нежно-малинового цвета вода его, казалось, была подожжена. Над озером колыхалось зыбкое марево.
По вмонтированным в корпус ступенькам-скобам Ожегов спустился на землю и смело углубился в траву, скрывшую его с головой. Он знал, что, одетому в сверхпрочный скафандр, здесь ему ничто не угрожает, но все же шел настороженно, бесшумно раздвигая левой рукой высокие стебли, а в правой сжимая рубчатую рукоятку пистолета.
Мягкий светло-желтый мох, стлавшийся по земле, пружинил, идти было необыкновенно легко. Ожегов знал, что эта легкость вызвана меньшим, чем на земле, гравитационным полем планеты. Человек недюжинной физической силы, он чувствовал себя сейчас просто исполином.
В небе над ним кружили птицы, жадно высматривая добычу. Размерами они превосходили самых крупных земных птиц, которых когда-либо Ожегову приходилось видеть. Гигантские крылья позволяли птицам подолгу планировать над одним местом. Их треугольные туловища и вытянутые шеи со свистом рассекали воздух.
Недостаток кислорода на планете, небольшая сила притяжения вызвали к жизни необычайные, по сравнению с земными, формы растений и животных. Присмотревшись к ним, Ожегов решил, что планета проходит еще низшую стадию развития. Взобравшись на высокий пологий холм, он убедился в этом.
Впереди, у подножия холма, паслось громадное травоядное животное. Благодаря оптическим особенностям смотрового стекла Андрей Дмитриевич смог издали хорошо рассмотреть его. Животное чем-то неуловимо напоминало носорога. Массивная туша, короткие толстые ноги его заросли волнистой темно-коричневой шерстью, длинная утончающаяся шея, на которой кожа висела толстыми складками, была совершенно голой. Она оканчивалась огромной головой, увенчанной острым рогом.
Широкой пастью животное захватывало целые охапки травы и медленно пережевывало ее, время от времени издавая трубный рев, сотрясающий окрестности.
Ожегов сфотографировал чудовище и собирался уже двинуться дальше, чтобы обойти его, как вдруг животное перестало есть и беспокойно затопталось на месте. Заинтересованный Андрей Дмитриевич принялся снова наблюдать за ним. И через несколько мгновений он оказался свидетелем смертной схватки двух исполинов.
Внезапно переменившийся ветер подсказал носорогу о приближении врага. Ожегов даже не смог рассмотреть его, настолько молниеносным был его прыжок. Казалось, просто легкая, рваная тень взметнулась над беспокойно топтавшимся животным, но грозный рев показал, что враг не промахнулся, и удар его был точным. Огромный, похожий на пантеру, зверь впился в шею животного и рвал ее острыми клыками.
Огромный, похожий на пантеру зверь впился в шею животного.
Носорог замотал головой, разбрызгивая далеко вокруг фонтаны крови, но сбросить противника с шеи не мог. Черная пантера крепко оседлала его, стремясь скорее прогрызть толстую кожу.
Тогда многотонная туша вдруг рухнула и начала кататься по земле, чтобы тяжестью своей раздавить противника. Прием этот, очевидно, был хорошо знаком пантере, потому что она тут же выпустила добычу и, как пружина, метнулась в сторону, описывая вокруг разъяренного животного большие круги и выискивая места, откуда можно было бы еще раз безопасно напасть.
Андрей Дмитриевич понимал, что неповоротливое животное было безоружным против железных когтей и длинных саблевидных клыков хищника. Борьба должна была вот-вот закончиться, и он следил за ней, затаив дыхание.
Животное встало, нацелив на врага свое единственное оружие — острый полутораметровый рог. Но пантера сделала обманное движение, и, пока носорог повернулся, снова оказалась у него на загривке.
Грозный рев, топот и острый запах крови привлекли к месту схватки десятки хищников помельче. Ожегов видел, как наблюдали они с почтительного расстояния за борьбой, уверенные, что, кто бы ни вышел победителем в этом поединке, им тоже кое-что перепадет. В основном, это были грязно-бурые пятнистые животные, похожие на волков, с сильно вытянутыми пастями, усеянными острыми клыками. Глаза их горели голодными, зловещими огоньками.
Пантера уже торжествовала победу. Животное, отчаянно тряся головой, неуклюже топталось на месте, не в силах сбросить врага. Опьяненный успехом, хищник всего на какое-то мгновение потерял бдительность и тут же оказался под ногами носорога.
Ожегов вздрогнул — положение изменилось. Взбешенное от нестерпимой боли многотонное чудовище топтало своего врага, и через несколько секунд от хищника осталось только темно-бурое, вбитое в землю, пятно.