КАК ЛОВИТЬ ЗАЙЦЕВ
Можно зайцев ловить руками. Ничего особенного!
Вот начался в нашей деревне сенокос. Стрекочут на лугах косилки, валят цветущую, всю перепутанную траву.
Будто густые волосы стригут под нулёвку.
Двигается косилка, мотает головой лошадь. И вдруг из-под самых лошадиных копыт выпрыгивают зайчата! Двое!
Я бросился их тюбетейкой накрывать! И поймал. Они ещё бегают-то неловко…
Вот вам пожалуйста: двух зайцев руками изловил!
Приятель Санька говорит, что это не редкость. Самое обычное дело — поймать в сенокос зайчонка. Пока зайцы не подросли, они прячутся в траве. Тут зайчиный детский сад: и корма вволю, и никто не заметит.
Ведь не знают зайчата, что наступит сенокос… Лежат два зайчонка в тюбетейке, замерли. Ждут.
«Что с нами будет?»
Мы их отнесли на опушку леса, в кусты. Здесь тоже высокая трава, но её косить не станут. Для человека здесь неудобное место. А для зайчат — удобное.
Перевернули мы тюбетейку осторожненько. Выпустили сосунков. Посмотрели, как они юркнули в траву, как шевельнулась трава и затихла…
Теперь всё в порядке.
Понимаете, можно зайцев ловить руками.
Но только для того, чтобы выпустить.
КТО ЗА КЕМ ОХОТИТСЯ
Сижу на речке, ловлю пескарей.
Ко мне на удочку, на самый кончик, присела стрекоза. Четыре слюдяных крыла. Бронзовое тельце. На голове — будто громадные выпуклые очки.
Повела глазищами:
— Не прогонишь? Я тебе пригожусь…
— Чего прогонять? Всё равно не клюёт.
Сидим.
Смотрим друг на дружку.
Вдруг сорвалась стрекоза, как выстреленная, скользнула надо мной. Какой-то щелчок послышался. И упало мне на руку блестящее комариное крылышко.
Это она комара на лету сцапала.
— Молодчина!
Едва присела на удочку, как снова взлёт. Опять щелчок надо мной. Опять комариные крылышки сыплются.
— Ну и хитрая же ты! Ну и сообразительная!
Она ведь за кем охотится?
За комарами.
А комары за кем охотятся?
За мной.
Вот стрекоза и выбрала местечко поближе ко мне. Щёлкает да щёлкает комаров, которые меня сейчас бы кусали…
— Я же говорила, что пригожусь!
ГОРЕ ГОРЬКОЕ
Ходит бабушка в огороде, печалится:
— Опять огурцам горе горькое…
— Почему, бабушка?
— Ночь холодная была.
— Ну и что?
— А огурец тепло любит, он нежный. Ему вредят холода.
— Да вон, — говорю, — какие листья здоровенные! Как лопухи. И вон огурчики висят. Ничего им не сделалось.
— Нет, сделалось.
— Да что же им сделалось?
— Горе.
— Бабушка, ну объясни ты, пожалуйста, русским языком, какое им горе сделалось?
— Сейчас объясню.
Сорвала бабушка огурец и мне протягивает. Огурец как огурец. Зелёный, с пупырышками. Аппетитный…
Надкусил я его — и сморщился. Тьфу ты! Хуже всякого лекарства!
— Ну, разобрал, какое горе у огурцов?
— Горькое, бабушка, горькое!
САМЫЕ БЫСТРЫЕ КРЫЛЬЯ
Мы увидели на дороге чёрную птицу с изогнутыми крыльями. Птица неуклюже подпрыгивала, старалась взлететь и не могла.
— Она подшибленная?
— Нет, — сказал Санька.
— Плохо летает?
— Сейчас увидишь.
Птица доковыляла до края дороги. Нырнула в глубокую канаву, как пловец ныряет с вышки.
Распахнулись во время прыжка крылья. Не коснулась птица земли, а вынеслась из канавы. Со свистом сделала полукруг над нами.
Мне почудилось даже, что в воздухе след остался, как от реактивного самолёта.
— Да ведь это стриж!
— Стриж.
— Я знаю: он летает быстрей голубя, быстрей ласточки! Быстрей всех наших птиц!
— Верно.
— А почему же с дороги не мог взлететь?
— Да крылья длинные. Об землю задевают.
НЕ СМЕЙ!
Перед нашим домом, на куче песка, играют самые малые ребятишки. Ну, известно, какие у них игры: лепят куличики, строят что-то из еловых шишек.
Ерунда, в общем.
Только у этих карапузов тоже имеются свои заводилы, свои атаманы. И свои тихони безответные.
Атаманом на песочной куче давно сделался Фёдор. Он ростом побольше. Молчаливый такой, насупленный. И всегда лохматый, будто его не стригут и не причёсывают. А может, он и не позволяет себя причёсывать.
Когда Фёдор что-нибудь возводит на песочной куче, то лучше к нему не приближайся.
А самая безответная, самая тихонькая девчонка, конечно же, соседская Татьяна. Среди ребятишек она — как палец мизинчик. Меньше всех. Слабее всех.
Вдобавок носит очки Татьяна, а в её возрасте это совестно. Вот прилепится Татьяна где-нибудь сбоку, с краешка, старается никому не мешать. И даже если обидят, не ревёт громко — стесняется…
Но сегодня Татьяна победила Фёдора.
Строил Фёдор город на вершине кучи. Глядь — бежит по песку паучок-сенокосец. Обыкновенный паучишко, мелочь. Фёдор поднял свою ногу с чёрной пяткой и собрался этого паука прихлопнуть.
— Не смей! — вдруг крикнула Татьяна. — Что он тебе сделал?
Фёдор так и замер с поднятой ногой. Уж не знаю, что его так ошеломило. Но паучишку он не тронул. И Татьяну не тронул.
Может, вправду задумался — что ему сделали те, которые меньше его и слабей?
КТО В ПОГРЕБЕ?
Кто-то в нашем погребе пьёт молоко.
Поставит бабушка кринку, накроет её блюдечком. Утром приходит — блюдечко сдвинуто, молоко тронуто. Чуть-чуть.
Пьют молоко, но понемножку…
— Дед, — говорит бабушка, — посмотри, кто в наш погреб лазает!
— И смотреть нечего, — отвечает дед. — Никто лазать не может. Затворяй дверь покрепче.
Закрывает бабушка дверь покрепче. Проверяет, нету ли щёлочки. Нигде нет ни дырочки, ни щёлочки, даже труба вытяжная металлической сеткой затянута.
А блюдце опять сдвинуто, молоко опять тронуто.
Кто-то пьёт понемножку.
— Дед, придумай, как вора изловить!
Дедушка подумал-подумал, советует:
— Поставь в погребе черепок, наливай туда молоко. И никто большую посуду не тронет.
Послушалась бабушка, плеснула в черепок молока, поставила в углу на земляной пол. Утром приходит — блюдце не сдвинуто, кринка цела. Зато в черепке молоко исчезло…
Больше не спрашивает бабушка, кто появился в погребе. Подливает в черепок молока, не жалеет. Лишь бы горшки да кринки сохранить! Откупается бабушка от неизвестного грабителя…
Дед мне подмигивает:
— Знаешь кто в погребе? Змея. Только не кусачая, добрая… Называется — уж.
— А зачем ты его молоком поишь?
— Он полезный. Мышей ловит.
— А почему про него бабушке не говоришь?
— Дак она женщина! Скажешь ей — она шибче напугается!
