Тетя Таня рассказывала и проворно убирала со стола, накрывала к чаю. Поставила большие кружки, похожие на пиалы, варенье из ревеня, миску с румяными маленькими пирожками – с капустой, мясом и со щавелем.

– Да ладно, Полина-то еще молодая, крепкая, но была бы девочка как девочка, а то ведь согрешишь с такой. По весне пастухи взяли с собой (она ведь как заноза пристанет – не отвяжешься), вечером стадо встречаем, глядим, а Леська-то наша самого норовистого быка, Микуловского, оседлала и едет впереди всех! Микулов как увидел, чуть удар его не хватил, а она только смеется да за уши бычищу этого треплет. «Дядя Гриша, – говорит, – какой бык у вас лапочка!» Нашла «лапочку»!

Андрейка совсем скис.

Даже мама заметила:

– Что с тобой, Андрюша? Устал?

– Да… – промямлил тот в ответ. Не признаваться же, что перед этой самой Лесей сегодня гусей испугался. – А почему ее Босоногой зовут? – спросил он.

– Да бегает босиком до самых холодов. У нее уже подошвы как деревянные.

– Вот так девочка! – изумилась мама, обнимая Андрейку. – Как же она с быком совладала?

– Ну уж не знаю… – вздохнула тетя Таня. – Говорят, будто слово какое-то она знает. Да, наверное, просто страха у нее нет, животные ведь чувствуют, когда их боятся.

– Ох, – сказала мама, – бык, корова – это еще ладно, у них хоть глаза человеческие, а гуси… Гусей я сама боюсь.

– И не говори! У нас только Полина их и держит да еще Матерниковы. А Полине-то сын их привез, платит ей за гусей этих. У него в ресторанах гуси вроде как коронное блюдо. Так бы стала она их держать, как же! Мороки больше… Я их тоже боюсь: вылупятся на тебя и шипят, будто режут их.

Тетя Таня глянула в окно, сказала в сердцах:

– Когда же дождь будет? Земля вся сухая!

А Андрейка вздохнул украдкой: оттого, что мама и тетя Таня тоже боятся гусей, ему стало чуточку легче.

Ночью снился Андрейке дождь, сильный, хлесткий, но теплый.

Снилось ему, будто Леся Босоногая бежит по дороге под этим дождем, держит в руках большие лапти и, запрокинув голову, подставив лицо дождю и солнцу, смеется, щуря серо-зеленые глаза. А сам Андрейка стоит у калитки дома, где раньше баба Дарья жила и думает: «Зачем ей лапти, она же Босоногая?»

Увидела его Леся и кричит:

«Ты откуда взялся, синеглазый такой? Гусей-то небось боишься?»

«Боюсь», – признаётся Андрейка робко.

«А я слово знаю, меня бабка Дарья научила. Я слово волшебное скажу – и никто меня не тронет: ни зверь, ни человек».

«Баба Дарья умерла давно, врешь ты все!»

«Фью! – присвистнула Леся. – Много ты знаешь, синеглазик!»

Подбежала к нему Леся, схватила за руку и тащит на дорогу под дождь.

«Пойдем, я научу тебя по лужам бегать».

«Я умею, – сопротивляется Андрейка. – Лучше ты мне волшебное слово скажи».

«А вот ты меня догони – скажу!»

И бросилась бежать от Андрейки по лужам, поднимая мутные брызги, по траве, мокрой и скользкой, по деревянным тротуарам. Быстро бежала Леся, размахивая лаптями. Так и не догнал ее Андрейка, не узнал волшебного слова.

Загорланили петухи, сон скомкался и оборвался.

После завтрака мама сказала:

– Мы с тетей Таней съездим в Калиновку, к вечеру вернемся. Вы с Наташей хозяйничайте, хорошо?

Было совсем нехорошо, потому что Наташка придира и зануда, но Андрейка проситься в Калиновку не стал. Раз мама брать его не хочет, то и пожалуйста, не очень-то и хотелось!

Мама сказала только на прощание:

– Не печалься, Воробышек, мы скоро. И не забудь пообедать.

Наташка, конечно, сразу начала задаваться. Еще бы! Ведь она старше Андрейки на целый год! А выше – головы на две. Каланча…

– Я пойду за водой, а ты сходи на пруд, принеси песку, нам песок для кактусов нужен. Мама хочет кактусы посадить, а им необходима песчаная почва.

Будто Андрейка не знал, что кактусам нужно! Это ведь они с мамой привезли тете Тане целый кактусятник – штук пятнадцать кактусиных росточков, разных-преразных.

И чего эта Наташка воображает? Еще и крикнула вдогонку:

– Целое ведро не неси: тяжело будет. А то еще надорвешься!

Думает, если вымахала с телебашню, то и сильнее его? Спица бестолковая… Андрейка шел не торопясь, помахивая ведром, пусть Наташка не думает, что он бежит и тапочки теряет выполнять ее поручения!

Пруд в деревне был маленький, ивы вокруг столетние, трава высокая, осока и камыши, калужница по берегам цветет, а в центре – белые кувшинки. В пруду никто не купается, говорят, будто омутов и воронок здесь много, затянет – крикнуть не успеешь. Но мостки все равно сделали. Женщины полоскали с них белье, мужики рыбачили. Мальчишки ходили сюда ловить раков. Ходил один раз с ними и Андрейка. А вечером они часто с мамой здесь гуляли. Мама читала стихи, которых много знала наизусть, и то и дело говорила: «Смотри, Андрейка, как красиво!»

В общем, пруд Андрейка любил. И надо же! Опять эти гуси! Загнала их Леся Босоногая в воду, сама встала на мосток, прутиком забила по воде.

– Фьють! Фьють! Пошли, пошли купаться! А ну, Обжора, не поворачивай к берегу. Матушка, стереги-ка детей. Вон Гераська уплывет сейчас!

Голос у Босоногой Леськи звонкий, громкий, на весь пруд слышно.

– Ну, эта всю рыбу распугает! – проворчал рядом с Андрейкой какой-то дед, хотя ни одного рыбака видно не было.

«Еще и имена всем дала», – подумал Андрейка и стал набирать руками темный береговой песок. Набирал и видел, что Леся на него поглядывает, только разобрать не мог, какой у нее взгляд. Хотя чего там… презрительный, конечно. Мальчишка, а гусей боится!

– А-а-а-а-а-а! – раздалось вдруг над прудом.

Андрейка вскинул голову и ахнул: пуст был мосток, а в воде неумело барахталась и кричала Леська!

Плавал Андрейка хорошо. Недаром с трех лет мама водила его в бассейн, а летом возила на море. Про воронки и омуты в пруду он, конечно, забыл и вспомнил только тогда, когда потащил девчонку к берегу.

«Ой, мама!!!» – обожгло Андрейку, но Леська так доверчиво держалась за него, что Андрейка подумал: «Ничего, доплывем!»

Мысли скакали у Андрейки, как мячики: «Пусть она гусей не боится, зато я вон как плаваю… Ой, если мама узнает, что я в пруду купался, ой, она меня убьет… Вот вылезем, я ей скажу: „Что же ты, гусей пасешь, а плавать не умеешь…" Ну я же не купался – я человека спасал… Есть разница? Я ее спас, попрошу, пусть мне слово волшебное скажет… Да ведь это во сне…»

– А ну пусти! Пусти меня, здесь уже мелко! Чего вцепился!

Андрейка опешил. Это он вцепился?!

– Я тебе, между прочим, жизнь спас… – растерянно сказал он.

Воды было уже по колено, берег – в двух шагах. Леська сделала эти два шага и посмотрела на Андрейку, смешливо растянула пухлые губы.

– Ох уж спас! – усмехнулась она, отжимая платье. – Будто я плавать не умею!

– Да-а-а уж, умеешь ты! – насмешливо протянул Андрейка. – Видел я, как ты плаваешь, прямо чемпионка!

– Ну до тебя, до чемпиона, мне, допустим, далеко, хоть прямо, хоть криво, а выплыть – выплыла бы.

– Ну и выплывала бы! – рассердился Андрейка. (Он! Из-за нее! А она!..) – Чего тогда голосила?

Леся посмотрела на него долгим взглядом, откинула назад голову (волосы – мокрые сосульки) и сказала серьезно и неторопливо:

– А я поглядеть хотела, будешь ты меня спасать или нет. Я специально прыгнула с мостка.

Андрейка чуть в воду не сел. Ну и дела! Он медленно выбрался на берег. Снял и выжал футболку, грустно посмотрел на капающую с шорт воду.

– Ты, выходит, проверить меня хотела? – спросил он, глядя на нее в упор.

Леся вроде бы чуть-чуть смутилась, пожала плечами и засвистела:

– Фьють! Фьють!

Побежала на мосток, забила прутом по воде, сгоняя гусей к берегу.

Андрейка, заставляя себя не торопиться, набрал в ведро песок, вымыл руки. Гуси стали выходить на берег, отряхиваться. На мальчишку с ведром они внимания не обращали.