хорошо.

Мы сидим бок о бок в тишине какое-то мгновение. Я пытаюсь не извиваться так явно, в то время

как Кайл, придя в замешательство в тишине улицы, ничего не говорит.

— Вчера вечером мы были в больнице, — он, наконец, начинает. — Нам пришлось увести туда

Пенелопу.

Не то, что я ожидала. Сейчас внутри дома она сидит за столом и кажется в порядке. Однако, она

необычайно тихая, когда я думаю об этом. — Что произошло? — спрашиваю я.

Кайл сцепляет руки вместе, медленно заламывая. — Вчера она вышла из своей комнаты после

полудня, а её личико было смешным. Мы заметили, что левая сторона поникла. Была не

симметрична с правой стороной. В итоге, мы срочно отправили её в отделение неотложной

помощи.

Я уставилась на его профиль, пока он смотрит куда-то вдаль. Я понимаю, что он не говорит о

каком-то происшествии, случившимся с ней.

Он быстро смотрит на меня, прежде чем снова отвести взгляд. — В ее шее снова образовались

опухоли.

Моё сердце останавливается, а затем начинает стучать по мне. — Опухоли?

— Их обнаружили не более, чем год назад. Уже тогда у нее были подобные симптомы. Их удалили

хирургическим путём, но врачи сказали нам, что они снова могут вырасти.

Потрясенная я уставилась на него, не зная, что и сказать. Не могу поверить, что он говорит о

счастливой маленькой девочке, что я знаю.

— У нее болезнь, — он продолжает. — Она заставляет ее тело образовывать опухоли вдоль

нервной системы и в мозге. Они всегда доброкачественные. Иногда становятся неприятностью и

легко удаляются, но иными временами, в зависимости от того, где они появляются, они могут быть

изнурительными, даже с летальным исходом. — Он потирает руками лицо и резко встает. Он

делает несколько шагов, прежде чем обернуться, чтобы посмотреть на меня.

Теперь я знаю, что он собирается сказать. Узнаю пронизанную болью просьбу в его глазах. Как

что-то настолько ужасное могло происходить с милой Пенелопой? Я осознала, что намеренно

держалась от неё на расстоянии.

Не уверена, касалась ли я её вообще. Если такое и было, то я ничего не почувствовала. Знаю

наверняка, что я никогда не обнималась с ней. Ее семья – всё, чего не было у меня, и укол

ревности, который я чувствовала, когда наблюдала за её беззаботной жизнью, заставлял меня

чувствовать себя виноватой. Вот почему я держала себя подальше от нее.

Сейчас Кайл стоит передо мной. — Я никогда не был в состоянии делать то, что могли делать

мама и бабушка, но если ты можешь, если ты боялась сказать мне правду раньше, пожалуйста,

скажи мне сейчас. — Он приседает на корточки. — Ты можешь ей помочь? — спрашивает он. Его

глаза заполняются слезами, стекающими по щекам. Я не могу помочь, но думаю, что вижу все

слёзы, пролитые за все прошедшие дни.

— Я могу попробовать, — мягко отвечаю я.

На мгновение Кайл до сих пор остаётся в таком положении, прежде чем, наконец-таки, кивнуть

мне, вытерев своё влажное лицо тыльной стороной руки. — Спасибо.

— Но, Кайл, ты должен знать, что я не всегда могу помочь, — быстро добавляю я. Он должен

подготовиться к этому, на всякий случай. — Существуют определенные ситуации, где нет ничего, что я смогу сделать. — Надеюсь, я не выгляжу как сумасшедшая, говоря всё это.

— Какие ситуации? — спрашивает он.

Я закусила нижнюю губу. Не хочу высказывать ему и слова вслух. — Это зависит, — я страхуюсь.

— Я узнаю больше, когда коснусь её.

Он кивает мне. — Так же делала бабушка. Ей нужно было коснуться обнажённой кожи. Мы

принесли ей Пенелопу после того, как ей поставили диагноз, но к тому времени она ушла слишком

далеко. Мы не смогли с ней поговорить.

Это заявление заставляет мои мысли бежать в нежелательном направлении. Когда Пенелопе

поставили диагноз, Кайл уже знал, где были я и мама. — Вы думали попросить у мамы помощи?

Его красные глаза встречают мои, и он кивает. — Да. Мы действительно попросили её, но она

отказалась.

— Ты говорил с ней? — Спрашиваю я, полностью всем этим ошеломленная.

— Нет. Она не захотела говорить со мной. Алек вылетел к ней, чтобы поговорить. Он нашёл ей на

работе, и она, в общем, сказала ему катиться к чёрту. — Он гримасничает. — Её же собственная

внучка нуждалась в ней, а её меньше волновало.

Не уверена, как отреагировать на эти новости. Мама никогда не говорила мне об этом, но она

многое не договаривала. Я могу понять её нерешительность, но полностью проигнорировать

ситуацию - бессердечно, даже для нее.

Я взглянула на него. — Почему ты не попросил меня, когда я впервые попала сюда?

Он провёл рукой по коротким светлым волосам. — Я не хотел, чтобы ты подумала, будто у нас

были скрытые мотивы твоего нахождения здесь, потому что мы абсолютно их не имели. А также я

думал, что у меня было время. Пенелопа делала регулярные МРТ, и они не показывали новых

образований. Они появились очень быстро, и врачи говорят, что они более агрессивны, чем

последние, — он делает паузу. — Когда хочешь попробовать? — спрашивает он.

Интересно, вызывают ли опухоли боль у Пенелопы. Не могу выдержать и мысли об этом. —

Сейчас самое время? — спрашиваю я.

Он удивлённо заморгал. — Да, — он выдохнул. — Сейчас самое время.

Я следую за ним внутрь. Когда мы находим, что кухня пуста, Кайл поворачивается в сторону

комнаты Пенелопы. — Туда, — говорит он.

Он уже внутри, когда я перехожу порог. Ее комната маленькой девочки темная с теньями рисунков.

Пенелопа лежит в своей кроватке, а Хлоя сидит на краю, проводя рукой по лобику своей дочки.

— Она хочет попробовать сейчас, — говорит он Хлое.

— Прямо сейчас? — переспрашивает она, выглядя потрясенной и напуганной.

Кайл кивнул.

Хлоя переводит на меня выпученные глаза. Ее очевидное нежелание не удивляет меня. Она не

двигается с места, не отпуская Пенелопу.

— Мне нужно, чтобы я была единственная, кто касается её, — объясняю я.

Хлоя только лишь хлопает на меня глазами.

— Встань здесь, — инструктирует Кайл.

Она колеблется, прежде чем, наконец, подняться и медленно попятиться от кроватки. Кайл

двигается вслед за ней и берёт её за руку.

Я сажусь, занимая место Хлои, и смотрю на мирное личико очень больной маленькой девочки. Её

темные, волнистые волосы разбросаны по подушке вокруг ее головки. Моя охрана снижается, и я

знаю, что должна почувствовать энергию, которая должна выстраиваться прямо сейчас, но не

чувствую. Что является моим первым звоночком, что болезнь у Пенелопы отличается. Я уже боюсь

худшего.

Я делаю успокаивающий вдох и беру ее маленькую ручку. Затем, к моему большому облегчению,

оно начинается. Оно просто подрагивает, пробегая по мне необычным всплеском вибрации,

заставляя мой живот рухнуть вниз. Я концентрируюсь на завитке энергии и пытаюсь увеличить

его. Требуется больше концентрации и грубой силы, чем обычно, но он действительно

разрастается, и я посылаю его вдоль своей руки в крохотную ручку. Я знаю, что она достигла ее, когда ее глаза медленно открылись. Их темные глубины бродят от потолка вниз, пока они не

падают на моё лицо. Я замечаю, что ее левый глаз не открывается так же широко, как и правый. Я

улыбаюсь ей и могу ощущать нашу связь. Ее розовые губки складываются в небольшую ухмылку.

Я сосредотачиваюсь на энергии, извивающуюся спиралью между нами снова, и определяю

местонахождение опухолей в основании её черепа. А также могу почувствовать шрам, который

проходит в том же месте вертикально. Я никогда не замечала его, потому что волосы Пенелопы

всегда распущены. Теперь я знаю почему.

Я прохожусь по остальной части ее позвоночника и не нахожу там никаких новообразований.

Затем я иду в другом направлении, к ее мозгу. Внезапно виток зацепляется, словно дрогнувшие