Банник так сосредоточился на ходьбе, не сомневаясь, что малейшая ошибка приведет к немедленной смерти, что врезался в спину Ганлика.

Ганлик указал вперед. Там, под углом в сорок пять градусов, торчала из песка корма «Химеры». Изнутри слышался отчаянный стук. Кормовой люк десантного отделения был частично открыт. Из люка высунулась рука, без перчатки, и мокрая от крови. Банник схватился за нее.

— Все внутрь! Задрайте люк, или вы все задохнетесь! Сейчас мы вытащим вас! — прокричал Банник в вокс. В ответ послышался только треск, но рука скрылась, и люк закрылся на несколько сантиметров — задраить его полностью мешал песок.

Банник с Ганликом увязли уже по колени, колебания песка, вызываемые медленно утопающей БМП, затягивали и их вместе с ней.

Банник с трудом протолкнулся сквозь песок к Ганлику и схватил его за плечо.

— У нас мало времени, Ганлик, они не могут закрыть люк, — лейтенант взглянул на потоки пыли, сыпавшиеся в десантное отделение «Химеры».

— Куда нам прицепить трос? — крикнул в ответ Ганлик. — Их буксирные крюки ушли слишком глубоко в песок, я не докопаюсь до них.

Банник окинул быстрым взглядом погружавшуюся все глубже «Химеру». Антенны на башне уже скрывались из виду под гладкой поверхностью песка. Скоро в песок уйдет вся машина.

Он повернулся к Ганлику.

— Цепляй за поручни! — приказал он.

— Они не удержат крюк.

— Должны. Дай сюда.

Ганлик неохотно передал ему крюк.

— Помоги забраться на крышу, один я с крюком не заберусь.

Они увязли уже почти по пояс. Ганлик с трудом подтолкнул Банника, помогая ему влезть на «Химеру». Банник сбросил пескоступы и, кажется, это помогло.

Спустя минуту изнуряющих усилий Банник, наконец, оказался на крыше десантного отделения БМП. Свернув трос в петлю, лейтенант продел его в один из четырех поручней, еще не погрузившихся в песок, на бортах «Химеры», и изо всех сил продернул, чему мешала и толщина самого троса, и трение, создаваемое песком. Продернув трос, Банник зацепил крюк за поручень, потом передумал и обернул вокруг крюка свободную петлю троса. Вытянув провисший трос как можно больше, лейтенант протянул петлю над верхним люком и продел ее в другой поручень, а потом обратно. Чтобы добраться до третьего поручня, уже погрузившегося, пришлось раскапывать красно-серый песок.

К тому времени, когда Банник добрался до последнего поручня и привязал трос к нему, над поверхностью песка виднелся только верхний люк и край кормы «Химеры». Банник оглянулся. Ганлик уже увяз по шею, было свободно только одно плечо, рука вцепилась в край кормового люка.

Как можно быстрее Банник схватил крюк с остатком свободного троса и продел его вокруг уже привязанного троса, сходившегося крест-накрест над верхним люком. Он прицепил крюк в середину перекрещенного троса и зафиксировал его. После этого лейтенант оглянулся на Ганлика. Второй наводчик кивнул.

Банник отошел как можно дальше, в его ботинки насыпался песок и пыль. Сигнал — три всплеска статических помех по воксу. Секунда тишины. Потом трос, лежавший на песке, с гудением натянулся, вибрируя в воздухе и заставив ветер взвизгнуть. Банник расслышал в отдалении рев включившегося мощного двигателя.

«Химера» перестала погружаться в песок. «Атлант» взревел еще громче, и БМП начала подниматься на поверхность.

Банник ощутил невероятное облегчение, видя, как антенны командирской БМП появляются из песка.

Он обернулся к Ганлику, и его сердце застыло.

Движение «Химеры» затянуло второго наводчика еще глубже в песок. Банник спрыгнул с башни «Химеры» на крышу десантного отделения.

— Ганлик! Лик! Держись за руку! — Банник протянул руку. Мускулистый кулак второго наводчика попытался схватиться за нее — раз, другой. Не вышло. Голова Ганлика исчезала в песке.

Банник, выругавшись, протянул руку еще глубже в песок, напоминавший жидкость, и нащупал руку Ганлика в перчатке. Потянув изо всех сил, он подтянул руку Ганлика к тросу и помог ухватиться за него. Но они оба ослабели от усталости, и Банник не знал, сколько Ганлик еще сможет продержаться, и с какой силой начнет затягивать его песок, когда будут вытаскивать «Химеру».

В воксе раздалось какое-то неразборчивое бормотание, что-то зашипело.

— Режь трос, — вдруг сказал Ганлик, отрешенно, словно был уже мертв, и его душа уносилась в варп.

— Нет, — ответил Банник.

Он осторожно подполз вперед, держась одной рукой за трос, а другой вцепившись в руку Ганлика, и надеясь, что сможет продержаться достаточно долго, а респиратор позволит второму наводчику дышать и сохранять сознание, пока их не вытащат. Но по мере того, как «Химеру» вытаскивали из песка, Ганлика все больше затягивало под нее.

Мучительно медленно «Химера» выбиралась на твердую землю, а Ганлик все еще держался.

— Коларон.

Его имя, произнесенное ясным голосом, заглушившим даже яростный рев калидарской бури, заставило Банника вздрогнуть так, что он едва не выпустил руку Ганлика.

Он резко повернул голову. Там, прямо в воздухе, будто не замечая бури, стоял Тупариллио, не изменившийся с того самого дня, когда Банник видел его в последний раз — когда Банник убил его.

Призрак исчез, когда скрежет раздираемого металла разорвал воздух. Один из поручней внезапно не выдержал и оторвался. «Химера» резко дернулась, трос натянулся. Оторвавшийся кусок металла пролетел мимо, едва не попав в лицо Баннику, которого сбросило с «Химеры». Лейтенант упал в пыль, и его немедленно начало затягивать. Ощущение было такое, будто ноги увязли в застывающем камнебетоне.

Рука Ганлика соскользнула с троса.

Банник решил разрезать трос, связывавший их.

Он потянулся за ножом на поясе, но сейчас зыбучие пески стали затягивать особенно сильно, стремясь заполнить пустоту, оставшуюся после вытащенной БМП, и Банник провалился уже по грудь. Добраться до ножа он уже не мог. Тщетно он пытался дотянуться до «Химеры», но его пальцы соскользнули с борта БМП.

Он провалился еще глубже.

Руки уже затянуло, песок доходил до самого подбородка.

Песчинки мелькали перед его очками, словно спеша наперегонки убить его. В конце концов, Банник, не в силах выбраться из зыбучих песков, поддался панике. В вокс-наушнике не было слышно ничего кроме злобного рева магнитосферы Калидара.

Зыбучие пески затянули его во тьму.

Эппералиант спрыгнул с центрального трапа на командную палубу, с его защитного снаряжения сыпался песок. Связист развернул шарф, защищавший лицо, снял защитные очки и респиратор, и вдохнул спертую душную атмосферу внутри танка, словно это был свежий горный воздух.

— Экзертраксис в безопасности, сэр, — доложил он. — Валле помог ему, теперь капитан распевает молитвы, как священник.

— А «Леман Русс»?

— Его вытащили, сэр. Едва успели, но, к счастью, обошлось без новых потерь.

— Если не считать Ганлика и Банника, — сказал Кортейн.

— Боюсь, что они пропали без вести, сэр, — ответил Эппералиант.

Кортейн выпрямился на своем сиденье. Экипаж «Марса Победоносного» потерял уже трех человек, а Форкосиген на грани безумия. Скверно. Совсем скверно.

Он нажал кнопку на трубке вокс-передатчика.

— Внимание! — закричал он, надеясь пробиться сквозь рев бури. — Говорит Кортейн. Я принимаю командование. Приказываю каждой машине регулярно выходить на связь каждые десять минут, пока мы не выйдем из котловины. Всем следить за своими товарищами по экипажу или отделению. Если кто-то начнет вести себя странно, немедленно связать его, невзирая на звание. Водителям сменяться каждые три часа. Эти меры выполнять неукоснительно, пока я их не отменю. Приготовиться двигаться дальше.

Кортейн отпустил кнопку.

— Эппералиант, повтори передачу этих приказов лазерными импульсами и сигнальными фонарями. Я хочу, чтобы они дошли до всех машин колонны.

— Да, сэр.

Пока Эппералиант передавал приказы, Кортейн смотрел на приборы, глубоко задумавшись. Ганлика и Банника больше нет. Глубоко вздохнув, он выпрямился на сиденье. Скорбь по погибшим подождет. Надо выполнять задачу.