— Знаете, ваши люди не имеют ваших… преимуществ, будем так говорить. Вы слишком сильно на них давите.

Я не потрудился ответить на это. Никто со стороны не мог понять связь между мной и моими людьми. Они проползли бы через гнездо Катачанского Дьявола на голом животе, если бы я попросил их об этом. Это я знал наверняка.

— Отлично, молокососы, вы чертовски много уже понежились для одного дня. Шуруйте туда и начинайте расставлять ловушки по периметру деревни. И поосторожней с минами, сухостои. Мне нужны «лягушки», «стегающие ветки», что-нибудь, что устроит хороший чертов грохот. Грэвис, брось эту подушку! Метнулись, бездельники, или я сам должен все сделать? И как только вы закончите, я хочу, чтобы четыре добровольца отдежурили со мной первую смену. Мак-Дугал, Винс, Копачек, Гриф, это будете вы.

Мне не понадобилось много времени, чтобы найти отличную наблюдательную позицию на старом дереве прямо на границе джунглей. Его звездообразные листья испускали сильный эвкалиптовый запах, который маскировал мой аромат, и мой камуфляж был здесь более эффективным, чем у тех зданий позади меня.

Я распластался на животе на низкой, крепкой ветке с плазменным пистолетом наготове.

Теперь я был почти невидим. До тех пор, пока не пошевелю хоть одним мускулом, или издам звук. Но пока не было ни одной причины сделать это.

Что-то было не так.

Я не мог это увидеть, не мог услышать. Но знал, что что-то было. Кое-что там, на грани моих чувств.

Я затаил дыхание, вслушиваясь в малейшие звуки. Не было ничего. Только ночной бриз. Не поворачивая голову, я направил пристальный взгляд через прицел пистолета. Вновь осмотрел окрестности через инфракрасный фильтр, но снова ничего не было.

Проклятая бусинка вокса все еще была мертва. Я не мог предупредить других четырех часовых, не мог крикнуть им, не выдав своего расположения. Это не имеет значения, сказал я себе. Они также ощутили бы это.

В течение следующих пятнадцати минут я оставался недвижим — также, как и мои невидимые противники. Игра в ожидание. Это было по мне. Я мог ждать всю ночь.

Конечно, я знал, что дождусь.

Они сделали движение, наконец. Если бы я мигнул, то пропустил бы его. Я понял, что они не могли быть теми же самыми культистами, с которыми мы сражались несколько месяцев. Они были слишком, чертовски хороши.

Но я был лучше.

Это было едва заметным изменением в структуре темноты, хруст листика на земле. Я уже оторвал фраг-гранату от своей перевязи и большим пальцем выставил самую короткую задержку времени.

Она шлепнулась в траву в джунглях точно там, где я заметил изменение, и осветила ночь.

Я надеялся услышать крики, но вместо этого увидел тени, метнувшиеся от места падения гранаты, точно перед взрывом. Это были комковатые, скрюченные формы, которые, возможно, не имели ничего общего с людьми. Я сделал более десяти выстрелов, пока мой пистолет не нагрелся в руках. Я не мог сказать, попал ли я во что-то. Взрыв выбил мой ночной визор к черту. Но все же я знал одну вещь. Я должен действовать.

Я скатился с дерева и пополз по земле под градом лазерного огня из джунглей. Кем бы они не были — неважно, культисты или кто-то еще — у них было имперское оружие. По крайней мере, я заставил их обнаружить себя.

Притворно оступившись, я на мгновение замешкался, делая из себя мишень. Я надеялся, что противник будет действовать смело — и небрежно. Несколько шагов вперед, и они наткнутся на ловушку, которая, я знал, была натянута где-то между нами.

Неудача. Я узнал мягкий глухой стук, отдавшийся в моих пятках, и прыгнул под укрытие линии хижин передо мной. Взрывная волна от упавшей позади гранаты, подхватила меня в воздухе, окатила жаром, но придала дополнительный импульс моему прыжку. Я пролетел намного дальше, чем мои ноги, возможно, унесли бы меня. Тяжело приземлившись, я инстинктивно перекатился на мое аугметическое плечо, взявшему на себя основную силу удара. Я услышал, как что-то сломалось в нем, сервопривод зачихал и завыл, но не почувствовал потери его работоспособности и оттолкнувшись рукой от земли, отпрыгнул за обугленную хижину, скрывшую меня от нападавших.

Звук лазерных выстрелов, проносящихся над поляной, подсказал мне, что Копачек тоже вступил в бой. Я подумал двинуться ему на помощь, но знал, что должен держаться.

Я сменил пистолет на свой старый испытанный дробовик: примитивный, на взгляд некоторых, но надежный, и подходящий для стрельбы от бедра. Мои глаза привыкли к темноте, и я выглянул из-за хижины. Джунгли были снова тихи. Как ни в чем не бывало. Но эта тишина была лживой.

Противник все еще был там. Возможно, наученный опытом: сегодня вечером они узнали, что полковник «Железная Рука» Стракен совсем не промах. Они могли перегруппироваться, изменить планы. Но они не отступили. Я все еще чувствовал в воздухе их присутствие, подобное старческому зловонию.

Они ждали.

Вторая вспышка выстрелов застала меня врасплох. Но звучали они не от одного из сторожевых постов, а от зала встреч в центре деревни. После полусекундного замешательства я развернулся и бросился туда. Когда я добрался, люди выбегали из зала. Они все еще пожимали плечами, одевая поудобней куртки, повязывали банданы, проверяли оружие, но уже проснулись и были в боевой готовности, выискивая цели. Я схватил ближайшего из них — Левицкого — и приказал сменить меня на посту на краю джунглей. Послал следующего на помощь Копачеку — и попросил его вернуться с докладом о ситуации.

Солдат Грэвис зажимал новую рану. Оторвав его руку от его виска, я увидел знакомый красный рубец от лазерного выстрела.

— Что за дерьмо здесь творится? — закричал я.

Я влетел в зал и обнаружил остальных из моего взвода в замешательстве — и двух из них мертвыми на полу.

Над ними, с лазпистолетом в руке, стоял генерал Фаррис — он повернулся ко мне, его плечи сразу поникли, и я понял, что он сделал. Он застрелил их. На миг в зале повисла напряженная тишина, а затем Фаррис начал оправдывать свои действия:

— У меня не было выбора. Они ругались, кричали, стреляли во все стороны. Этот набросился на меня с ножом. Он говорил безумные вещи, называя меня монстром. Я думаю… Я думаю, что культисты достали их.

— Нет! — Протест сам слетел с моих губ. — Черта с два!

Одно дело видеть товарища, погибшего в бою, умершим за то, во что он верил. Но это… Это было бессмысленно. Я чувствовал внутри себя холод. Я чувствовал себя ошеломленным.

Я чувствовал себя разгневанным.

Я помнил, как хорошо Мейерс сражался тем утром, смеялся, погружая по локоть руку с ножом в кишки культиста. Я помнил, как Валленски был очень горд, когда на прошлой неделе, парни дали ему заслуженное имя. «Гвоздь», вот как они назвали его.

— Они были отличными парнями, моими людьми. Вы не имели права.

Глаза Фарриса потемнели:

— Мне напомнить вам, полковник, кто здесь старший офицер? Вас здесь даже не было. Вы не знаете, что…

— Я знал их, сэр. Я знаю моих людей, и эти двое были одними из лучших.

В зале повисла гнетущая тишина. Все глаза были устремлены на меня и генерала. Однако, мои слова вызвали вызывающе-хриплые одобрительные возгласы товарищей убитых солдат.

— Любой из этих солдат отдал бы свою последнюю чертову каплю крови за Императора, — продолжал я. — Это, должно быть, был… Они, должно быть, подхватили какой-нибудь вирус. Лихорадку. Это и заставило их видеть нечто.

— Несмотря на причины их поведения, они угрожали всем нам. Я должен был действовать.

— Вы даже не знали их чертовых имен!

И вновь воцарилась тишина, между нами почти осязаемая.

Её нарушил тихий голос. Кайденс Лунный Блеск вошел в зал, подошел и обратился прямо ко мне. Это беспокоило меня больше, чем любое событие этой ночи.

— Соглашение нарушено, — сказал мальчик.

— Что, черт возьми, это означает?

— Кровь пролилась. Теперь они не успокоятся, пока не прольют кровь в ответ.

— Кто не успокоится? Культисты? — спросил Фаррис.