— Ну тогда, ребята, простите! — покаянным тоном сказала я.— Значит, это баба Варя кому-то сказанула! А ведь я так просила ее никому ничего не говорить! Эх! — я горестно махнула рукой, а ребята сочувственно мне покивали.

А через день после этого разговора у меня в кабинете появился сияющий Солдатов, с порога заявивший:

— Спасибо тебе, Елена! Спасла ты нас с Михаилом! Просто спасла! Как Наумов сказал, что по твоей просьбе нам с ним ссуды прощает, так, веришь, я впервые за последнее время свободно вздохнуть смог, человеком нормальным себя почувствовал.

— Ладно, Семеныч,— отмахнулась я.— Свои люди, сочтемся. Я же ведь не знала, что ты тогда меня защитить пытался, из-под удара вывести.

— Панфилов рассказал,— догадался Солдатов и спросил, возвращаясь к дню сегодняшнему.— Ну и как мне тебя теперь называть?

— Так я, вроде, имя не меняла, а что?

— Так ты же теперь мое начальство. Я же с сегодняшнего дня здесь твоим заместителем, как бы, работаю,— Пончик только что руки не потирал от избытка энтузиазма.

Вспомнив о том, что в рабочей обстановке Матвей и Пан всегда обращались друг к другу по имени-отчеству, я решила, что и мне так следует поступить, и сказала:

— «Как бы», Федор Семенович, не получится. А вот «работать» — это да. Присаживайтесь, наливайте себе сок — кофе здесь пока не водится — и давайте разбираться с документами. Мое положение, Федор Семенович, сами видите, еще немного и агентство на вас оставлю. Работы у нас с каждым днем становится все больше и больше, так что на легкую жизнь не надейтесь.

— А мне к работе не привыкать, Елена Васильевна,— все правильно поняв и нимало не обидевшись, отозвался он и мы с ним зарылись в бумаги.

Накануне моего дня рождения мама вечером спросила меня:

— Леночка, отец звонил, велел тебя поздравить и предупредил, что приехать не сможет — дела у него какие-то. А как мы отмечать-то будем? Сколько человек нам ждать?

— Никого, мама. Совсем никого. Ну, может, только Юлия заскочит на огонек, если вспомнит, что у меня день рождения. А так посидим вечерком, попьем чаю с пирогами — вот и весь праздник. Да и что праздновать-то? То, что я стала на год старше?

— А Коля? — удивилась мама.— Он, что же, тоже не придет? Да и, вообще, странно как-то, что он тебе за все это время ни разу даже не позвонил.

— О ком ты, мама? — спросила я, хотя прекрасно ее поняла.

— О Коле, о Егорове,— она недоуменно посмотрела на меня.

— Ты что-то путаешь, мама. У меня нет знакомых с такой фамилией.

Она тихо охнула и тут же ушла на кухню, где начала о чем-то шушукаться с бабой Варей, а я, грустно усмехнувшись, подумала: «Как же прав был мерзавец Коновалов! Один-единственный друг был у меня, да и тот предал! Ладно! Пережили голод — переживем и изобилие!».

А на следующее утро, несмотря на то, что это было воскресенье, мне позвонил Матвей и извиняющимся голосом попросил приехать в «Сосенки».

— Понимаешь, Лена, у меня только сейчас время свободное выдалось, чтобы обсудить с тобой, как там в агентстве дела идут. Панфилов мне докладывает, конечно, но хотелось бы узнать все подробности непосредственно от тебя — ты же там командуешь. Не сердишься, что в день рождения тебя беспокою?

— Павел! Ну о чем ты говоришь! Конечно, приеду!

— Ну, тогда я высылаю машину!

Я искренне обрадовалась, что мне нашлось, чем заняться, потому что мне совсем не улыбалось провести этот день дома, где меня будут одолевать не самые подходящие в праздник, безрадостные мысли о том, что у других людей в такой день телефон не смолкает, а сама именинница мечется по дому, как угорелая, готовясь к приходу гостей. А вот меня никто кроме родных не поздравит — ведь я действительно одна — ни друзей, ни подруг. Ох, как прав был подлец Коновалов! Ох, как прав! Да только не изменить теперь уже ничего! «Что выросло — то выросло!».

— Куда это ты собралась? — спросила мама, увидев мои сборы.

— Павел Андреевич вызывает,— ответила я, ожидая, что она начет возмущаться, что мне и в день рождения покою не дают, но она только головой понимающе покивала и сказала:

— Что ж поделать, если у тебя работа такая!

Ну вот, удовлетворенно подумала я, наконец-то моя мама поняла, чем я занимаюсь, и смирилась с этим.

В «Сосенках» — я даже ни с кем поздороваться не успела — меня сразу же провели в кабинет Матвея. Эта большая комната на втором этаже, всегда в отсутствии хозяина запертая на ключ, была святая святых дома, куда и домашние-то не отваживались заходить без крайней необходимости, а уж гости, которых сюда приводили, как и меня летом, на экскурсию, опасливо озирались, не решаясь ни до чего дотронуться. И не удивительно, потому что здесь умудрялись органично сосуществовать что-то непонятное со множеством экранов, очень напоминающее аппаратуру в Центре управления космическими полетами, и дорогие антикварные вещицы, о реальной стоимости которых вряд ли догадывался даже сам хозяин дома.

— Присаживайся, Лена,— пригласил меня Матвей, кивая на кресло около журнального столика, на котором стоял графин со свежевыжатым гранатовым соком,— угощайся — витамины тебе сейчас жизненно необходимы — и рассказывай, как вы там работаете и какие у вас проблемы.

Он слушал внимательно, задавал вопросы, давал советы, делал какие-то пометки в своем блокноте — словом, это был нормальный отчет подчиненного начальству.

— Ну, что ж,— сказал он, когда я закончила.— Я рад, что ты смогла так хорошо организовать работу агентства и вы понемногу встаете на ноги. А теперь пошли пообедаем.

Я попыталась было отказаться, но он не хотел слушать никаких возражений и, подхватив меня под руку, повел в столовую. Открыв передо мной дверь, он пропустил меня вперед и, едва я появилась на пороге, как оттуда грянуло: «С днем рождения!». От неожиданности я в первый момент просто опешила, а, когда разглядела, что там кроме обитателей усадьбы собрались моя мама, баба Варя, Панфилов, Уразбаева, Ирочка с Ниной Максимовной, Чаров, Солдатов и даже Васька крутился неподалеку, не выдержала и расплакалась, впервые поняв, что именно имел ввиду Владимир Иванович, когда говорил, что я стала членом Семьи Матвея. Все бросились ко мне с поздравлениями и подарками и я, сквозь слезы улыбалась, благодарила, восторгалась и чувствовала себя самым счастливым человеком на свете, потому что у меня, что бы ни говорил там Колька, появилось множество людей, в жизни которых я действительно, по большому счету была. Это было новое и очень приятное ощущение, никогда ранее мне не знакомое. Сначала я чувствовала себя несколько скованно от всеобщего внимания, но постепенно освоилась и, когда внесли неохватный именинный торт со свечами, в категорической форме потребовала вентилятор, потому что задуть тридцать шесть свечей мне одной было не под силу, но мне помогла мама, сказавшая, что тоже имеет к этому празднику некоторое отношение

Вечер прошел замечательно: Матвей пел и играл на гитаре, Чаров с Власовым рассказывали байки из актерской жизни и мы все покатывались от смеха. Солдатов, впервые попавший в «Сосенки» и светившийся от оказанной ему чести собственным светом, решил не оставаться в долгу и тоже рассказал несколько настолько забавных случаев из своего милицейского прошлого, что все хохотали (кстати, рассказывал он мастерски, чего я от него никак не ожидала). А я сидела с Васькой на руках, счастливая, довольная и пьяная вовсе не от одного-един-ственного бокала красного сухого вина, а от ощущения своего первого в жизни вот такого праздника и царящего вокруг меня веселья. Заметив, что Юлия с Панфиловым о чем-то таинственно переговаривались, я искренне обрадовалась, что там что-то намечается, и, поймав ее взгляд, заговорщицки ей подмигнула, на что она сказала:

— Я к тебе зайду завтра, хорошо? — и я, соглашаясь, кивнула головой.

Домой я вернулась переполненная впечатлениями этого невероятного дня, но, едва я взглянула на телефон, как вся моя веселость мгновенно улетучилась, потому что я вспомнила, как в этот самый день ровно два года назад задыхалась от счастья, положив трубку после своего самого последнего в жизни разговора с Игорем.