- Он был здесь! - ревела я, дрожа. - Надо мной, на потолке! Он висел на потолке, хотел упасть на меня ...

- Кто? - Тильман сильно затряс меня. - О ком ты говоришь?

- Колин! Колин был здесь, честно, Тильман, он был здесь! Мы должны бежать, немедленно. Они убьют нас! - Я хотела встать, чтобы одеться и упаковать вещи, но Тильман крепко держал меня, а я была слишком расстроенной, чтобы вспомнить хоть один железный приём Ларса.

- Побег? Ты хочешь сбежать? Но куда?

- Мне совершенно всё равно! Нам нужно убираться - подальше отсюда! Лучше всего на другой континент! - Снова я хотела встать с дивана, но Тильман заставил меня оставаться сидеть.

- Колин здесь, - сказала я так убедительно, как только могла. - Он здесь. Поверь мне. Я знаю об этом уже какое-то время, я его чувствую. У меня странные сны о нём, а потом ... вот ... - Я придвинула к нему газету. Я снова и снова перечитывала сегодня утром статью. Тигрица в зоопарке Хагенбек сожрала своего детёныша и вела себя агрессивно. Как и все другие большие кошачьи. Колин похищал их мечты. Они его чувствовали - также интенсивно, как чувствовала его я.

- Это часто случается с животными в неволе. Да это и не удивительно, не так ли? - возразил Тильман. - Они знают, что это не жизнь, их не естественная среда обитания. Это ничего не значит. Давай посмотрим в интернете, может быть, мы что-то выясним, и ты успокоишься. - Тильман открыл ноутбук Пауля и зашёл на сайт Тришина. Я вскрикнула, когда нам с экрана улыбнулось дружелюбное лицо наблюдательницы за птицами. Быстро я просмотрела текст. Снова здорова, смогла приступить к работе ...

- Я была права. Его там больше нет. Он здесь! Я его видела. О Боже ... - Теперь я вспомнила, что Колин смотрел из окна автомобиля, когда говорил мне, что останется до схватки на Тришине. Он соврал мне. Он с самого начала знал, что не сделает так. Возможно, он объединился с Францёзом, потому что я зашла слишком далеко. И все его слова, и поступки на Тришине служили тому, чтобы так сильно привязать меня к нему и чтобы я не смогла заметить, что собственно происходит. Всё было притворством. Он использовал меня.

С тем, что случилось с Тессой, Мары дали мне поблажку. Но мой замысел разоблачить Францёза был последней каплей. Я слишком перестаралась. Колин перешёл на сторону врага. Кто сказал, что Мары не заключают союзы. Это тоже была грязная ложь ... Что сказал папа? Это их суть - обманывать людей. Марам нельзя верить.

- Поверь мне, Тильман. Нам нужно бежать. Пожалуйста, позволь нам бежать.

- Нет. - Тильман решительно поднял вверх подбородок. - Эли, ты теряешь самообладание. Хорошо, может быть, Колин больше не на острове. Что же ему ещё делать, если наблюдательница за птицами снова выздоровела? Отказываться уступить её место? Не получится. И да, может быть, ты его видела здесь. Но он точно был не тем, кто угрожал тебе. Ты ведь не могла разглядеть нападающего, не так ли?

- Нет, но ...

- Ну. Каким Колин был на Тришине? Там ты тоже боялась его? Он вёл себя каким-нибудь демоническим образом?

Я молчала и пыталась вспомнить. Нет, я его не боялась - только его и свои воспоминания. И если хорошо подумать, то я ещё никогда до этого не испытывала его настолько не демоническим, как в те дни. Я даже не замечала его заострённых ушей, потому что они в основном прятались под его длинными волосами. Но, может, это всё было частью его плана и способом убаюкать мою бдительность?

- Я... я не знаю, - пролепетала я.

- Он дал тебе какое-нибудь напутствие в дорогу? Какие-нибудь намёки, что может случиться до или во время схватки? Может, совет? - расспрашивал Тильман дальше. Я ненавидела и восхищалась им за его объективность.

- Да ... да, дал. Он сказал, что я должна ему обязательно доверять, когда дойдёт до схватки и ...

- Тогда так и сделай, - прервал меня Тильман. - Доверься ему. По крайней мере, попытайся. Я доверяю Колину. Я делаю это ради себя самого. Не то сойду с ума.

А ты уже почти сумасшедшая, говорили мне его глаза.

- Разумом я это понимаю, - ответила я торопливо. - Но мои инстинкты говорят мне, что случится что-то ужасное. Я точно это знаю. И я знаю, что они верны. Мои чувства верны. - Я глубоко вздохнула, когда заметила, как глупо это прозвучало. Мои чувства верны. Это даже не было аргументом. Это был детский лепет.

- Тогда попытайся игнорировать их. Я знаю, это нелегко. Но Колин вбивал в тебя это не просто так. В этом должен быть смысл. Даже если сейчас ты его ещё не понимаешь. Скоро солнце встанет. Тогда останется только ещё одна ночь.

Тильман сел рядом со мной и включил телевизор. Без звука мы смотрели какой-то дурацкий канал продаж. Когда рассвело, то до нас постепенно дошло, что самые большие проблемы у нас ещё были впереди. Пауль сказал, что сегодня ночью - в последнюю ночь - будет спать здесь. Если Францёз снова проголодается (а этого можно было ожидать), нам нужно будет сделать то, что Колин назвал самым сложным заданием для меня. Нам нужно будет спрятать свои мысли. Францёз не должен ничего заметить. И издалека тоже. А мне казалось невозможным не думать о том, что мне непосредственно угрожало.

Моим единственным отвлечением, как всегда, была тренировка, с которой я отлично справлялась. Один раз я с такой силой ударила в боксёрскую грушу и с таким пронзительным боевым кличем, что Ларс чуть не потерял равновесие. Наказание последовало незамедлительно. Шотокан каратэ - это боевой контактный спорт, а не фулл-контактный, заорал он на меня. Его жена придурковато усмехнулась, когда мне пришлось делать двадцать подпрыгивающих отжиманий на кулаках.

Но тренировка слишком быстро закончилась, и, вернувшись в Шпайхерштадт, приподнятое настроение, которое после спорта часто согревало и расслабляло меня изнутри, быстро утихло. И это тогда, когда Пауль был снова тут и на виду. Он смотрел Симсонов, смеялся, ел солёную соломку и шоколад, попеременно. Но я ещё никогда не видела его таким усталым и измученным.

Коричневатые тени лежали под его серыми глазами, а горькая складка у рта усилилась. Тем не менее, он был красив каким-то болезненным образом. Может быть, так выглядят люди, если они приговорены к смерти, подумала я, и ледяная дрожь пробежала вдоль моей спины. Я залезла ему на колени, как в детстве. Он хорошо пах и всё-таки явно мужчиной и братом. Какое-то время я оставила мой лоб покоиться рядом с его шеей и слушала его медленный, тяжёлый стук сердца, который всегда немного ускорялся, когда Пауль смеялся. Ему обязательно нужно смеяться гораздо чаще. Приступы смеха заканчивались чаще всего мучительно, сильной икотой и судорогой диафрагмы.

Но Пауль был предназначен для смеха. Он пошёл рано спать, после нашего обычного некачественного ужина, который мы в большей или меньшей степени неохотно впихали в себя.

- Я хотел тебе ещё кое-что сказать, Эли, - заговорил со мной Тильман, когда я с судорожно сжатыми руками убирала посуду в моечную машину. Мы почти не разговаривали весь день, но я чувствовала, что он снова и снова смотрел на меня интенсивно и задумчиво.

- Тогда говори, - ответила я грубо. Я пинком закрыла моечную машину и повернулась к нему, скрестив руки на груди.

- Ладно. - Он прочистил горло. - Такая, какая ты сейчас, ты не особо мне нравишься. Ты изменилась. Ты теперь только подозрительная и в панике, и раздражённая, вопишь на каждого, огрызаешься, разносишь дурное настроение, ревёшь или ругаешься. Это очень утомительно. Но я знаю, что ты не хочешь быть такой и ... страдаешь от этого. Не так ли?

Я кивнула и почувствовала, как моё лицо стало тёплым и начало пульсировать.

- Я смерюсь с этим, потому что мы должны держаться вместе. Я не знаю, что будет потом. Но мы как ... Ты знаешь Властелина колец?

- О Боже, - пробормотала я. - Ещё и это. Дерьмо об эльфах.

- Тогда не принимай в расчёт эльфов. Там речь идёт о дружбе. По этой причине мне нравится книга. Они соратники, которые вместе идут в бой, и один готов отдать за другого всё и рисковать жизнью. С нами я чувствую то же самое. Мы товарищи. Поэтому всё, что я могу сделать, чтобы отвлечь тебя сегодня ночью, я сделаю это. Всё.