Английское просветительство не было однородно по своим устремлениям. «Великие остроумцы» начала XVIII века отличались друг от друга отношением к современному обществу и государственному строю. Одни из них – Джозеф Аддисон, Ричард Стиль, Колли Сиббер – пытались перевоспитать людей путем моральной проповеди и лишь осторожно и с оговорками отмечали недостатки политического строя Англии. Другие, к числу которых относились, в частности, Джонатан Свифт и Джон Арбетнот, – стремились вскрыть перед читателем недостатки современного общества, которое представлялось им весьма далеким от совершенства. При этом они в значительной степени учитывали интересы народа, испытывавшего жесточайший гнет.

К идеологическому направлению, которое возглавлял Джонатан Свифт, принадлежал и замечательный английский комедиограф Джон Гей (1685 – 1732), автор «Оперы нищего» (1728), остросатирической пьесы, отразившей различные стороны английской действительности начала XVIII столетия.

1713 год стал свидетелем возникновения одного из ярких явлений в истории английской литературы XVIII века – Клуба Мартина Скриблеруса – Мартина Писаки. Идея создания клуба принадлежала поэту Александру Поупу, который намеревался в публикациях этого литературного союза подвергнуть сатирическому осмеянию «труды невежд, занимающих видные посты в мире профанов», «ученых», которые являются на деле дилетантами и недоучками, бесчисленных издателей, комментаторов, советников, не обладающих элементарными в своей области знаниями. Великолепным объектом для сатиры Поуп считал также наемных писак, всячески пытавшихся оправдать политику вигов и их вождя Роберта Уолпола. Для создания целостности и внутреннего единства журнала-ежемесячника необходимо было найти тот центр, вокруг которого располагались бы все материалы. Этим «стержнем» стал образ Мартина Писаки, «автора» многочисленных пародий и сатирических обозрений, тексты которых сочиняют Джонатан Свифт, Александр Поуп, Джон Арбетнот и Джон Гей. В значительной степени именно здесь, в клубе Мартина Писаки, формировалась творческая манера будущего автора «Оперы нищего»; Гей впитал литературный метод скриблерианцев – острую сатиру, юмор, гиперболу, достигающую порой раблезианских масштабов, бурлеск, граничащий иногда с откровенной фривольностью, но благодаря этому бьющий в цель с еще большей силой. Участие в творческой жизни клуба помогло Гею яснее увидеть окружающее, он учился не только лепить сатирический образ, но и находить его объект.

Тему «Оперы нищего» Гею подсказал Свифт. 30 августа 1716 года он писал Александру Поупу: «Здесь неподалеку живет молодой квакер, который пишет стихи своей возлюбленной, не очень правильные, но абсолютно в манере, которую и следует ожидать от квакера, воспевающего красоту и сложение своей избранницы. Это навело меня на мысль, что пародии на квакерские пасторали могли бы, пожалуй, пользоваться успехом у публики, если наш друг Гей взялся бы за это дело. Какая благодатная почва! Сообщите мне, что он думает по этому поводу. Я полагаю, что возможности пародии на пасторальный жанр далеко не исчерпаны и пасторали о грузчике, лакее или носильщике портшеза могли бы иметь успех. А что вы скажете о ньюгетской пасторали, действие которой происходит среди проституток и воров?»

Серьезная и глубокая критика политической и социальной жизни Англии начала XVIII века – вот та основная задача, которую ставил перед собой драматург при создании «Оперы нищего». В пьесе Гей пародирует итальянскую оперу и применяет ее каноны и штампы, изображая подонков Лондона – воровскую шайку с ее главарем, скупщиком краденого и его очаровательную дочку Полли. Тема, которую он выбирает, волновала Лондон и была актуальна для Англии начала XVIII века: 20-е годы ознаменовались невероятным ростом преступности, охватившей всю страну. Имена Джека Шеппарда и Джонатана Уайлда хорошо знали за пределами Лондона. Правительство Лондона оказалось не в состоянии самостоятельно справиться с этой волной преступности и решило воспользоваться через своих агентов услугами самих же воров и скупщиков краденого, которые за известную сумму выдавали собратьев по ремеслу. Джонатан Уайлд был скупщиком краденого, с его помощью удалось поймать и повесить Джека Шеппарда и Джозефа Блейка, который держал в трепете всю Англию в течение 1724 года. Вскоре Уайлд вновь оказался в зале суда, но на этот раз в качестве обвиняемого. Его повесили в 1725 году. Личность Уайлда представлялась современникам интересной, героической, почти легендарной. Его «подвиги» вызывали не осуждение, а одобрение, так как каждый понимал, что Уайлд ничуть не хуже мошенников из правительственных кругов, которые не попадают на виселицу лишь благодаря связям и туго набитому кошельку. Сама жизнь подсказывала вполне логичный вывод: если в стране царствует беззаконие, если правящие круги так же погрязли в коррупции и подкупе, как низшие – в разбое и грабеже, то мошенники и воры по-своему правы, когда пользуются этой беззаконностью, становясь бичом для законных воров – государственных деятелей, министров и придворных.

Политическая обстановка в Англии начала XVIII века отличалась необыкновенной сложностью: подкуп и взяточничество охватили государственный аппарат; заговоры, предательства, шантаж были типичными явлениями в парламенте. В истории этот период неразрывно связан с именем премьер-министра Англии Роберта Уолпола, любимым выражением которого было: «У каждого человека есть своя цена». Достигнув власти, он превратил подкуп и обман в организованную систему, чему в огромной степени способствовало отсутствие какой бы то ни было ответственности перед избирателями. В 20-е годы крепнет оппозиция правительству и той системе, которую олицетворял Уолпол. Против Уолпола выступали политические деятели и писатели самых разнообразных группировок. В состав оппозиции входили многие друзья Гея. Представители оппозиции хорошо понимали, что литературные формы борьбы будут играть немаловажную роль в их кампании, направленной против премьер-министра. Сложность, однако, заключалась в том, чтобы найти наиболее доходчивые и простые формы сатиры на Роберта Уолпола, понятные всем. И эта проблема была разрешена с успехом: как только Уолпол встал во главе политической жизни Англии, многие заметили как в его личной жизни, так и в общественной деятельности, большое сходство с головокружительной «карьерой» Джонатана Уайлда. Вот почему образ Джонатана Уайлда начинает все чаще использоваться многочисленными авторами и прессой, принадлежавшими к оппозиционным кругам, для создания параллели между «великим разбойником» и «великим министром». Эту же параллель между правительственными кругами и преступными элементами с успехом использует и Гей в «Опере нищего». Цель сатиры Гея – перевернуть привычные понятия о сословных различиях, пригвоздить к позорному столбу тех, кто под покровом высоких титулов и знатной родословной совершает те же преступления, что и разбойник Макхит, и, следовательно, показать, что «пороки людей самого низкого пошиба и пороки богачей сходны». Разбойники из шайки Макхита, как и он сам, понимают, каким должно быть справедливое распределение благ на земле. В образе Макхита Гей выделяет бескорыстие, внутреннее благородство и понимание того, что такое подлинная дружба. Все разбойники высоко ценят своего предводителя за мужество, щедрость, готовность помочь приятелю, попавшему в беду. В вопросах чести Макхит крайне принципиален; он всегда бескорыстен в дележе добычи. Единственно, о чем сожалеют разбойники, так это о том, что их капитан слишком много времени проводит в компании знатных господ, играя в карты и посещая увеселительные заведения: общество лордов слишком пагубно влияет на благородного Макхита, прививая ему свои пороки. И, словно подтверждая правильность выводов, сделанных разбойниками, Гей говорит в финале спектакля: «На протяжении всей пьесы вы могли наблюдать такое сходство в поведении сильных и слабых мира сего, что трудно решить, кто кому подражает в модных пороках – знатные джентльмены джентльменам с большой дороги или наоборот».