Утром Беленос действительно проснулся от пронзительного звука, но это был не будильник, до которого оставалось еще пятнадцать минут, а звонок. Кое-как взяв коммуникатор, он ответил не глядя, а в голове только успело мелькнуть сонное: "что, уже?"
-- Бел? -- услышал он смутно знакомый женский голос.
-- Очевидно, да, -- буркнул он, соображая, кто бы это мог быть: со своей последней женщиной он расстался еще до отбытия на Руос и вовсе не помнил ни ее лица, ни имени. -- А ты кто?
Она рассмеялась. Что-то у него внутри больно екнуло: он точно раньше слышал этот смех. Немного хрипловатый и прерывистый.
-- Волтайр, -- сказала она. -- Ты, значит, еще не проснулся. Ты в Ритире? Я что-то не сообразила, а то позвонила бы на пару часов позже.
-- Волтайр, -- безголосо повторил Морвейн. -- Что тебе нужно?
-- Я надеюсь, ты еще помнишь наш уговор, -- посерьезнев, произнесла женщина. -- Одно из его условий вступило в силу... я думаю, нам нужно увидеться, Бел.
***
Сухой воздух Хафиры резал глотку; невнятное беспокойство охватывало его. Какая-то чудовищная опасность ждала их впереди, что-то... а они шли и шли вперед, он кричал им:
-- Стойте, подождите, нельзя туда идти...
Никто не слушал его.
Он пытался бежать следом, но не мог пошевелиться. Голос сорвался и охрип. Наконец Острон оглянулся на него.
-- Острон, -- кричал Леарза, -- Острон! Не уходите туда!
-- Чего ты ждешь? -- еле слышно донесся до него голос друга. -- Пойдем скорее. Нас ждет серьезная битва...
-- Нет, не надо!..
Он резко вскинулся, хватая воздух ртом.
Потом медленно осел в постели. Вокруг него по-прежнему был этот чужой, странный мир, и на какое-то мгновение Леарзу охватил дикий ужас: ему казалось, что сейчас эти стены схлопнутся и раздавят его...
Потом он поднял голову и увидел небо.
Оно было огромное, так и норовило заползти в комнату, заполнено крошечными облачками, похожими на перышки, разбросанные тут и там. Облачка бежали слева направо, гонимые неощутимым ветром.
Он соскользнул с кровати и решился подойти к окну, осторожно выглянул туда. Легкий страх снова кольнул его, но уже не столь сильно, сон его отпускал, и Леарза окончательно вспомнил, кто он и где он. Там, далеко внизу, кажется, была широкая площадь, на которой что-то посверкивало, и маленькие точки людей перемещались по ней. Вокруг площади высились гигантские столбы, -- так сначала ему показалось, -- зеркальные, отражающие в себе небеса. Похожие виднелись и в отдалении, расчертили собой горизонт.
Все это действительно было так чуждо и странно, и он не знал, нравится ему это или нет.
...Когда он вышел в соседнее помещение, он обнаружил, что окна там занимают две стены, гигантские, и в них опять видно эти столбы; в помещении находился рыжий помощник профессора, он сидел на диване и вроде бы читал какую-то книгу, при появлении китаба он поднял голову. Они поздоровались; не зная, о чем еще говорить с ним, Леарза опять подошел к одному из окон и принялся рассматривать исчерканное зеркальными полосами небо.
И вдруг он заметил, как между линиями столбов что-то порскнуло с необычайной скоростью. И еще, и еще; приглядевшись, Леарза с изумлением понял, что какие-то маленькие предметы в действительности летают туда и обратно, шныряют между столбами по своим запутанным маршрутам, а вдалеке он и вовсе углядел целую непрекращающуюся вереницу этих летучих муравьев.
Он следил за ними и следил; заметил, что некоторые опускаются вниз, до самой земли, а иные исчезают в зеркальных столбах, в которых, кажется, были для них отверстия, какие иногда делали в домах сабаина для птиц. Может, это животные?..
Тут он заметил, что рыжий оставил свою книжку и подошел к нему, встал рядом, заложив руки за спину; Леарза немного неуверенно спросил его:
-- Что это за штуки летают?
-- А, эти? Это аэро, -- пояснил Гавин. -- Это... э, черт... на чем вы ездили? Лошади?
-- Лошади, верблюды, -- с недоумением согласился Леарза.
-- Вот, -- будто обрадовался рыжий. -- Мы ездим на них.
-- Это животные?
Гавин рассмеялся.
-- Нет, -- сказал он. -- Машины.
-- Они такие маленькие, -- удивился Леарза, прижимаясь носом к стеклу. Совершенно прозрачное; в сабаинах тоже умели делать стекло, но совсем не такое ровное, а тут даже страшно становилось, если постоянно не напоминать себе о том, что оно все-таки есть.
-- Нет, -- удивился в свою очередь рыжий. -- ...А! Понял. Они просто далеко. Тебе кажется, что маленькие.
-- А это что?
-- Здания.
-- Они из стекла?
-- Ну, не только... окна большие, -- рыжий потешно замахал руками: подбирать слова ему явно было непросто. -- Не знаю, кажется, у вас нет такого понятия. Когда их строили, -- он ткнул в ближайший зеркальный столб, -- все любили такие окна. Вот. Ладно. Пойдем завтракать, а потом профессора.
-- ...К профессору? -- уточнил Леарза.
-- Ну да.
***
Кажется, беззаботность помощника профессора подействовала на него; рядом с веселым Гавином и Леарзе становилось как-то спокойнее, впервые за все это время ощущение нереальности происходящего немного утихло, и Леарза наконец заинтересовался окружающим его миром, таким чужим и ни на что ранее виденное не похожим. Гавин привел его в столовую; Леарза озадачился тем, что это за место, в котором он теперь находится, и попытался узнать у рыжего.
-- Это ксенологический институт, -- сказал тот. -- Здесь люди занимаются изучением таких планет, как твоя, и не только.
-- ...Институт, -- повторил за ним незнакомое слово китаб. -- Профессор сказал мне вчера, что здесь собираются ученые...
-- Да, да, именно так. Профессор и сам ученый, и знаменитый, между прочим! Он... а, как это по-вашему... точно, мастер! Мастер по таким народам, как твой. Культуру, историю. Все-все.
-- ...Изучает?
-- Ну да.
Они сели за маленьким круглым столиком, и Гавин, предложив ему подождать, довольно скоро вернулся с подносом; хотя сам помощник профессора вроде бы завтракать не собирался, он стянул с подноса теплую булочку и принялся жевать ее, роняя крошки.
-- И ты тоже ученый? -- наивно спросил Леарза.
-- Ну, -- Гавин рассмеялся, -- пока еще нет. Я только у профессора. Но когда-нибудь я тоже как он.
-- Станешь.
-- Ну да... никак не пойму вашу систему глаголов!
-- Нашу что?
-- А, неважно. Профессор будет тебя языку, все расскажет.
Леарза даже рассмеялся.
-- Он вообще-то строгий, -- раздулся рыжий, будто смех его чуточку задел, -- сам велел мне учить язык позавчера! У меня еще не так опыта.
-- Позавчера? Ты что, и вправду выучил язык за два дня?
-- Да, -- невозмутимо согласился Гавин. -- Когда Морвейн тебя на станцию. Профессор связался со мной и предупредил, что ты у нас будешь.
-- Но это же целый язык, -- обескураженно воскликнул Леарза. -- Там же тысячи слов! Нет, даже больше, наверное!
-- Около, э, триста, -- спокойно добавил рыжий.
-- Трехсот тысяч?
-- Да. Конечно, я не все знаю. Понимаешь, э... -- он набрал в легкие воздуха, потом сердито выдохнул и потряс головой. -- Пусть профессор объяснит. Мне слишком трудно такое... ну... говорить. Это нужно про наш народ, будто про чужой, -- он опять замахал руками. -- Профессор умеет, он уже объяснял.
-- А ты, значит, сдаешься, -- раздался голос профессора Квинна сбоку; Леарза от неожиданности чуть не опрокинул кружку, Гавин резко соскочил с места.
-- Доброе утро, профессор! -- оттарабанил он. Тот рассмеялся и махнул пухлой кистью: садись, вроде как. Леарза оглянулся и обнаружил, что столовая почти пуста: пожалуй, иначе они бы заметили приближение профессора Квинна, поскольку люди здесь его явно знали, и вот сидевший за дальним столиком человек в сером приветственно поднял руку, а Квинн ответил ему тем же, потом придвинул третий стул и сел с ними.