Оставив Наследника думать о чем-то своем, он в тот же вечер направился в особняк Кандиано. Здраво рассудив, что Камбьянико предупреждать нет смысла: все равно его общество скоро лопнет, как мыльный пузырь, когда председателю надоест эта идея, -- Тегаллиано предпочел сразу переговорить с более серьезным противником.

   Кандиано был у себя, почти сразу спустился в небольшую темную гостиную, куда гостя провела пожилая женщина из числа прислуги. За сутулой фигурой хозяина тенью шел высокий смуглый закованный, однако Тегаллиано был о нем наслышан и ничуть не удивился.

   -- Я здесь в каком-то смысле по долгу службы, Орсо, -- после краткого обмена приветствиями сразу мягко произнес он. -- Ты хорошо знаешь, благополучие бездушных в Тонгве -- моя прямая ответственность. Судя по всему, ты считаешь, я недостаточно хорошо справляюсь со своими обязанностями?

   -- Ты бываешь в их кварталах, -- сухо отозвался Кандиано, -- и не мне рассказывать тебе, как они живут. Этого человека ждала голодная смерть, если бы я не забрал его. Я своими глазами видел покойника на улице, и никто не озаботился тем, чтобы похоронить его. Тело просто лежало на обочине. По-твоему, это благополучие?

   -- С нашей точки зрения, нет, -- сказал Тегаллиано и сложил руки на груди. -- Но я хорошо знаю то, что тебе, может быть, неизвестно. У бездушных иной взгляд на мир. Многое из того, что тебе кажется непереносимым, для них -- привычная повседневность.

   -- Это не делает смерть от голода и холода приемлемым фактом.

   -- ...Ты взял себе этого человека, -- Тегаллиано кивнул в сторону угрюмого закованного, -- и говоришь, что спас его. Он стар, немощен? Может быть, тяжело болен?

   -- Нет.

   -- Тогда должна была быть своя причина, отчего он не в состоянии был заработать себе на пропитание. Дай угадаю; ты, юноша, чересчур любишь распускать кулаки.

   Закованный промолчал, однако выражение его лица неуловимо сменилось.

   -- Вижу, я прав, -- спокойно сказал Тегаллиано. -- Понимаешь ли, Орсо, на улице без средств к существованию оказываются обычно... такие, как он. Нормальный закованный, если он прилежно работает, никогда не останется без куска хлеба и крыши над головой.

   -- Что же, мне следовало бросить Мераза умирать?

   -- Я понимаю, тобой руководит милосердие. Это хорошее чувство, но помнишь, Орсо? Что лучше: один раз накормить голодного или научить его удить рыбу? Этот юноша вполне мог выжить и без твоей помощи, и даже, скорее всего, так и произошло бы: голод и холод усмирили бы его неуживчивый норов, и в скором времени его взяли бы обратно на работу.

   Кандиано помолчал, склонив голову, но в его позе уже сквозило упрямство, и это мгновенно заметил его гость, вздохнул про себя.

   -- Ты хочешь сказать мне, Марчелло, что ты не одобряешь мое решение, -- потом сказал Кандиано. -- Что ж я, по-твоему, должен вернуть Мераза обратно на холодные улицы?

   -- Нет, нет, -- отмахнулся тот. -- Конечно, нет. Ты принял это решение, и никто не станет заставлять тебя менять его. Но я хотел бы, чтобы ты... подумал, Орсо. Я говорил с господином Фальером: он знает о теориях Контарини, однако не одобряет их. Ты понимаешь, что это значит.

   -- ...Да. Что же Камбьянико? Ты и его... предупредишь подобным образом?

   -- Ты же не хуже моего знаешь, что за человек этот Камбьянико, -- коротко рассмеялся Тегаллиано. -- Одни слова, никаких действий. Я счел необходимым поговорить с тобой, потому что я уважаю тебя, Орсо, а эти былинки на ветру ничего не решают, они лишь клонятся то в одну, то в другую сторону.

   Кандиано кивнул.

   -- Спасибо, Марчелло.

   Они прощались, как старые друзья; они действительно давно знали друг друга. Закованный за спиной хозяина особняка угрюмо продолжал молчать, а взгляд у него был недобрый. Тегаллиано хорошо понимал, почему, и напоследок сам взглянул на него, так что тот даже чуть побледнел.

   Пусть знают.

   ***

   В холодной тишине они поднялись по лестнице, и Кандиано открыл тяжелую дверь кабинета; Мераз по привычке прошел за ним. В кабинете было темно и еле заметно пахло воском, на письменном столе грудой были навалены книги, шторы закрыты. Кандиано опустился в свое любимое кресло и нахмурился; закованный остался стоять, глядя в сторону.

   -- Что ты думаешь об этом человеке, Мераз? -- спустя какое-то время спросил Кандиано.

   Закованный молчал, будто не до конца уверенный, стоит ли говорить; однако Кандиано остро взглянул на него, и Мераз все-таки ответил:

   -- Он хитер. Может быть, насчет меня он и прав, но он не упомянул при вас о том, что не только ленивые и неуживчивые оказываются на улице. Старики и калеки, если их некому содержать, -- тоже. Иногда даже если и есть кому.

   -- ...Я так и думал, -- пробормотал Кандиано. -- И в случае с тобой... он предполагает, что надо было

сломать

тебя. Так в глубокой древности поступали с рабами. Я считаю, это худшее унижение для человека.

   -- ...Спасибо, господин Кандиано, -- не сразу сказал Мераз. -- Я... если честно, я в один миг испугался, что вы решите вышвырнуть меня обратно на улицу.

   -- Нет, никогда. Как бы там ни было, я своих решений не меняю. Ты, должно быть, не знаешь, но аристократ обязан держать свое слово. Тегаллиано понимает это, потому даже не стал предлагать мне подобного.

   Мераз склонил голову.

   -- Другой вопрос, что же мне делать теперь, -- добавил Кандиано, задумавшись. Он часто так размышлял вслух, хотя не ожидал от Мераза ответов. -- Идти против Наследника я не могу... ведь это получается, сам Фальер возражает. Старые традиции должны оставаться незыблемыми. Тонгва, как и вся планета, разделена на две части... неужели он столь недальновиден? Ведь рано или поздно одна часть восстанет против другой, и лучше бы было достичь согласия теперь, мирным путем, изменив наше отношение к ним, иначе потом... боюсь даже представить себе, что случится потом.

   -- То есть, вы откажетесь от своих идей, господин Кандиано? -- спросил Мераз.

   Кандиано даже удивился, поднял взгляд на него. Бездушный в сумраке кабинета казался совсем огромным, темным, почти пугающим. Коротко остриженные волосы его чуть заметно поблескивали. Мераз не был красавцем, пожалуй, -- по крайней мере, по понятиям аристократов, -- но сила и молодость так и говорили в нем.

   -- Нет, -- сказал Кандиано. -- Конечно же, нет.

   -- Это значит, вы будете спорить с самим Наследником?

   -- ...Нет, -- помедлив, отозвался Кандиано. -- Я не могу спорить с Наследником, кто я такой?.. Но... если и не идти против него в открытую, все-таки можно что-то сделать втайне. Может быть, так даже будет лучше. Использовать Камбьянико... Верно! Это хорошая идея. Камбьянико непроходимо туп, и сам Тегаллиано сказал мне, что не придает значения этому его обществу. Если я присоединюсь...

   -- Вы назовете своим товарищем этого идиота? -- удивился будто Мераз.

   -- Да, почему нет, -- пожал плечами Кандиано. -- Конечно, на самом деле он не играет никакой роли. Не будет играть. Я воспользуюсь им, как прикрытием. Общество формально будет его инициативой, но я позабочусь о том, чтобы оно превратилось в сильную оппозицию...

   -- Во что?..

   -- Оппозицию. А!.. Это общество будет противостоять Фальеру, -- пояснил он.

   -- Самому Наследнику, -- пробормотал Мераз. -- Вы не боитесь, господин Кандиано? Ведь... говорят, Наследник всегда все знает.

   Кандиано рассмеялся.

   -- Это не совсем так, -- сказал он. -- Действительно, даже среди аристократов многие верят, что Фальер может прозревать грядущее, а кто-то утверждает, что и влиять на него. Но даже если бы это и было правдой, Мераз, ты не считаешь, что лучше все-таки попробовать добиться своего, чем сидеть на месте и ничего не делать? Наверное, даже если бы я знал, что будущее изменить нельзя, я бы все равно попытался.

   Мераз молчал и продолжал смотреть на Кандиано, но в его лице появилось некое восхищение.