-- Откуда мне знать, кто ты на самом деле!

   Эль Кинди тихо, сипло рассмеялся.

   -- Ты никогда не был идиотом.

   -- Они считают, что это лишь особенность головного мозга, -- пробормотал Леарза. -- Что все дело в его устройстве. Быть может, когда-нибудь они научатся удалять эту проклятую часть, из-за которой я вижу тебя. Сделают мне лоботомию...

   -- Это все равно, что умереть.

   Он отмахнулся.

   -- Перестань стоять на месте, -- сказал Эль Кинди. -- Возьми себя в руки. Хоть раз задайся вопросом о том, что такое время.

   -- Да для чего мне это? Я не имею к нему никакого отношения! И ты проваливайся к черту!

   -- Ты имеешь ко времени самое прямое отношение, Леарза. Или ты забыл, кто ты?

   -- Проклятый неудачник.

   -- Время неравномерно. Оно истинно только в одном-единственном моменте: сейчас. Прошлое уже утрачивает свою истинность, становится иллюзией. Будущее еще не наступило и может быть изменено.

   -- Разве? -- оскалился Леарза. -- Очень тебе удалось изменить его, а?

   -- Я пытался. То, что я не смог, лишь означает, что я был слаб.

   -- Уж если

ты

был слаб...

   -- Были и сильней меня, -- возразил Эль Кинди. -- К сожалению, наш Дар всегда был самым... тяжелым бременем. Многие сходили с ума, не в состоянии справиться с видениями.

   Леарза промолчал. Время стояло на месте; единственный истинный момент...

   -- Человечество насажено на иглу времени, -- добавил Эль Кинди, оглядываясь на облачное море позади себя. -- И не может слезть с нее. Но такие, как мы...

   -- Не сравнивай меня с собой! У меня нет твоего проклятого Дара и никогда не было!

   -- Почему ты считаешь, что его никогда и не будет?

   Он осекся.

   Тишина.

   -- Нет, -- прошептал Леарза. -- Только не это. Нет. Этого не может быть. Ведь дедушка сказал, что Дар не откроется мне. Я лишен твоих чертовых способностей. Я...

   -- Он сказал, что Дар не откроется тебе, -- перебил его Эль Кинди, и его золотые глаза уставились на китаба. -- Что небо заберет тебя раньше. Небо забрало тебя.

   ***

   -- Надоели, честное слово, -- чуточку сердито буркнул себе под нос молодой Теодато Дандоло, комкая надушенную записку и метко швырнув ее в корзину для бумаг. -- Спасибо, Нанга, и можешь идти.

   Нанга, смуглый и пожилой уже бездушный, коротко поклонился и послушно вышел.

   Теодато Дандоло принадлежал к древнему, хотя, может быть, доселе не слишком знатному клану, в числе представителей которого талантливые люди встречались, но довольно редко; сам он был гордостью и главной надеждой своих родителей, которые, невероятно обрадовавшись тому, что их сын открыл в себе дар вычислителя, вскоре после его совершеннолетия удалились на покой в один из уединенных степных монастырей. В самом деле Теодато был на удивление на них не похож; почтенные супруги Дандоло с младых лет были честолюбивы и амбициозны, помимо прочего, свято чтили учение Арлена и твердо для себя решили, что закончат свою жизнь в медитациях и посте.

   Молодой их отпрыск терпеть не мог старые традиции и не слишком-то стремился занять какое-нибудь уважаемое место в Централе. Разумеется, его приняли в гильдию вычислителей, и довольно часто у него появлялась какая-нибудь работа, но карьерный рост Теодато интересовал мало.

   И тут еще этот докучливый двоюродный брат, который, видите ли, решил, что необходимо простить друг другу старые обиды (родительские в том числе), и с неделю тому назад прислал письмо, в котором просил разрешения нанести визит.

   Теодато пожал тогда плечами и ответствовал, что он ничуть не возражает, -- в самом деле ему было глубоко наплевать. Но потом каким-то образом выяснилось, что о прибытии этого проклятого Моро знает весь Централ, и каждый второй встречный непременно желал выразить свое мнение по этому поводу, предпочтительно самому Теодато; дамы писали записки, убеждая его простить (что прощать?..) и принять этого Моро, как брата-близнеца, седовласые старики наставляли его, даже были те, кто считал, что двоюродного брата нужно гнать в шею и вспомнить, по какой причине их родители разругались. Теодато, между прочим, об этой самой причине не имел ни малейшего понятия и нисколько не желал знать.

   Ну что ж, по крайней мере, вот уже сегодня дражайший братец должен прибыть полуденным рейсом в Тонгву, некоторое время Централ точно будет стоять на ушах, ну а потом уж они налюбуются на объект своих сплетен и, даст небо, успокоятся.

   С такими раздраженными мыслями Теодато собирался на железнодорожный вокзал: любезного гостя надо было встретить.

   На Анвине вот уже не первое тысячелетие производились автомобили: бездушные машины с железными внутренностями, однако использовались они лишь в крайних случаях, и на широких улицах Централа редко можно было встретить хоть один, поскольку аристократы издревле предпочитали лошадей. Теодато было наплевать на то, что у машины внутри бесчувственный двигатель, собранный из металла: зато машина перемещалась во много раз быстрее лошади. Только приходилось все-таки седлать игреневого жеребца, да к тому же, эта скотина обладала чертовски скверным характером и вот теперь опять едва не оттяпала хозяину палец; по привычке выругавшись себе под нос, он все-таки вскочил в седло.

   Прибыв на вокзал раньше почти на полчаса, Теодато принялся бесцельно бродить по перрону и продолжал ругаться про себя. По правде говоря, он не имел никакого представления даже о том, как выглядит его двоюродный брат: за всю его жизнь, понятное дело, его родители вообще никогда не упоминали ни о нем, ни о его семье, только как-то однажды сухо сообщили, что "дядя Рикардо смертельно оскорбил папу".

   Лишь бы этот Моро не оказался сентиментальным нытиком, не полез к нему с родственными объятиями, -- сердито размышлял Теодато, и в таких размышлениях он провел все эти полчаса, когда наконец не объявили о прибытии поезда из Вакии; тяжко вздохнув, Теодато извлек из портфеля заготовленную табличку и встал с нею возле входа в здание вокзала. Вид у него, должно быть, был довольно унылый.

   На перроне кишели люди; прибывших встречали, раздавались крики, смех, слезы, постепенно толпа рассасывалась, приехавшие и встречавшие один за другим проходили мимо Теодато, а братца все не было. Он уж успел озадачиться и подумать: никак перепутал время или день? Или напутал сам Моро? Или он вовсе раздумал приезжать?..

   Так Теодато начал оглядываться, размышляя, что же ему делать, и не обратил внимания на угрюмого человека, шедшего в потоке пассажиров, так что даже вздрогнул и вытянулся по струнке, когда незнакомый бас прервал его мысли:

   -- Значит, ты и есть Теодато Дандоло.

   Обернувшись, Теодато хлопнул глазами и в некоторой растерянности ответил, еще не соображая, что видит:

   -- Да, это я. А ты Виченте.

   -- Верно, -- сказал тот. Теодато наконец рассмотрел его и едва не присвистнул.

   Человек, стоявший перед ним, был высок, черноволос, и лицо у него было словно вытесано из камня: с жестким подбородком, слегка запавшими щеками. Холодные глаза смотрели на него в упор.

   "Да, -- немного озадаченно подумал про себя Теодато, -- сентиментальностью тут и не пахнет".

9,84 пк

   В рамках классической геометрии никогда не рассматривалось время как таковое; классическая физика же рассматривала время как отдельную субстанцию и помещала эту субстанцию вне своей компетенции. В те далекие дни время было сугубо философским понятием, однако издавна люди задумывались о нем и мечтали о путешествиях в прошлое или будущее. Наука продолжала развиваться, ее аппарат рос, наконец несколько ученых, прославив этим свои имена навечно, разработали совершенно новую теорию, которая ныне известна как теория относительности.

   Теория относительности рассматривает время в своих рамках; именно ее создатель впервые ввел термин "время-пространство" и предложил уравнения, описывающие его. В дальнейшем теория развивалась, и в общепринятой современной модели время является еще одной осью координат. Время относительно и неравномерно. Человеческое сознание прочно связано с временем. Каждый материальный предмет в нашем бытии обязан обладать шириной, высотой, длиной и продолжительностью существования.