Потом уж он справился с собой, и то не сразу, сначала боялся и пошевелиться, наконец привлек ее к себе, отчего они окончательно потеряли равновесие и шлепнулись в траву.

   ***

   В северном полушарии окончательно вступила в свои права осень. Яблони в саду усадьбы Морвейнов закутались в золото, потом в багрянец, потом начали терять свои роскошные наряды; все чаще по ночам шли дожди, и небо оставалось серым в течение целого дня.

   И тем не менее это были безумно яркие дни для Леарзы; весь мир пел, танцевал и с радостью принимал его, бывшего чужака, в свое лоно. Во снах ему виделись лишь облака и яблоки. Он шел по улицам кеттерлианских городов, улыбаясь во весь рот, и люди улыбались ему в ответ. Пару ночей подряд он устраивал просто фантастические фейерверки в саду Морвейнов, а бывшая лаборатория отца Бела и Волтайр понемногу превратилась в пиротехническую; приехавший навестить руосца Корвин обнаружил, что тот сидит в своей лаборатории, обложившись разнообразными пробирками, колбами и слитками металлов, и копается в планшете, где у него было великое множество найденных в сети учебников.

   -- На Руосе я чувствовал себя так, будто выпил всю воду на свете, -- возбужденно рассказывал он Волтайр, размахивая руками, -- будто все знания моих предков были уже у меня в голове, и мне оставалось только идти вперед и открывать новое! И тут вдруг я обнаружил, что мне еще столько всего нужно узнать и выучить, на три человеческих жизни хватит, и надо все это быстренько освоить, чтобы снова оказаться на грани неизведанного!

   Волтайр улыбалась ему в ответ и время от времени принималась расчесывать его лохматые волосы, отросшие почти до плеча.

   Леарза не замечал, что Бел Морвейн становится все мрачнее и мрачнее.

   У Морвейна были свои заботы; он постоянно пропадал в ксенологическом, а то навещал профессора Квинна и о чем-то подолгу разговаривал с ним. Он принес домой малопонятные разведческие инструменты, -- на это Леарза тут же обратил внимание и заинтересовался.

   -- А что это за штука? -- спросил любопытный руосец, когда Белу пришлось показать ему все приборы и по очереди про каждый объяснять, что он делает.

   Бел взял в руки небольшую коробочку, похожую на коммуникатор. Внимательные серые глаза Леарзы с любопытством следили за его движениями.

   -- Это счетчик, -- угрюмо пояснил Морвейн. -- После экспериментов на Ятинге, Венкатеше и Руосе мы установили, что энцефалограмма человека с высоким уровнем психического развития сильно отличается от обычной. Более того, в предметах, с которыми взаимодействовал... по-вашему, Одаренный, часто остается статическое электричество. Это все, как понимаешь, ненадежные способы определения, но таким образом Каин в свое время установил, что Острон обладает зачатками Дара.

   -- И эта штука?.. -- с пониманием произнес Леарза. -- А ты можешь... меня проверить?

   -- Почему бы нет, -- согласился Бел. -- Так, на Руосе нам приходилось идти на разного рода хитрости, потому что такой штуковиной перед носом у руосца не помашешь, не вызвав закономерных вопросов. Но ты -- другое дело... подойди.

   Леарза послушно сделал шаг вперед и уставился прямо в холодные глаза Морвейна. Тот отвел взгляд и принялся копаться в своем счетчике.

   -- Я буду тебя спрашивать, а ты отвечай сразу, не думая, -- предложил Морвейн. -- Как звали твоего деда?

   -- Михнаф, -- послушно ответил Леарза.

   -- Какое самое высокое здание в Ритире?

   -- Медицинский корпус.

   -- Где сейчас Каин?

   -- На Анвине.

   -- Какая завтра будет погода?

   -- Холодная.

   -- Когда состоится следующий концерт у Сета?

   -- Через два месяца.

   Бел кивнул головой, потом отложил счетчик.

   -- Ну? -- с нетерпением спросил китаб.

   -- Сам же знаешь ответ.

   -- Я не Одаренный, -- рассмеялся Леарза, заглянул в экран счетчика, но тот уже выключился. -- Ну и к лучшему. Не хотелось бы сойти с ума!

   Морвейн пожал плечами.

   В тот вечер он был мрачнее обычного и ушел к себе; Волтайр и Леарза не возражали, они вдвоем сидели на кухне и смотрели фильм. Поначалу Леарза никак не мог успокоиться и все вертелся на стуле, отпускал комментарии, заставляя Волтайр смеяться, потом потихоньку придвинулся к ней вплотную, положил голову ей на плечо.

   Бел Морвейн в то время валялся в своей постели и смотрел в темнеющий потолок.

   "Дар не откроется ему, сказал дед, -- подумал разведчик. -- Небеса заберут его... я думал:

небеса заберут

-- означает смерть".

7,13 пк

   Холодная бесснежная зима одолевала кварталы бездушных, но в Централе были слишком мощные системы отопления; и любой бездушный скорее погиб бы сам, замерзнув насмерть, чем позволил аристократу страдать от отсутствия тепла.

   Это было так же естественно, как то, что день сменяется ночью.

   Тонгва располагалась в глубине континента, в самом сердце огромной степи, серые просторы которой лишь разрезала полноводная река Атойятль. Древесину здесь испокон веков можно было достать лишь с трудом, и оттого даже уютный Централ был целиком выстроен из камня. Это, впрочем, не делало его менее красивым. Высокие арочные окна блестели на солнце всеми цветами радуги, демонстрируя прохожим чудесные витражи, а улицы были ровными, с замысловатым узором мостовой, и тут и там были маленькие скверики, в которых трудолюбивые бездушные насадили привезенные издалека растения.

   Может быть, на Анвине были места и получше, -- на побережье или в густых лесах севера, и были города, окруженные пышными садами, но Наследнику никогда и в голову не приходило мыслей о том, чтобы перенести столицу из Тонгвы. Тонгва была символом, который должен был напоминать всем остальным о том, какова история их народа. В эту степь когда-то давно удалился великий Арлен, чтобы провести остаток своей жизни в отшельничестве и подвергнуть себя суровым испытаниям ради постижения Истины. Рано или поздно клан его потомков окончательно перебрался на берега Тонгвы, где было так трудно выживать, и какое-то время они жили здесь в нечеловеческих условиях, в глинобитных хижинах, плохо одетые и в жару, и в мороз, -- и то, и другое в степи было почти непереносимым, -- и питались тем, что могли найти, не поднимали руки на живых существ даже при угрозе голодной смерти, а их женщины даровали жизнь своим детям прямо на земле, не получая никакой помощи.

   Многие умерли.

   В центре города до сих пор было огромное пустое место: погост былых времен. Этому погосту была не одна тысяча лет, и всем, что напоминало о том, что здесь захоронено бесчисленное количество людей, был небольшой каменный постамент, на котором были высечены имена Наследников тогдашнего времени.

   Дворец нынешнего Наследника открывал врата на главную площадь Централа, посреди которой бил фонтан, но часть его окон выходила на погост, и Наследник не раз стоял на террасе верхнего этажа, и в зной, и в стужу, и задумчиво смотрел на пустырь.

   Они были самыми смелыми и взяли на себя всю ответственность. Те, кто оказался трусливее и не решился бросить всю свою жизнь на острие клинка, терпеть страшную нужду, голод и холод, оставались в поселениях на севере, а их потомки стали отличаться от степных жителей все сильнее и сильнее. Наконец они добровольно взяли себе звание бездушных и окончательно сгубили себя; аристократы с благодарностью приняли их жертву.

   Наследник понимал, что без бездушных выжить было бы совсем не так просто. Впрочем, и одни лишь бездушные не справились бы; только в симбиозе они могли существовать, как корабль без искажателей и навигаторов не в состоянии лететь сквозь черную бездну космоса, так и искажатели с навигаторами без металлического остова не сдвинутся с места.

   Он опасался, что в последнее время об этом стали забывать.

   Аристократы давно оставили свой аскетический образ жизни, променяли глинобитные хижины на каменные хорошо обогреваемые дворцы, а люди из бездушных прислуживали им.