С тех пор прошли десятки лет, оба они изменились, но по-прежнему находились в немножко диковинном симбиозе. Каин был твердо уверен, что, случись с ним что-то, Таггарт выручит его: с годами талантливый кибернетик еще обрел то, что только и может дать человеку время: опыт. С другой стороны, если Таггарт впадал в пьяное бешенство, Каин всегда был готов остановить его и уберечь от неприятностей.
Сегодня, впрочем, Таггарт был трезв, как стеклышко, и оттого его лицо превратилось в лед, будто посмертная маска, не искажаемая никакими эмоциями. Темные красивые глаза смотрели на экран. В преддверии нового задания кибернетик всегда был таков, и теперь вон, даже побрился, хотя обычно щеголял трехдневной щетиной, грозившей обратиться в бороду.
Они оба понимали, что скоро кратковременный отдых на родине закончится. Правда, нисколько не расстраивались по этому поводу: слишком давно ни у того, ни у другого не было ничего, что держало бы их на Кэрнане, потому что разведчики обычно не обзаводятся собственными семьями, а их родные давно превратились в незнакомцев.
-- Уже добрых два часа, -- пробормотал Таггарт, не сводя взгляда с экрана. -- Не засекли ли их?
-- Судя по отчетам Касвелина, планету окружает плотный радиационный пояс. Наверняка помехи, -- невозмутимым тоном отозвался Каин.
-- И тут радиация, -- заметил кибернетик. -- Все-таки излучение играет заметную роль в генезисе их способностей.
-- Кажется, кто-то из профессоров даже писал диссертацию на эту тему.
Они помолчали. Экран с новостями обновился, и на стену резко высыпали двухмерные снимки планеты с разных ракурсов: видимо, капитан Касвелин, чей звездолет первым наткнулся на нее, прислал очередной отчет.
-- Синенькая, -- прокомментировал Каин. И действительно, планета была густого синего цвета, перемежающегося белым: очевидно, облака. Снимки принялись сменяться, планета становилась все ближе, наконец, очевидно, отправленный на разведку зонд опустился за облака и сделал финальный, самый важный снимок.
На этой картинке был настоящий человеческий город, пусть с высоты птичьего полета; кто-то из молодых разведчиков, новичков, ни разу не бывавших на серьезном задании, удивленно ахнул. Таггарт и Каин продолжали смотреть с таким видом, будто им показали фотографию их собственного разведческого корпуса, хотя на самом деле внимание обоих было приковано к снимку.
Город был явно велик и разделен на зоны: крупный холм весь оказался усеян красными крышами домов, и на его вершине, кажется, были наиболее богатые, чем ниже -- тем беднее и меньше становились домишки, и наконец на самой окраине, у обрыва, за которым начиналась глубокая пропасть, высились трубы самых настоящих заводов, какими их на Кэрнане еще в школе показывали детишкам на уроках истории.
-- Техники они, похоже, не слишком чураются, -- сообщил Каин.
-- Примитивной -- наверняка, -- согласился Таггарт. -- Мне сдается, это промышленный район города, на окраине, у самого каньона.
-- Голову даю на отсечение, вон та махина -- сталелитейный завод.
Картинки убрались так же внезапно, как и появились; в следующее мгновение на экране появилось изображение самого капитана Касвелина.
Дэвин Касвелин был из тех ветеранов, что прошли Ятинг, Венкатеш и Руос и остались в живых. Оба, и Таггарт, и Каин, хорошо знали его; огромный, как буйвол, с вечно суровым лицом, он на всех смотрел свысока в силу своего немаленького роста, и казалось, что, если захочет, он может в любую секунду прихлопнуть тебя, как букашку. Менее всего этого человека можно было бы признать за ученого, с этой его бычьей внешностью, близко посаженными глазами, но на самом деле Касвелин был в высшей степени интеллигентен и образован, о чем прекрасно знали его коллеги.
Говорил он мягким баритоном и складывал свою речь уверенней какого-нибудь институтского профессора языкознания.
-- Мы поймали радиосигналы, -- доложил капитан Касвелин. -- Они ведутся на всех частотах и бесконечно повторяются. Сообщение составлено на нескольких языках, включая искусственные, мы раскодировали все. В сообщении говорится, что жители планеты
Анвин
, -- так они, очевидно, называют ее, -- желают выйти на связь с инопланетным разумом, поскольку уверены, что рано или поздно мы объявимся в их системе.
Таггарт присвистнул. Новички-разведчики негромко взволнованно переговаривались; Каин состроил малопонятную физиономию и обернулся, чтобы взглянуть на противоположную стену.
Лекс думал. Лексу обычно не требовалось слишком много времени для того, чтобы принять очередное решение; но на этот раз, видимо, вопрос был чересчур серьезным.
-- Оставаться наблюдателями, скорее всего, будет сложновато, -- хмыкнул Каин, улегшись на спинку дивана грудью и выжидая. -- Эти перцы наверняка будут искать малейшие намеки на "инопланетный разум". Ха-ха, здорово они нас окрестили.
-- И в чем-то справедливо, -- заметил Таггарт. -- Слишком много времени разделило нас, и теперь наше мировоззрение в корне отличается от их, мало того -- даже строение мозга.
-- Это мы еще наверняка не установили.
-- Готов поспорить на литр коньяка, Каин. Та консервная банка, которую мы видели возле Руоса, не способна перемещаться в пространстве иначе как с помощью какой-то их особой способности. Можешь спросить мнение любого инженера, тебе всякий, разбирающийся в двигателях, подтвердит.
-- Все-таки подождем... о.
Услышав восклицание Каина, и Таггарт обернулся к табло с указаниями Лекса.
"Начать исследование", -- сообщил Лекс.
3,13 пк
Это были два ни с чем не сравнимых дня в новой жизни Леарзы, но им суждено было закончиться; надо сказать, большую часть времени Леарза проводил с Волтайр, которая мило улыбалась ему, задавала вопросы о Руосе и до потешного медленно старалась говорить, тогда как Белу постоянно кто-то звонил, и он подолгу сердито разговаривал, закрывшись у себя в комнате. В то утро, когда Морвейн должен был отвезти Леарзу обратно к профессору Квинну, выражение лица у разведчика было хмурое.
-- Что-то случилось? -- поинтересовался Леарза. Глаза его между тем смотрели на крыльцо поместья, где стояла Волтайр в легком светлом платье и беззаботно махала им рукой. Бел сестры будто и не замечал вовсе, молча курил свою электронную сигарету, пока аэро поднимался в воздух.
-- Ничего особенного, -- буркнул он. -- Просто Лекс принял важное решение.
-- Лекс?..
-- Профессор еще не объяснял тебе этого? Ну вот и спросишь его, когда прибудем.
Леарза немного надулся.
Впрочем, надо признать, профессор Квинн действительно имел опыт в объяснениях такого рода. Позже тем днем Леарза привычно собрался к нему в кабинет, чтобы в очередной раз потренироваться языку Кеттерле (впрочем, этим он вполне успешно занимался в усадьбе Морвейнов все прошедшие дни) и заодно расспросить профессора о вещах, которые его стали интересовать.
Настроение у молодого китаба было на удивление мирное, даже почти что веселое; он шел по знакомым уже коридорам научно-исследовательского института, насвистывая что-то себе под нос, и раздумывал, а не позвонить ли Каину, не напомнить ли здоровяку-андроиду о том, что тот обещал ему показать какую-то там пустыню (на самом деле Леарзе было совершенно все равно, куда ехать и что смотреть -- лишь бы не сидеть на одном месте). Он по-залихватски проехался по перилам движущейся лестницы, -- это было непросто, поскольку перила двигались вместе с ней, -- едва удержался, чтоб не упасть в самом конце, пришлось глупо проскакать сколько-то, ловя равновесие. Наконец Леарза достиг двери в кабинет профессора: он уже знал, что дверь реагирует на движение и тепло, и с идиотским видом хлопнул в ладоши, и дверь действительно распахнулась перед ним.
Потом Леарза смутился и даже растерялся, потому что профессор был не один, он сидел на низенькой кушетке, стоявшей под страшной картиной, а сбоку к нему прижималась тоненькая девушка, совсем почти девочка на вид. При звуке раскрывшейся двери девушка резко отодвинулась от него; ее щеки заалели немного, а профессор Квинн поднялся на ноги, будто так и надо было, и спокойно обратился к Леарзе на своем родном языке:
